Поздно вечером в тот же день Дзержинский выехал в Петроград.

В Москве продолжалась борьба с разведкой Деникина. Это была борьба ума и воли. Начатая в кабинетах следователей, она продолжалась в штабах и учреждениях Красной Армии, где принимались срочные меры, чтобы предотвратить утечку секретных сведений.

Менжинский, Артузов, следователи проводили допросы арестованных, очные ставки, выявляли участников организации, еще находившихся на свободе после сентябрьских арестов.

Им удалось установить состав шпионской организации, выявить каналы связи и переправы шпионских донесений через фронт, удалось также выявить честных ротозеев из штабов, которые своей беспечной болтовней способствовали утечке секретных сведений.

После долгих запирательств Роменский признался, что на концерте Кусевицкого вместе с Наталией Владимировной Анципо-Чикунской он встретился с активным участником шпионской организации Калашниковым, что на связи у него состоял шпион Голунский, пробравшийся с помощью организации на пост помощника начальника кодификационного отдела Реввоенсовета, что сводку о положении армий и дивизий на фронте к 15 августа он получил от Бабикова, что именно Бабиков указал ему, Роменскому, что за линией фронта он может явиться к деятелям деникинского правительства Астрову или Лукомскому и сказать им всего два слова «Я от Бабикова», чтобы быть принятым ими.

— Голунский, — показывал Роменский, — познакомил меня с неким Качаловым, который сообщал о положении дел в Петрограде… и дал сводку о положении частей Красной Армии на Петроградском фронте… Качалов служит в Петрограде секретарем уполномоченного по снабжению Красной Армии Петроградского округа Дрезена.

Об этом немедленно сообщили в Петроград, Оттуда ответили, что Качалов арестован ЧК и расстрелян как шпион, дававший информацию военного характера через англичанина Сакса самому Полю Дюксу.

В ходе следствия были нащупаны следы к двум машинисткам из полевого штаба в Серпухове, которые снабжали информацией членов организации.

Оказалась шпионкой и Евгения Иосифовна Лебедева («Елена Осиповна», как ее называл в своей записке Роменский). Эта сорокасемилетняя дама, жена бывшего помещика, служившая заведующей журнальной частью в Военно-Законодательном Совете, передавала Роменскому шпионские сведения от Бабикова.

Особому отделу стали известны общефронтовой пароль, пароль для перехода линии боевых действий на Западном и Северном фронтах, а также пароль к предателю Герцу, который занимался переправой деникинских агентов через фронт. В отличие от фронтовых пароль к Герцу был цифровой: «77» — пропуск и «37» — отзыв.

Менжинскому и Артузову также стало известно, что скрывшийся от ареста член штаба Тихомиров готовит нападение на ВЧК силами роты огнеметчиков и отряда охраны Главсахара, где еще сохранились члены белогвардейской организации.

Наконец чекистам удалось установить, что прятавшийся в Сходне генерал Стогов имеет своих людей в Серпухове, что на связи с ними состоит некий Петр Федорович, проживающий по Новинскому бульвару.

Менжинский и Артузов работали дни и ночи. В архивном деле о «Штабе добровольческой армии Московского района» сохранились документы, свидетельствующие, что Вячеслав Рудольфович работал в ВЧК даже в Октябрьские праздники девятнадцатого года. Так, седьмого ноября он вновь допрашивал Роменского по поводу фронтового пароля и пароля к Герцу.

Ведя следствие по делу заговорщицкой организации, Менжинский, Артузов, другие следователи стремились доказать не только вину активных участников организации, но и невиновность людей, случайно попавших в засады на квартирах заговорщиков, или людей, оклеветанных врагами. Участники заговора, стоя одной ногой в могиле, стремились оговорить, оклеветать некоторых честных старых военспецов, твердо ставших на Сторону народа. Так они пытались оклеветать ученика и последователя H. Е. Жуковского, преподавателя высшей математики на стрелковых курсах Соколовского.

30 октября в кабинете Артузова состоялась беседа Менжинского с Соколовским.

— Товарищ Соколовский, я приношу вам извинение за то, что пришлось вас задержать и заставить некоторое время заниматься изучением не высшей математики, а наших порядков на Лубянке.

