— История от меня никуда не уйдет, — убеждал сестер Вячеслав. — Каждый образованный человек должен знать историю своей родины.

— А может, тебе заняться изучением математики? — вступала в разговор Вера. — Ты так много посвятил ей времени.

— Математика — древняя и увлекательная наука. Но наука слишком кабинетная. Она оторвет меня от народа… Я буду врачом.

Вячеслав действительно в последних классах гимназии увлекся математикой, много читал книг по естествознанию. Его подготовка была настолько солидной, что дала возможность ему впоследствии самостоятельно заниматься высшей математикой.

Однако Вячеслав Менжинский не осуществил своего намерения. Под влиянием занятий, которые он продолжал вести в гимназическом кружке, чтения новых книг он стал склоняться к общественным наукам и оставил мысль о том, чтобы стать врачом. Об этом неосуществившемся стремлении он очень сожалел и даже в последние годы жизни говорил: «Жаль, что не занялся вплотную медициной».

Чем больше задумывался Вячеслав Менжинский над вопросом, кем быть, тем сильнее овладевало им стремление изучать социально-экономические науки, посвятить свою жизнь общественно-политической деятельности. И однажды он объявил сестрам, что медицине он предпочел юридический. В августе 1893 года Вячеслав Менжинский стал студентом юридического факультета Петербургского университета.

В этом своем решении он окончательно утвердился после одной весьма знаменательной встречи, которая произошла в конце 1893 года.

Став студентом, Менжинский зачастил в публичную библиотеку. Он любил рыться в каталогах, любил тишину просторных и светлых залов с длинными и широкими столами. Любил слушать неторопливые разговоры небольших групп студентов, собиравшихся для перекура у подножия лестницы, ведущей в читальные залы. Здесь собирались и встречались не только университетские, но и технологи, путейцы. Обменивались новостями. Сетовали на университетские и институтские порядки, завязывали знакомства.

Однажды в тесной, заставленной шкафами каталога, узкой и длинной комнате буквально столкнулись два молодых человека, пытаясь достать из шкафа один и тот же ящик с каталожными карточками. Один из них — в новой синей студенческой тужурке, с шапкой пышных каштановых волос и небольшими темными усиками. Другой — с умными карими глазами с характерным прищуром, большой залысиной над великолепно вылепленным лбом, обрамленной зачесанными назад рыжеватыми волосами.

Вежливо отступив назад, молодой человек спросил:

— Что же господина студента интересует в этом ящике?

— Хочу посмотреть, есть ли в библиотеке кодекс My.

— Вы что же, юрист, из университета? С какого курса?

— Начинающий. С первого.

— И можно поинтересоваться, чем же вас привлек юридический факультет?

— Конечно, не только нормами уголовного права.

— Да вы не обижайтесь. Меня тоже когда-то брат двоюродный спрашивал, почему я выбрал юридический, а не иной факультет. Мы с вами вроде коллеги.

— Так вы тоже юрист? И окончили Петербургский университет?

— Экстерном, два года назад.

— Простите, но мне хотелось бы знать, что вы ответили на вопрос брата? — покраснев от застенчивости, спросил студент с усиками.

— Что я ответил? — с раздумьем проговорил собеседник. — Я помню, тогда говорил брату: теперь такое время, что нужно изучать науки права и политическую экономию. — А затем, немного подумав, продолжал: — Может быть, в другое время я избрал бы другие науки.

Услышав эти слова, застенчивый студент так разволновался, что выронил из рук листы бумаги, веером рассыпавшиеся по полу. Его собеседник быстро нагнулся, собрал с пола листы и протянул вконец смущенному юноше.

— Это список, список книг, которые я прочитал в публичной библиотеке, — растерянно, еще не оправившись от смущения, проговорил юноша. — Знаете, год назад мы поспорили с сестрой, кто больше книг прочтет за год, Так вот, год прошел. Сегодня я должен выложить свою стопку книг. Но домашних книг у меня будет меньше. Вот я и приготовил список того, что прочитал здесь.

