Оставшиеся четверо боевиков стали карабкаться по камням, из которых были выложены стены дома, на второй этаж. Один за другим они достигли карниза, выступавшего на уровне второго этажа.

Ко Бинь, напрягшись всем телом, лежала рядом с ненавистным ей обнаженным мужчиной и смотрела в потолок. Хотя это противоречило всем вьетнамским традициям, она легко уговорила возбужденного и на все согласного полковника Линга широко открыть окно, сославшись на то, что может спать лишь при свежем воздухе. Мысли Линга все равно были заняты другим. Кроме того, он вот уже два года неизменно останавливался в доме Хиня, когда оказывался в центре провинции. О чем тревожиться, когда его покой охраняли правительственные войска?

Ровно в 0.55 – на руке Ко Бинь были часы со светящимся циферблатом, которые дал ей Оссидиан – она пошевелилась и, содрогаясь внутри от того, что ей приходилось делать, медленно передвинула свои гладкие стройные ноги, так что задняя часть ее бедер оказалась прижатой к промежности Линга. Именно так вьетнамские девушки предпочитали спать со своими возлюбленными, поскольку такая поза оказывала сильное чувственное воздействие на обоих партнеров. Полковник зашевелился. Зная, что она в последний раз отдается мужчине, который был виновником мучительной смерти ее отца, матери, брата и тысяч других людей, Ко Бинь мягко задвигала бедрами, массируя лоно полковника.

Линг сразу же проснулся, охваченный страстью и возбуждением. Обхватив ее жадными руками, он перевернулся, заставил ее раздвинуть бедра, и с похотью, давно уже не пробуждавшейся столь изысканными ласками, грубо овладел ею.

Тогда, как учил ее Оссидиан, уговоривший ее проделать все это с ненавистным полковником Вьетконга, она начала издавать притворные крики экстаза, которые становились все громче и громче по мере того, как обезумевший от страсти Линг терзал ее нежное тело со все возраставшей скоростью. Ее горловые стоны, имитирующие невыразимое наслаждение, столь необычные для обычно сдержанных и пассивных вьетнамских женщин из приличных семей, еще сильнее распаляли Линга, и его звериное ворчание разносилось далеко из раскрытого окна.

Четыре черные фигуры, еще шире распахнув окно, ворвались в комнату. Насладившись в течение нескольких секунд увлекательным зрелищем – привилегия, которую они, с их точки зрения, заслужили, – боевики обрушили на шею и голову Линга удары дубинок, которыми их снабдил Оссидиан.

Оссидиан прекрасно представлял себе, какую реакцию вызовет у маленьких негодяев обнаженное тело Ко Бинь, с которого они стянут оглушенного Линга. На какое-то мгновение каждый из них совершенно забыл о своем задании, вожделенно уставившись на девушку. Но они сразу же вспомнили угрозы Оссидиана. Вспомнили и о том, что в случае удачного завершения операции их ждет неделя отпуска в Сайгоне и пять тысяч пиастров каждому. Так что, когда Ко Бинь успела набросить на себя простыню и сесть в кровати, искушение уже прошло. Один из них остался, чтобы помочь Ко Бинь выбраться из дома, а трое остальных завязали вокруг пояса Линга веревку и осторожно опустили его из окна на землю.

Двое боевиков, задачей которых было обезвредить охрану, дождались, пока минутная стрелка на часах показала 1.05. Тогда каждый из них, держа за концы мягкий нейлоновый шнур, прыгнул на своего охранника и затянул шнур у того на шее, чтобы солдат не мог издать ни звука. Охранники увидели одетых в черное людей и поняли, что их ждет смерть. Трое других призраков в черном пронесли через ворота голого мужчину. Охранники не увидели знакомую санитарную машину, в которую похитители бросили свою жертву, и даже не слышали, как машина унеслась прочь.

Полузадушенные, находящиеся между жизнью и смертью, незадачливые охранники недоумевали, почему петли на их шеях не затягиваются сильнее. Они не увидели, как последний из боевиков провел, точнее, протащил через ворота полуодетую женщину и сел вместе с ней в кабину грузовика, который остановился возле ворот.

