И вторая цель — добиться, чтобы налагаемая Германией экономическая дань была минимальной. Одновременно с этим постараться заставить Германию торговать с Россией. Ленин, инструктируя советских дипломатов, требовал внушать немцам-купцам, «что войной с нас ничего не возьмешь, все сожжем». Если немцы-купцы поймут экономические выгоды взаимной торговли, то «ваша политика, — писал Ленин дипломатам в Берлине, — будет и дальше иметь успех». Впоследствии Ленин такую политику характеризовал предельно кратко: «Давать, чтобы получить».

Выполняя эти ленинские указания, советские дипломаты вели довольно успешные переговоры с немцами.

И вдруг…

Вечером 6 июля в кабинет Менжинского ворвался без стука до крайности возбужденный секретарь.

— Вячеслав Рудольфович! Беда! Вот, от Ленина… — и протянул Менжинскому листок бумаги. Не веря своим глазам, Менжинский прочитал только что полученную на имя Иоффе радиограмму.

«Сегодня в 2 часа дня двое неизвестных, — радировал Ленин, — пробравшись с подложным документом от Чрезвычайной комиссии в германское посольство, бросили бомбу в кабинет графа Мирбаха. Граф Мирбах, тяжело раненный, скончался. Правительство… принимает все меры к обнаружению убийц для предания их чрезвычайному Революционному трибуналу. Усилены меры для охраны немецкого посольства и германских граждан. Правительство поручает Вам немедленно посетить германского министра иностранных дел и выразить германскому правительству возмущение русского правительства этим актом…»[21]

Политические последствия убийства графа Вильгельма Мирбаха могли быть для Советской республики очень тяжелыми. Советско-германские отношения вся эта история обостряла до крайности и могла даже привести к войне с Германией, чего нельзя было допустить ни в коем случае.

Левые эсеры — а убийство графа Мирбаха было делом их рук — считали, что война с Германией — уже свершившийся факт, что немцы в ближайшем будущем оккупируют Москву, что власть с минуты на минуту перейдет в их, то есть левых эсеров, руки, что рабочие Москвы за них и что если у большевиков были Октябрьские дни, то теперь наступили их дни, июльские.

Однако убийство Мирбаха не привело к новому военному столкновению с Германией, попытка же левых эсеров поднять мятеж в Москве, арестовать делегатов V Всероссийского съезда Советов и Советское правительство закончилась крахом.

Полпред в Берлине Иоффе в те тревожные дни был болен. Он послал министру иностранных дел Германии письменное соболезнование: Советское правительство возмущено истеричной и провокационной авантюрой врагов рабоче-крестьянской России. Правительство республики надеется, что этот трагический случай не вызовет тяжких осложнений в отношениях между Германией и РСФСР.

Утром 7 июля Л. Б. Красин выехал на встречу с Густавом Штреземаном, лидером немецкой национал-либеральной партии, одним из наиболее влиятельных людей в рейхстаге. Их беседа продолжалась пять с половиной часов. Красин убеждал своего собеседника, что трагическое убийство Мирбаха не должно отразиться на дальнейших отношениях двух стран, что в интересах не только РСФСР, но и Германии торговать друг с другом, менять русское сырье на немецкие промышленные товары. Правительство Советской республики серьезно хочет деловых экономических сношений с Германией и даже готово предоставить немецким деловым людям концессии… Заводы и фабрики Петрограда испытывают острую нужду в топливе, и пусть пробным камнем станет такая сделка: Германия отправит пароходы с углем, а взамен получит медь, марганец, лен…

Встреча Красина с Штреземаном, искусные действия советских дипломатов в Берлине, а главное — твердая и последовательная политика Советского правительства дали свои плоды. Мир с Германией удалось сохранить. Переговоры по дополнительным статьям Брестского договора продолжались. Штреземан, выступая через несколько дней в рейхстаге, потребовал от правительства скорейшего восстановления товарообмена с Россией.