— Очень интересно. Можно полюбопытствовать? Как говорят, скажи, что ты читаешь, и я скажу, кто ты.

Смущенный студент протянул список. В нем были Г. Плеханов, «К шестидесятой годовщине смерти Гегеля»; А. Герцен, «Письма об изучении природы»; И. Сеченов, «Рефлексы головного мозга»; В. В[оронцов], «Судьбы капитализма в России»; А. Е. Ефименко, «Крестьянское землевладение на Крайнем Севере»; русская и иностранная классика: Гоголь, Толстой, Чернышевский, Г. Успенский, Оноре де Бальзак; «Общественный договор» Жан-Жака Руссо. Длинный список на нескольких страницах завершался вписанными карандашом, вероятно, сегодня, названиями: Флеровский, «Положение рабочего класса в России»; Н. К. Михайловский, «К. Маркс перед судом Г. Ю. Жуковского».

— А письмо Маркса в связи с этой статьей Михайловского в редакцию «Отечественных записок» вы читали? — спросил собеседник, возвращая список. — Письмо это обратило на себя большое внимание в русских кругах.

— Вот это-то письмо, опубликованное в «Юридическом вестнике», и заставило еще раз перечитать господина Михайловского.

— Я вижу, вы достаточно подготовлены, чтобы всерьез взяться за «Капитал» Маркса, — сказал молодой человек, еще раз улыбнулся, кивнул головой на прощание и быстрой походкой ушел в читальный зал, который через три десятка лет будут называть Ленинским.

В тот же вечер, вернувшись домой, Вячеслав рядом с горкой книг Людмилы выложил стопку своих и поверх нее молча положил список. Затем позвал сестер и попросил Веру рассудить, кто же победил. После общего знакомства со списком было единодушно решено, что «победа» осталась за Вячеславом.

Он тут же рассказал сестрам о случайной встрече с одним интересным человеком.

— Разговор с ним, — закончил Вячеслав, — окончательно убедил меня в правильности выбора юридического факультета. Теперь все, конец сомнениям.

Юридический факультет по числу обучавшихся на нем студентов был крупнейшим в Петербургском университете. На 1 января 1894 года в университете числилось 2675 студентов, из них на юридическом факультете половина — 1335 человек. Подавляющее большинство студентов — вчерашние гимназисты.

На юридический шли юноши, революционно настроенные, стремившиеся изучать политэкономию и философию, шли также дети состоятельных родителей — богатых помещиков и фабрикантов, хапуг инженеров, крупных государственных чиновников. В числе всех студентов университета в 1893 году было детей дворян и чиновников — 65 процентов, купцов и промышленников — 26 процентов. Зато детей рабочих — ни одного.

И все же студенчество не было однородной массой. В среде студентов шла острая внутренняя борьба.

В личном деле студента В. Р. Менжинского сохранились прошения о записи на курсы и лекции, сведения о сдаче семестровых экзаменов по предметам. Из этих документов видно, что он с большим интересом слушал лекции по политэкономии и по истории римского права.

В первом семестре читался курс энциклопедии права. По существу, этот предмет был историей философии права. Первокурсники к нему были не подготовлены, и лекции профессора Бершадского по этому курсу посещали лишь немногие студенты, и в их числе Менжинский.

Увлекали Менжинского и лекции профессора Ф. Ф. Мартенса по международному праву. Курс его лекций давал совершенно достаточные познания по основным вопросам, и всякий, кто прослушал или прочитал курс его лекций, не мог сказать, что он не знает международного права. Читал он хотя и холодно и довольно скучно, но излагавшиеся им исторические факты были интересны и захватывали слушателей. Мартене любил на лекциях пококетничать своим положением в министерстве иностранных дел и участием в качестве арбитра в международных конфликтах. Всегда с иголочки одетый, заложив правую руку за борт сюртука, пряча улыбку в щетинистых, с проседью усах, он говорил: «В этом споре Швеции с Данией ваш покорный слуга имел честь быть приглашенным в арбитры…», или что-нибудь другое в этом роде.