Один из самых важных маршрутов, проходивших по территории оккупированной Франции, обслуживался монастырями римских католиков, которые охотно укрывали у себя беженцев и даже облачали их в монашеские одеяния. Как настоящие монахи, беженцы шли по французской земле от монастыря к монастырю на юг. Если когда-нибудь будет написана история европейского подполья времен второй мировой войны — это безусловно будет большая, увлекательная книга, все поймут, какую колоссальную помощь оказали беженцам монастыри римских католиков.

Однако вернемся к Тер Хиту. Он подробно рассказал мне, как помогал голландским беженцам: добравшись до Парижа, они звонили ему на службу и, пользуясь невинно звучащим кодом, который постоянно менялся, извещали его о своем прибытии. С его помощью они несколько дней прятались в Париже, а когда путь освобождался, он лично вел всю группу, обычно состоявшую из нескольких человек, к Лионскому вокзалу, где передавал ее следующему проводнику, у которого уже были билеты до Дижона.

— Несколько месяцев все шло гладко, — продолжал Тер Хит своим монотонным голосом. Его манера говорить и запас слов еще больше изобличали в нем типичного среднего человека. Его никак нельзя было назвать необразованным, но и высокообразованным он не был, а судя по бесцветным незамысловатым фразам, из которых состояла его речь, он едва ли обладал живым воображением. Но постепенно им начало овладевать беспокойство. Гестаповцы арестовали одного за другим двух его сообщников, работавших на маршруте. Однажды, отправив очередную группу, Тер Хит с волнением ждал условного сигнала, означающего, что люди благополучно прибыли в назначенное место южнее Дижона, но напрасно. Он и раньше не отличался особой храбростью, а сейчас нервы его были напряжены до предела: каждый телефонный звонок в конторе, шаги прохожего у него за спиной на улице, наконец, просто стук в дверь заставляли его вздрагивать. «Гестапо, — сразу же мелькала мысль, — страшное, ненавистное гестапо. Меня арестуют и будут пытать!» К тому же, наивно добавил он, ему не хотелось, чтобы пострадала голландская торговая фирма, в которой он служил. Ее наверняка закрыли бы, если бы выяснилось, что один из служащих — участник Движения сопротивления. Кроме всего прочего, он женат, и ему приходится заботиться о жене и детях. А если его арестовали бы, как бы они жили в чужой стране? Ведь их могли арестовать как заложников и, несмотря на полную невиновность, наказать за соучастие в его преступлении!

Я сочувственно кивнул. Конечно, легко сидеть в уютном кабинете и судить о человеке, нервы которого не выдержали. Но далеко не легко тому, кто, обремененный семьей, живет в незнакомом городе среди чужих людей и занимается опасным делом, зная, что малейшая ошибка или предательство сообщника грозят смертью и тебе и твоей семье! Тер Хита никто не принуждал участвовать в Движении сопротивления. Он сам решил сделать для Голландии все, что было в его силах, но весь его небольшой запас мужества иссяк.

Он решил бросить работу на своем участке маршрута и уведомил об этом человека, у которого принимал беженцев. Шли недели. Никаких признаков того, что гестапо интересуется им, не было, и он стал понемногу успокаиваться, лучше спать. Но тут-то и нагрянула беда.

Однажды утром к Тер Хиту в контору зашел голландец, назвавшийся Питерсом. Он сказал, что несколько видных подпольщиков, у которых важные секретные документы, должны срочно попасть в Лондон — от этого зависит ход войны. Заявив, что помочь этим людям может только Тер Хит, Питерс спросил, не согласится ли он в последний раз провести их через свой участок. Тер Хит отрицательно покачал головой: слишком велика опасность. Гестаповцы напали на его след и уже арестовали его сообщника в Дижоне. По всей вероятности, этих подпольщиков арестуют сразу же, как только они окажутся в Дижоне, а может быть, еще до отъезда из Парижа. На такой риск идти нельзя.

