— Очень жалко, Лизхен, что вы скучаете. Как-нибудь мы выберем время и... Впрочем, он такой ревнивец...

— Не понимаю, о ком вы говорите... — она жеманно повела плечами.

— О майоре.

— У нас служебные взаимоотношения, — сказала она, поджав губы.

— Ну если служебные... — начал было он, но в кабинет вошел главный инженер Петелин.

— Я могу идти? — спросила Лизхен.

— Да, пожалуйста.

Лизхен вышла из кабинета, а Петелин, посмотрев ей вслед, подмигнул Николаю:

— Переманиваете секретаря у Рябошапченко?

— Занялись стиркой чужого белья, Борис Васильевич! — не сдержался Николай и открыл технический справочник, лежащий на столе.

— Я не знал, что белье ваше! — парировал Петелин.

Николай не ответил. Словно забыв о главном инженере, он выписывал из справочника колонку цифр.

Помолчав, Петелин спросил:

— Состоится у нас с вами, Николай Артурович, откровенный разговор?

— Если вы, Борис Васильевич, способны на откровенность! — усмехнулся Николай.

— Рабочих рук не хватает. Господа заводские пролетарии работают из-под палки. Вы это отлично знаете. Зачем вам понадобилось увеличивать вдвое бригады Гнесианова? У них нет фронта работ.

— Я рекомендовал Гнесианову усилить бригады на военных судах германского флота! Они должны быть обеспечены рабочей силой в первую очередь!

— Ну, знаете!.. Вы не Гефт! Нет! Вы Гифт[17]! Настоящий Гифт!..

— Смотрите, Борис Васильевич, не отравитесь! — предупредил его Николай.

Постучав, в кабинет вошел бригадир Ляшенко, поздоровался.

— Николай Артурович, — сказал он, — на «Райнконтре» двигатели запущены. Вы хотели лично присутствовать на регулировке.

— Идите, Николай Федорович, я сейчас приду.

После того как Ляшенко вышел из кабинета, не без иронии Гефт сказал:

— Не знаю, Борис Васильевич, довольны вы нашим разговором или нет, но во всяком случае он был откровенным. Очень сожалею, но вы меня поймите, служба! — закончил он и ушел, оставив Петелина в состоянии бешенства.

В машинном отделении «Райнконтра» Гефт застал машиниста и помощника из команды буксира. Они выглядели точь-в-точь, как привередливые покупатели воскресным днем в лавке. Попросив обоих подняться на верхнюю палубу, он приступил к регулировке.

Когда они закончили регулировку дизелей и проверили вспомогательные механизмы, время близилось к одиннадцати. По существу, можно было начинать ходовые испытания.

В машинное отделение спустились майор Загнер, капитан Риш, командир «Райнконтра» Курт Цинглер — судетский немец, тучный человек с вонючей сигарой, шеф Купфер и механик Сакотта.

С видом человека, до тонкости знающего технику, Загнер повертелся возле двигателей, затем, точно фугу в оркестре, послушал работу цилиндров: закрыв глаза и приложив ладонь к уху, чем привел в восторг Тихонина, прыснувшего в кулак. Похвалив инженера Гефта, покровительственно похлопав его по плечу, Загнер закончил церемонию личного осмотра, и кортеж поднялся наверх, проследовав в довольно вместительную для буксира ходовую рубку.

Ровно в одиннадцать, с немецкой пунктуальностью, в машинное отделение поступила первая команда. У пускового маховика левого дизеля встал Гефт, у правого — Ляшенко. Казалось, перекос муфты сцепления был незначительный, но приходилось прилагать огромные усилия, чтобы выполнять команды. Николай представлял себе, что делается наверху. Вот отдали швартовы на баке — сверху поступила команда:

— Левый, малый задний!

— Есть левый, малый задний! — ответил Гефт.

Отрабатывая левым винтом назад, на малом ходу буксир отворачивает нос от пирса. Вот отданы кормовые швартовы и следует команда:

— Оба, средний вперед!

Медленно, совершая сложную эволюцию — в ковше всякой посуды что бычков в консервной банке, — буксир выходит из гавани. Двигатели работают четко. Вот они идут по чистой воде — стала сильней волна.

— Полный вперед!