После этого удавки затянулись, и охранники умерли... на время. Когда они вернулись к жизни, вокруг никого не было, и из дома мистера Хиня не доносилось ни единого звука. Поскольку оба были целы и невредимы, никаких следов на шее ни у одного не осталось, они решили последовать примеру своих начальников и не раздражать руководство неприятными известиями. Вместо этого они с удвоенной бдительностью продолжали нести охрану парадного входа в дом мистера Хиня.

Местом встречи была выбрана квартира Ко Бинь рядом со зданием школы. Таргар втащил в комнату довольно тщедушного Линга. Голого полковника бросили на пол и направили на него свет слабой лампы. Трое похитителей смотрели на лежащего командира вьетконговцев сверху вниз. Оссидиан, Мертелл и я прибыли раньше в джипе, как только убедились, что операция прошла успешно. Чуть позже появились Свиггерт, Ко Бинь и остальные три члена спецкоманды.

Полковник Линг застонал, и Таргар кивнул трем боевикам, которые транспортировали его. Они сразу же навалились на лежащего Линга и держали его, пока Таргар вводил иглу с пентоталом в вену коммуниста.

Потом Линга положили на кушетку, и наступил момент торжества для Оссидиана. Через переводчика, которого он лично готовил в течение двух месяцев, Оссидиан в течение трех часов допрашивал лидера Вьетконга, к тому моменту до краев наполненного "сывороткой правды". Весь допрос был записан на пленку.

Тем временем Брэнди помог Ко Бинь успокоиться, беседуя с ней на французском, который был для нее практически родным языком. Он помог ей упаковать самые необходимые вещи, дал десять тысяч пиастров и предупредил, что, хотя мистер Хинь сотрудничает с Вьетконгом, местные власти ничего ему не сделают. Слишком уж много денег они от него получили.

– Поэтому, – сказал Брэнди, – вам лучше всего тихо вернуться в свою католическую школу и попросить, чтобы вас снова приняли на работу туда. У вас будет достаточно денег, чтобы спокойно и не привлекая к себе внимания прожить год-другой, а к тому времени Вьетконг откажется от попыток найти вас, если такие попытки вообще будут предприняты.

Мы с Брэнди отвезли Ко Бинь на аэродром. Было почти пять часов утра. Когда мы въезжали, охрана отсалютовала. Брэнди остановил джип, послюнявил палец, чтобы узнать направление ветра, а затем подъехал к краю взлетной полосы.

Несколько минут они с Ко Бинь побеседовали по-французски. Девушка сказала, что по-настоящему счастлива и уверена, что церковь простит ее, поскольку она помогла нам захватить лидера коммунистов.

Сверху донеслось жужжание крыльев и шум мотора, услышав которые Брэнди включил фары своего джипа. Через пять минут на полосу приземлился одномоторный вертолет Ю-10 и остановился перед машиной.

Только группа комплексных исследовании, боевое подразделение ЦРУ, пользовалась вертолетами во Вьетнаме. Брэнди проводил Ко Бинь от машины к вертолету, и пилот в гражданском помог ей забраться в кабину.

– Береги эту девушку как зеницу ока, – сказал Брэнди. – Она сделала очень много, чтобы эта война не вышла из-под контроля.

– Не беспокойтесь, капитан, – с улыбкой заверил его пилот. Убедившись, что Ко Бинь надежно пристегнута ремнями, он сел в кабину рядом с ней, включил мотор, и через несколько секунд вертолет был в воздухе.

Брэнди подождал, пока маленький летательный аппарат поднялся ярдов на пятьдесят, после чего вернулся к джипу, и мы поехали в город.

– Знаете что, – задумчиво произнес Брэнда, – а ведь это первая женщина-агент, которую мне удалось вытащить из дела живой. И именно ее мне больше всего хотелось увидеть живой.

– У нас вышел большой спор с Оссидианом из-за этой операции, – сказал он, улыбаясь. – Он считал, что девушка вполне сможет убедить Хиня в своей непричастности к случившемуся сегодня ночью и потом продолжить свою агентурную работу на нас.

Мы подъезжали к зданию школы, когда лицо Брэнди неожиданно просияло:

– Ну что ж, теперь у нас есть целый бордель и новая женщина-агент. С деньгами, которые этот бордель будет приносить нам, мы сможем пригласить на работу двух новых учителей, так что школа будет работать по-прежнему. То есть мы и дальше сможем делать то, что так нравится Оссидиану: убивать одним камнем сразу двух птиц.