Питерс грозил, уговаривал, просил. Это не отнимет много времени, да и какие есть основания считать, что гестапо заинтересовалось именно Тер Хитом? Один только раз, последний раз, и Тер Хат может идти с миром, зная, что он как истинный голландский патриот исполнил свой гражданский долг. Просьба небольшая, но очень многое зависит от того, согласится он или нет! И так далее… Питерс расхаживал по комнате, отметая все доводы и отговорки Тер Хита. Тер Хит никогда не обладал твердым характером и под натиском настойчивых уговоров Питерса стал сдаваться, сказав, что подумает. Питерс не замедлил воспользоваться этим и потребовал немедленного ответа. Время не терпит, заявил он. И чем быстрее Тер Хит решится выполнить это последнее задание, тем быстрее он сможет исчезнуть и заняться своим делом.

С большой неохотой Тер Хит согласился последний раз провести группу через свой участок. По двое, по трое беженцы стали собираться у него в конторе. Тер Хит с ужасом увидел, что с Питерсом их было шестнадцать! Он рассчитывал, что в худшем случае их наберется пять — шесть. Ведь чем многочисленнее группа, тем больше риск привлечь внимание гестапо. Но идти на попятную было поздно, и он назначил им место сбора — в одном кафе на следующий день за час до отхода поезда. Тер Хит предупредил беженцев, чтобы они приходили в кафе поодиночке, а собравшись, не разговаривали друг с другом и вели себя, как незнакомые люди. Сам он придет в кафе немного раньше и, когда все соберутся, расплатится и выйдет на улицу. Все должны незаметно проделать то же самое и следовать за ним к Лионскому вокзалу, где их будет ждать очередной проводник с билетами. Тер Хит подойдет к проводнику и заговорит, с ним, чтобы все его знали. Потом они получат билеты и сядут вместе с проводником в поезд.

Все члены группы поняли этот нехитрый план, и Тер Хит отпустил их, еще раз предупредив, чтобы утром все были в назначенном месте точно в срок. Дома он провел бессонную ночь. А вдруг что-нибудь случится? Эта мысль не давала ему покоя, и он проклинал себя за то, что поддался уговорам и согласился снова рисковать собственной головой. На следующее утро он пришел в кафе, заказал кофе и стал ждать, чувствуя, что вот-вот нервы не выдержат. Члены группы один за другим появлялись в кафе и непринужденно усаживались за столики. Все они были опытными подпольщиками и мастерски владели искусством не привлекать к себе внимания. Собралось семь человек, затем девять, десять, двенадцать. Через несколько минут появился тринадцатый и спокойно прошел к одному из столиков. Немного дольше пришлось ждать четырнадцатого. Но вот пришел и он, и сразу же за ним появился пятнадцатый. Минута шла за минутой. Стрелка на часах Тер Хита безжалостно ползла по циферблату, а последний, шестнадцатый член группы все не появлялся. Прошло еще пять минут, десять, наконец четверть часа, но его все не было. Тер Хита бросало то в жар, то в холод. Идти он не решался. А что если шестнадцатый почему-либо задержался или заблудился? Но и оставаться в кафе становилось опасным. Группа была в сборе, и с каждой минутой возрастал риск, что ее обнаружат. Помимо всего прочего, нужно было успеть на поезд, отправлявшийся в Дижон, а времени оставалось в обрез. Тер Хит продолжал сидеть и ждать, молча, уставившись в пустую чашку и барабаня пальцами по столику. Тер Хиту все время хотелось лишний раз взглянуть на дверь, и ему стоило больших сил не делать, этого. Мрачное уныние овладело им. Он прекрасное понимал, что в таком деле это дурная примета, и вряд ли все кончится благополучно. Раньше он никогда не пытался вести такую большую группу, и ни разу еще никто из беженцев не опаздывал на место сбора.

Наконец после долгого, мучительного ожидания он решил, что пора идти; в противном случае все опоздают на поезд. Тер Хит расплатился за кофе, поднялся и медленно вышел из кафе. Он все еще надеялся, что запоздавший выскочит откуда-нибудь из-за угла. Но его не было. У Лионского вокзала Тер Хит передал группу нетерпеливо поджидавшему их проводнику, объяснив, что не хватает одного человека. Затем, едва держась на ногах, терзаемый дурными предчувствиями, он отправился на службу. Остаток дня и всю ночь он не мог избавиться от охватившего его страха, который перерастал в почти физическую боль. Что могло случиться с этим человеком? Не попал ли он в лапы гестаповцев? Может быть, его уже пытают и уже добились от него полного признания?