Одобрительно поглядывая в направлении кухни, Торстерн заметил:

— Какое удовольствие видеть здравомыслящего человека!

— Для каждого существуют свои собственные эталоны здравомыслия. Каждый — сам себе оракул, — ответил Рейвен, подвигая кресло поближе к Торстерну. — Садитесь. Нет нужды стоять только потому, что вы находитесь в такой плохой компании.

Торстерн сел, пытаясь не думать о некоторых вещах, настойчиво лезших ему в голову, чтобы эти двое не прочли эти мысли.

У него не было полной уверенности в том, что эти двое не исследовали его внутренний мир. Телепат может почувствовать и обнаружить все в другом мозгу. Простому смертному это не дано. Поэтому-то Торстерн так сильно переживал этот свой «гандикап» и всеми силами пытался отогнать от себя мысли, словно тучу мошкары.

«Эта парочка супермутантов способна защитить свои мозги. Женщина, наверное, также. Но я не могу этого сделать и сомневаюсь, что они способны экранировать свой мозг от других телепатов. Полицейские патрули уже должны прочесывать улицы, а некоторые из них, наверное, находятся в этом районе. Все телепаты, которых удастся найти в этих местах, будут включены в их состав. Поэтому, если только эта комната не имеет системы защиты, есть маленькая надежда, что кто-нибудь из них пройдет рядом, прочтет мои мысли и установит, кому они принадлежат. После этого он вызовет войска и…»

На какое-то мгновение ему удалось отогнать эти мысли, но затем они вновь против воли полезли в голову.

«Хотел бы я знать, являются ли мысли такой же индивидуальной характеристикой, как голос. Наверное, все они одинаковы. Если это так, то у меня мало шансов выбраться отсюда. Разве что подвернется счастливый случай послать сигнал, который трудно спутать. Но если они перехватят сигнал, могут принять суровые меры. Я должен рискнуть».

Посмотрев раздраженно на Рейвена, он сказал:

— Я выпрыгнул из вертолета, как вы приказали. Сел в кресло, как вы сказали. Подчинился всем вашим приказам. Что дальше?

— Беседа.

— Сейчас три часа утра. Может быть, завтра мы найдем более подходящее для беседы время? Нужно ли продолжать дальше эти мелодраматические прелюдии?

— К сожалению! Вы нам очень затруднили контакт. Более того, вы преследовали меня, словно бродячего пса.

— Я? — Торстерн в удивлении поднял брови.

— Вы и организация, которую вы возглавляете.

— Вы имеете в виду мою разветвленную торговую фирму? Это какая-то чушь! Как будто нам больше делать нечего, как преследовать людей. Похоже, вас мучает мания преследования.

— Послушайте! Мы все это уже слышали. Все, сказанное второй раз, теряет новизну. Ваш двойник не представил вам отчет о нашей беседе?

Как ни хотелось Торстерну отрицать существование двойников, он был достаточно хитер, чтобы не говорить что-либо, противоречащее мыслям. У него не было ни малейшего шанса их обмануть. Но он мог быть уклончивым, выигрывая время и оттягивая развязку. Поэтому он откровенно сказал:

— Понятия не имею, что вы там сказали Гриториксу. Я знаю только, что он убит и вы тому виной. Мне это совсем не нравится, — его голос стал суровым и угрожающим. — И наступит время, когда вам тоже кое-что не понравится!

Чарлз хохотнул и изрек:

— То, что я сейчас вижу, — это четкая, живая картина двух повешенных типов. У вас многоцветное воображение. Мне нравится, как вы нас вообразили с черными воспаленными, высунутыми наружу языками. Но некоторые детали ошибочны. Узлы находятся не там, где нужно… а у меня две левые ноги.

— Мало того, что у меня постоянно читают мысли, так я еще должен терпеть критику! — раздраженно сказал Торстерн, обращаясь к Рейвену.

— Он не смог удержаться. Садистские мысли вызывают соответствующую реакцию. — Рейвен начал ходить взад-вперед по комнате, провожаемый взглядом пленника. — Думая, что Гриторикс — это вы, мы попросили его прекратить воевать с Землей. Он, как и вы недавно, стал уклончиво разглагольствовать бог знает о чем. Мы предупредили его, что любая атака влечет за собой самые неприятные последствия для жертвы. А он продолжал ходить вокруг да около. Каким бы высокомерным он ни казался, все же не мог прыгнуть выше своей головы.