13 июля Менжинский телеграфировал в Москву, что переговоры о закупке угля начаты. Немцы готовы продать пока сто тысяч тонн. Первый пароход может быть направлен в ближайшее время. В обмен немцы хотят получить резину, лом черных и цветных металлов, асбест. В Москву выезжает представитель концерна «Гуго Стиннес», господин Дейбль. Он имеет полномочия и от «Рейхе виртшафтс АМТ» — имперского ведомства экономики.

Вслед за отъездом Дейбля в Москву от Менжинского в адрес Ленина, ВСНХ, Наркомата торговли и промышленности летят телеграммы:

«С Дейблем будьте осторожны, прожженный коммерсант может надуть. Для ориентировки сообщаем мировые цены на уголь…»

«Первым пароходом немцы очень прицеливаются вывезти из Петрограда, как они говорят, «свои товары», якобы закупленные еще до войны. На самом деле — попытка обойти советский декрет о монополии внешней торговли и вывезти контрабанду».

В Берлине Красин и Менжинский стараются быстрее и на выгодных условиях купить уголь. Уголь нужен заводам и фабрикам Петрограда. Донбасс занят белогвардейцами. Баку оккупирован англичанами. Петрограду нужно топливо. Его взять пока негде, кроме как купить у немцев. Менжинский осведомлен: концерн Стиннеса получил выгодные предложения от других, в частности, северных стран — там тоже нужда в угле. Поэтому наши представители действуют осторожно, продуманно, как настоящие купцы. Ведут переговоры о ценах, о том, какими товарами компенсировать покупку угля. Просят Наркомат торговли и промышленности подготовить эти товары в Петрограде для отправки первым пароходом.

В Москве господин Дейбль ведет себя словно в своей африканской колонии (кстати, немцы африканские колонии уже потеряли, они захвачены либо англичанами, либо французами). Он требует за уголь цену, едва ли не в десять раз превышающую мировую. В компенсацию хочет непременно получить резину или каучук.

Москва запрашивает советских «купцов» в Берлине.

Телеграфирует Менжинский:

«О ценах будем торговаться здесь».

Телеграфирует Красин:

«Безмерные требования [Дейбля и германского консула] отклоняйте спокойно, но решительно. Внушайте им убеждение, что мы надуть себя не позволим. Мы никогда не обещали резины как компенсацию за уголь, полагаем сохранить резину для более важных товаров, например, некоторых специальных машин или патентованных методов».

В Москве переговоры с немцами по торговым вопросам направляет лично Ленин.

И советские дипломаты умеряют пыл господина Дейбля. На переговорах он убеждается, что большевики не только искусные политики, но и толковые деловые люди.

В Петрограде еще дает себя знать «левоглупизм». Вопрос о закупке угля обсуждается в Петроградском Совете.

— Никаких дел с диктаторами Бреста! Никакой торговли с империалистами! — кричат те, кто недавно так же кричал: — Никакого мира с Германией! Восстание против германского империализма! Германские войска не смогут воевать!

Слово берет представитель Петроградского совнархоза:

— Положение критическое. Угля нет, подвоза ждать неоткуда. С этими реальными фактами надо считаться. А Германия согласна продать уголь в обмен на сырье. Если мы были согласны в феврале взять картошку у разбойников-империалистов Англии, чтобы воевать с разбойниками-империалистами Германии, то ничего зазорного нет в том, если мы сегодня купим уголь у немцев. К тому же сделка выгодная.

Шесть часов длятся горячие споры в Петроградском Совете. Наконец большинством голосов принимается резолюция:

«Петроградский Совет признает необходимым начать правильный товарообмен со всеми теми странами, от которых рабочее правительство может добиться приемлемых условий обмена».

Последние рогатки сняты. Менжинский телеграфирует в Москву: «Наркомпромторг, копия т. Ленину… Первый пароход углем две тысячи двести тонн, именуемый «Анна Гуго Стиннес», выйдет Петроград 4 августа». Далее Менжинский просит, чтобы от Бьерке были предоставлены русские лоцманы, которые провели бы пароход в Петроград, минуя минные поля.