— Есть полный вперед! — отвечает Гефт, с интересом наблюдая за Ляшенко — это ладно скроенный человек, лет тридцати, голубоглазый, светловолосый, с правильными чертами лица.

Николая Федоровича жизнь формовала жестоко. Родился в Одессе, восьми лет остался сиротой — родители умерли в двадцатом. Долгие годы приютского воспитания. Потом ученичество в котельном. С восемнадцати лет — слесарь, в тридцать — мастер, да еще какой! Человек с юмором, каждое слово норовит сказать остро, с подковырочкой, на типичном диалекте одесской Слободки, где он родился и вырос.

— Стоп! — следует команда.

— Есть стоп!

— Полный назад!

— Есть полный назад! — отвечает Гефт, с огромным напряжением сил вращая маховик. Он представляет себе, что будет, когда на их место заступит машинная команда буксира.

— Стоп! — снова команда сверху. — Левый средний вперед! Правый средний назад!

— Есть правый средний назад! — отвечает Ляшенко.

Совершая крутой разворот, буксир ложится на борт.

Гефт представляет себе наверху Курта Цинглера с его вонючей сигарой, как он там рассыпается мелким бесом перед майором Загнером: вот, мол, смотрите, какое у меня маневренное судно!

— Стоп! — следует команда и следом другая: — Полный вперед! Стоп! Полный назад! Стоп! Полный вперед!

Вибрируя, дрожа всем корпусом, буксир, точно сорвавшийся с привязи бык, прыгает вперед, назад, вперед! Но вот долгое время команда не поступает. Усердие Цинглера исчерпано. «Райнконтр» разворачивается и идет в ковш, а вниз спускается машинная команда буксира. Они довольны. Механик жмет руку Гефта, благодарит, прижимая ладонь к сердцу. Команда занимает вахту, а Гефт, Ляшенко и Тихонин поднимаются на верхнюю палубу.

Здесь свежий ветер несет в лицо морские брызги. Чайки с криком вьются за кормой.

Загнер встречает Гефта аплодисментами, он доволен, очень доволен.

— Завтра же «Райнконтр» возьмет на буксир две баржи и уйдет в порт назначения! — говорит он Цинглеру, зажимая нос дамским платочком (нестерпимо воняет сигара).

Близится волнолом, прикрывающий гавань. С каждой минутой нарастает тревога. Предупреждая события, Гефт, наклонившись к майору, вполголоса говорит:

— Сдал дизеля механику буксира, но душа не на месте... Очень низкая квалификация команды. Набор этого года из Судет, людишки так себе. Плавали по Дунаю на речной посуде...

«Райнконтр» огибает волнолом, лишь сбавив скорость до средней, входит в гавань...

Впереди по курсу на швартовах несколько грунтовозных шаланд и землечерпалка.

Цинглер дает команду по переговорной трубе:

— Полный назад!

Буксир продолжает катиться вперед, и борт шаланды угрожающе растет на глазах...

— Полный назад! — еще раз истерически крикнул Цинглер, но было поздно: с грохотом и скрежетом «Райнконтр» врезался в борт шаланды!..

Как-то там, внизу, все же удалось переключить с переднего на задний ход, буксир вытащил смятый форштевень, и все увидели зияющую пробоину в борту шаланды.

— Полный вперед! — крикнул Цинглер, но буксир катастрофически катился назад и врезался кормой в землечерпалку...

— Расстреляю, свиньи! Подлые свиньи!.. — закричал Загнер и выбежал из рубки на верхнюю палубу.

Команда землечерпалки сгрудилась у фальшборта, изощряясь в ругани.

— Я вас предупреждал, господин майор! Предупреждал! — едва поспевая за бауратом, твердил Гефт.

Бугристое лицо Загнера посинело от злости. Брызгая слюной, он выкрикивал ругательства на всех языках, какие только знал.

После удара кормой у буксира заклинило руль. Почему-то работал только один двигатель, судно катилось по кривой... К Загнеру подошел шеф Купфер и по-немецки сказал:

— Господин майор, пока не поздно, надо, чтобы инженер Гефт с бригадой спустился в машинное отделение. Иначе мы покалечим еще не одно судно в ковше...

— Идите, Гефт! — И уже обращаясь к Купферу: — Вот, учитесь работать у немецкого инженера! — сипло крикнул Загнер (он охрип от крика).