— Почему? — спросил Торстерн, внимательно за ним наблюдая.

— Потому что, не будучи настоящим Торстерном, он не мог принять самостоятельное решение такой важности. Кроме того, зная вас как себя, он не осмелился сделать это. Ему ничего не оставалось, как сыграть наилучшим образом роль, которую он так хорошо выучил. Вследствие этого он был лишен инициативы, которая могла его спасти. — Обреченно взмахнув рукой, он добавил: — Поэтому он умер…

— И из-за этого вы чувствуете раскаяние?

— Раскаяние? — В зрачках Рейвена появился холодный металлический блеск. — Разумеется, нет! Мы не можем себе позволить роскошь придавать этому большое значение!

Такой ответ вызвал крайне неприятное ощущение у Торстерна. Холодок пробежал по его спине. Никогда еще он не был так близок к смерти. Если уж Гриторикса, у которого грехов куда меньше, чем у него, смахнули как кучку пепла…

— Я вижу, что здесь, кроме меня, есть любители садистских удовольствий, — ответил Торстерн.

— Вы плохо меня поняли. Мы не испытываем ни удовольствия, ни сожаления. Можете назвать это равнодушием.

— Что, по сути дела, одно и то же.

Это был удобный момент для того, чтобы послать телепатический сигнал патрулю, который мог оказаться поблизости.

— Я не знаю, почему вы так поступили, но я называю это убийством!

В этот момент вошла Мэвис и внесла дистиллятор с несколькими чашками. Налила жидкость, поставила блюдо с булочками и вышла, не проронив ни слова.

— Мне показалось, что вы заговорили об убийствах? — заметил Рейвен. — Несомненно, именно это вы и хотите обсудить.

Торстерн подумал, что это был идиотский выпад против него. Кроме того, это было несправедливо. Сколько бы грехов на нем ни было, но он не был монстром, страстно желающим крови. В действительности же он руководил тем, что земляне любили называть необъявленной войной, а по сути было освободительным движением. Правда, необходимо было признать, что, несмотря на его инструкции, жертвы были.

Некоторых из них избежать было невозможно. Он давал свое согласие лишь на те жертвы, которые были абсолютно необходимы для достижения цели. И не больше. Но даже эти вызывали у него глубокое сожаление. По сути дела, он был самым гуманным из завоевателей в истории, добиваясь впечатляющих результатов малой кровью.

— Будьте так добры, объясните это свое замечание! Раз вы обвиняете меня в массовых убийствах, я бы хотел услышать хоть один-единственный пример, подтверждающий это обвинение!

— В прошлом были только отдельные случаи. Но если вы продолжите осуществление своих планов, то в будущем нас ожидают массовые зверства… Впрочем, если вы доживете до этого будущего.

— О господи! Еще один прорицатель! — прокомментировал Чарлз, на этот раз совершенно серьезно. Более того, в его тоне чувствовалось раздражение.

А Рейвен продолжал, обращаясь к Торстерну:

— Только вы и знаете, до какой степени справедливо это утверждение, какие акции сейчас готовятся, какую цену вы готовы заплатить, чтобы стать властелином собственного мирка. Но мне это не нужно говорить. В тайных уголках вашей памяти все это написано. А огненными буквами горит главный лозунг: «Никакая цена не является слишком высокой!»

Торстерн не нашел что ответить. Подходящего ответа просто не было. Он знал, чего хотел. Он хотел победить с минимальными затратами и без шума.

В данный момент, находясь в руках этой опасной парочки, он ничего не мог сделать. Если бы они захотели покончить с его амбициозными планами, его непременно ожидал бы тот же финал, что и Гриторикса. Торстерн не сомневался, что они способны на это. Но что именно они замыслили, это еще предстояло выяснить. По крайней мере, он не должен упускать свой шанс.

Надеясь, что никто не заметит, он все свое внимание сосредоточил на двери. Но сколько он ни пытался, ему не удалось подавить связанные с этим мысли. Даже если бы какой-нибудь патруль услышал эту беседу о преступлении, вовсе не обязательно, что он сразу же вошел бы в дом. Прежде всего они попытались бы вызвать подкрепление. Поэтому существовала надежда, что в любой момент в дом могла ворваться хорошо вооруженная группа и освободить его.