Соколовский не обиделся, попросил только, чтобы ему вернули отобранную при обыске книгу Николая Егоровича Жуковского «Механика», исключительно редкий экземпляр.

По распоряжению Менжинского, Соколовского в тот же день освободили. Книгу ему, разумеется, вернули в целости и сохранности.

Соколовский был не единственным исключением. Из общего числа арестованных по этому делу почти половина была освобождена, как лица, непричастные к контрреволюционной военной организации белогвардейцев.

Разбив белогвардейцев под Орлом и Воронежем, Красная Армия перешла в наступление по всему Южному фронту. Успехи на Южном фронте вдохновили бойцов Красной Армии под Петроградом. Войска Юденича были разбиты. Их жалкие остатки бежали в Эстонию. Шпионская сеть Поля Дюкса в Петрограде и штабе VII армии была разгромлена, а подпольное кадетско-буржуазное правительство арестовано.

Настала очередь полной ликвидации шпионской сети, созданной в Москве и Подмосковье агентами Деникина и интервентов. Менжинский и Артузов доложили Дзержинскому, возвратившемуся из Петрограда, схему организации и план предстоящей операции.

План был рассмотрен, силы расставлены, и в один из зимних дней шпионы — генералы и рядовые оказались за решеткой.

Разгром «Национального центра», его военно-технической и шпионской организации был большой заслугой Особого отдела ВЧК. Видную роль в ликвидации заговора, особенно шпионской организации заговорщиков, сыграл Вячеслав Рудольфович Менжинский. За считанные недели он стал одним из самых авторитетных руководителей ВЧК.

По предложению Дзержинского 1 февраля 1920 года Менжинский был назначен заместителем председателя Особого отдела ВЧК.

Осенью и зимой 1919–1920 годов главные ударные силы белогвардейщины — Деникин, Юденич и Колчак — были разгромлены. Соотношение классовых сил в стране изменилось в пользу Советской власти. В этой обстановке враги перешли к новым формам и методам подрывной деятельности: блокированию всех антисоветских партий. Они стали создавать глубоко законспирированные нелегальные организации, внедрять свою агентуру в советские учреждения, штабы и части Красной Армии.

Новая обстановка требовала изменения форм и методов работы чекистских органов. И первым это понял Ленин.

В своей речи на 4-й конференции губернских чрезвычайных комиссий и особых отделов 6 февраля 1920 года он говорил:

«Перед органами подавления контрреволюции, перед органами ЧК был и остается вопрос довольно сложный и трудный. С одной стороны, надо понять, учесть переход от войны к миру, с другой стороны, все время надо быть на страже, поскольку мы не знаем, как скоро придется достичь прочного мира…

Одним словом, нам по-прежнему надо сохранять полную боевую способность к отражению врага. Возможно, что будут попытки нашествия, возможно, что Деникин укрепится, чтобы продолжать гражданскую войну, возможно, что со стороны групп контрреволюционеров будут попытки террора, и сохранение боевой готовности для нас является обязанностью. Сохраняя эту боевую готовность, не ослабляя аппарата для подавления сопротивления эксплуататоров, мы должны учитывать новый переход от войны к миру, понемногу изменяя тактику, изменяя характер репрессий»[27].

Руководствуясь этими указаниями Ленина, Дзержинский и Менжинский решительно перестраивают работу органов ВЧК.

«Дзержинский, — писал через несколько лет Менжинский, — был самым строгим критиком своего детища… Он постоянно думал и перестраивал ЧК и опять и снова пересматривал людей, структуру, приемы…

ЧК прежде и больше всего орган борьбы с контрреволюцией, не может оставаться неизмененным при изменившемся соотношении борющихся классов, и Дзержинский всегда первый шел на перемены как в практике, так и в организации своего детища, применяясь к любой политической обстановке, охотно отказываясь от прав, ставших ненужными или вредными, например, при переходе от военной полосы к мирной, и, наоборот, настойчиво требует их расширения, когда это снова становилось нужным. Для него было важно одно, лишь бы новая форма организации ЧК, ее новые приемы и переходы, скажем, переход от массовых ударов к тонким изысканиям в контрреволюционной среде, и наоборот, по-прежнему достигали главной цели — разложения и разгрома контрреволюции».