— И что же вы?

— Я ему ничего не ответил.

— А если нужно будет стрелять? — и, увидев на лице Ильина-Женевского замешательство, Менжинский добавил: — Я думаю, что нужды в этом не будет, но без стрельбы не победишь. Теперь положение такое: либо они нас, либо мы их. Возвращайтесь с победой.

На этом разговор окончился, и они расстались.

Назначенный II съездом Советов народным комиссаром финансов И. И. Скворцов-Степанов, член Московского военно-революционного комитета, так и не сумел приехать из Москвы в Петроград. С первого же дня революции Народный комиссариат финансов возглавил Менжинский.

Слом старого, буржуазного и утверждение нового, советского государственного аппарата проходил в ожесточенной классовой борьбе, которая принимала различные формы: от вооруженных мятежей и диверсий до саботажа и тайного вредительства. Саботаж чиновников Министерства финансов и банков начался уже 25 октября. На следующий день забастовали служащие экспедиции заготовления государственных бумаг, Главного казначейства, частных банков и сберегательных касс, а также служащие других министерств и ведомств.

Саботаж служащих был вовсе не стихийным, его организовали тот же контрреволюционный орган, который инспирировал мятеж юнкеров, — «Комитет спасения родины и революции» и присоединившийся к нему «Союз союзов» — объединение служащих государственных учреждений Петрограда. «Союз союзов» был организацией верхушки петроградского чиновничества, созданной кадетами.

Непосредственными организаторами забастовки служащих кредитно-финансовых учреждений были банкиры и правление Союза кредитно-финансовых учреждений. Забастовкой банковских служащих руководил управляющий Государственным банком И. П. Шипов, в прошлом близкий сотрудник царских министров внутренних дел Столыпина-вешателя и Штюрмера, ставленник Дурново.

Заговорщиков и саботажников активно поддерживали иностранные капиталисты, миссии и посольства в Петрограде. Еще 20 октября 1917 года в помещении американской миссии Красного Креста состоялось совещание глав американской, английской и французской военных миссий. На совещании присутствовал секретарь Керенского эсер Соскис и генерал Нейслаковский. Глава британской миссии Нокс упрекал представителей Керенского, что Временное правительство проявляет слабость и нерешительность, и предлагал «уничтожить Ленина», «стрелять в большевиков». Нокс рекомендовал организовать новую корниловщину, используя для этого Каледина или Краснова и Савинкова.

Но пока министр-председатель раскачивался, иностранным благодетелям пришлось для начала позаботиться о более срочном деле — бегстве этого самого министра-председателя 25 октября на автомобиле под американским флагом.

Суть вопроса, который обсуждали на совещании главы союзнических военных миссий, формулировалась вполне определенно: как помешать захвату власти большевиками? К какому решению они пришли, свидетельствует последовавший за совещанием запрос посла Фрэнсиса государственному секретарю США Лансингу: «Каково ваше мнение относительно того, чтобы с Россией обращаться так же, как с Китаем?»

В планы душителей революции входили не только вооруженные мятежи, но и организация саботажа всех мероприятий Советской власти, организация голода в стране. Саботаж на железных дорогах, в частности на Николаевской, соединявшей Петроград с Москвой, был организован при активном участии американского советника в Министерстве путей сообщения Стивенса, который, по собственному признанию, постарался насадить на железных дорогах побольше американских агентов.

Американский посол в Швеции Морис в те дни доносил Лансингу: «против большевиков активно действует «Комитет спасения», который получает поддержку от английского и американского посольства». Саботаж в финансово-кредитных учреждениях особенно был опасен, ибо окончательно нарушал хозяйственно-финансовую деятельность, и так уже до предела расстроенную войной и бездарным правлением Временного правительства, В связи с саботажем служащих Министерства финансов бездействовала вся сложная машина хозяйственного управления.

В обзоре деятельности Народного комиссариата финансов за первый год его существования говорится: «Работа финансового аппарата в противоположность некоторым другим органам, временная приостановка [деятельности] которых была бы почти вовсе незаметна, не может приостановиться ни на один день. Рабочие требовали уплаты заработной платы, публика требовала, особенно ввиду чрезвычайной остроты момента… свои вклады из банков и сберегательных касс, а работа финансового аппарата иногда почти замирала, некому было посылать денежные знаки, некому было распределять их по кассам и выдавать населению. Можно было опасаться ежеминутного взрыва недовольства среди малосознательных масс, не умеющих сразу понять, что удар по жизненным интересам был нанесен не новым рабочим правительством, а его заклятыми врагами, которые не брезговали никакими средствами, чтобы сорвать или скомпрометировать новую власть».

Собственно, организаторы саботажа в банках и Министерстве финансов на то и рассчитывали, что рабочие, оставшись без заработной платы, а солдаты без продовольствия, которое не на что было закупить, поднимут голодные бунты, и Советская власть не продержится даже двух-трех дней. Саботажники в этом были настолько уверены, что, уходя из министерства, из банков, оставляли в столах сахар в коробочках. В своем печатном журнале они не без пафоса писали в те дни «Керенского можно арестовать, юнкеров можно расстрелять из пушек, но самая хорошая пушка не может заменить плохой пишущей машинки и самый храбрый матрос — скромного писца из какого-нибудь департамента».

Еще 26 октября Менжинский пытался убедить служащих Госбанка приступить к работе и открыть банк.

Элегантный, предельно вежливый Менжинский ни своим внешним видом — иностранного покроя костюмом, — ни манерами почти не отличался от высших банковских чиновников.

И тем резче прорывалась их озлобленность, когда они узнавали, что этот «почти свой» и есть комиссар столь ненавистного им Советского правительства. Руководители банка, едва цедя слова, высокомерно заявили комиссару, что они не признают новой власти и станут выполнять свои обязанности лишь в том случае, если никакие комиссары не будут вмешиваться в дела банка.

На следующий день, 27 октября, председатель Военно-революционного комитета Подвойский и Менжинский отправились на заседание правления Союза служащих кредитных учреждений, чтобы разъяснить необходимость открытия банков. Правление союза, заявив, что для него авторитетны лишь указания «Комитета спасения», не допустило комиссаров на свое заседание. В субботу, 28 октября, банки открылись лишь на один час, и большинство предприятий не получило денег для выплаты заработной платы рабочим.

Вечером 29 октября Менжинскому стало известно, что в помещении Учетно-ссудного банка Персии, расположенного по соседству с Госбанком, состоялось совещание руководителей саботажа в Министерстве финансов и банках.

Обсуждался только один вопрос: как лучше организовать саботаж в Министерстве финансов, Госбанке, Главнрм казначействе и экспедиции заготовления государственных бумаг.

В тот же день Менжинский узнал, что начальник охраны Государственного банка полковник Жмакин связан с организаторами начавшегося мятежа юнкеров и готовит сдачу Госбанка мятежникам.

Учитывая создавшуюся опасность — отряд матросов, охранявший Госбанк с 25 октября, ушел под Пулково, на борьбу с казаками Краснова, — Военно-революционный комитет предписал арестовать Жмакина и препроводить в Смольный.

Чтобы сломить саботаж чиновников, овладеть положением в Министерстве финансов, взять из банков деньги на нужды революции, нужно было иметь не только твердую руку комиссара в Министерстве финансов, но и облечь его правом власти. 30 октября правительство издало декрет о назначении Менжинского временным заместителем народного комиссара по Министерству финансов. В тот же день Ленин и Менжинский подписывают «Постановление об открытии банков». В нем, в частности, говорилось: