Поморщившись от жесткой проницательности поэта, Александр Христофорович удовлетворенно принял эту чеканную формулу для своей жизни. Он был тверд и последователен, когда писал в записке царю об уже самораспущенном «Союзе благоденствия»: «Весьма вероятно, что они желают лишь освободиться от излишнего числа с малым разбором навербованных членов, коим неосторожно открыли все, составить скрытнейшее общество и действовать под завесою безопаснее». Граф Бенкендорф уже тогда предчувствовал появление Северного и Южного обществ и их обреченный путь к военному перевороту: «Буйные головы обманулись бы в бессмысленной надежде на всеобщее содействие».

Содействия 14 декабря действительно не получилось. А получился расстрел взбунтовавшихся полков полками, верными государю. Отступничество было пресечено решительно и кроваво. И кровавость эта пронзала генеральские приказы, в шеренге которых и параграфы Бенкендорфа.

Впитывая теперь панораму растерзанной площади, запах дыма и морозной сырости, думал Александр Христофорович о судьбе, что развела их, героев войны, по разные стороны, думал о том, что предвидение его сбылось — они, восставшие, поддержки армии и народа не увидели, но смуту внесли окаянную. И неужели и дальше России нести этот крест покушений и низов и верхов на власть государя, Богом данную, поколениями и столетиями утвержденную? Нет, нужна организация, способная предвидеть, узнавать и пресекать попытки замахнуться на престол и самое святое — жизнь императора.

Тогда, в вечер 14 декабря, он осмыслил проект, который спустя несколько дней отлился в двухстраничную записку Николаю I «О высшей полиции». Будто о высшем образовании.

Государь, только что взошедший на трон и испытавший потрясение от событий на Сенатской площади, с жадностью вчитывался в идеально ровные строки генеральского послания. Проект Бенкендорфа ладно пришелся к царскому замыслу реорганизации власти. Над всеми государственными учреждениями должна встать личная канцелярия императора. Ее высшая сила была в том, что она занималась подбором кадров, определением законов и политическим сыском. Сыск — это Третье отделение императорской канцелярии, спустя годы печально знаменитое, вошедшее в историю.

Проект Бенкендорфа, по сути, стал программой создания политической полиции в России. Чем она должна заниматься? По Бенкендорфу, политическим сыском и политической информацией. Политический сыск — дело тонкое и справное. Уже тогда Александр Христофорович определил его как поиск и выявление лиц, групп и организаций, которые в своих воззрениях расходятся с режимом, пресечение деятельности оных, когда они активно выходят на тропу интеллектуальной и гражданской борьбы.

Поиск — выявление — пресечение. Слова дышат энергией, которую вдохнет в них аппарат политического сыска — Третье отделение. Пять экспедиций определил в нем Бенкендорф. Первая — работа по революционерам (»тень» декабристов), вторая — работа по сектантам (церковь — это вера, а веру надо охранять от покушений), третья — работа по иностранцам (демократические ветры с Запада), четвертая — работа с прессой и театрами (от слова все зло), пятая — работа по уголовникам (обычное дело).

Но это была лишь часть забот Третьего отделения. Другая предопределялась идеей Бенкендорфа о том, что знание общественного мнения важно для власти так же, как топографическая карта для командующего. Поэтому Третье отделение должно информировать царя о настроениях в обществе и среди населения.

Бенкендорф прекрасно понимал, что центральный аппарат политической полиции в такой стране, как Россия, ничто без местных органов. Кто же будет заниматься политическим сыском, пресечением антигосударственной деятельности, сбором политической информации на огромных просторах империи — от Сибири до Польши, от северных поселений до кавказских аулов? Идея Бенкендорфа была проста и эффектна — жандармы. Те жандармы, которые появились в армии при Павле I, которым во время заграничного похода русских войск в 1815 году главнокомандующий Барклай-де-Толли определил главное занятие: «наблюдение за порядком на бивуаках и кантонир-квартирах, отвод раненых во время сражений на перевязочные пункты, поимку мародеров и т. п.». После войны жандармские части осели в столицах, губернских городах и портах. К ним обращались, когда надо было собрать недоимки, поймать разбойников, подавить неповинующихся.

«Это же готовая служба, — был убежден Бенкендорф. — В Третье отделение, к руководителю высшей полиции, могли бы стекаться сведения от жандармов, рассеянных во всех городах России и во всех частях войск».

Николаю I, военному до мозга костей, идея Бенкендорфа показалась сугубо симпатичной. Двойная суть жандармов — и военные, и полицейские, а в сыскной службе — офицеры, а не гражданские чиновники — вот что грело душу императора.

Теплым вечером первого дня июля 1826 года принял император графа Бенкендорфа. Долго и сердечно говорили об устройстве политического сыска в России.

 — Ну что же, граф, придется вам возглавить это дело, — подвел итог Николай.

Бенкендорф как человек военный попросил у царя инструкцию. По преданию, государь протянул ему белоснежный платок и молвил доверительно:

 — Вот тебе инструкция. Чем больше утрешь слез этим платком, тем лучше.

От Николая можно было ждать такого неожиданного напутствия, ибо видел он себя отцом огромного российского патриархального семейства, которому все поверяют свои заботы, несут свои жалобы. А разбираться в них — это будущая доля чиновников Третьего отделения и жандармских офицеров.

Напутствие царя Бенкендорф превратил в строки о высоком предназначении жандарма: «В вас всякий увидит чиновника, который через мое посредство может довести глас страждущего человечества до престола царского и беззащитного и безгласного гражданина немедленно поставить под высочайшую защиту государя императора». В этих строках были и мораль, и право.

Не обошел Александр Христофорович и себя, когда писал об устройстве «высшей полиции»: «Для того чтобы полиция была хороша и обнимала все пункты империи, необходимо, чтобы она подчинялась строгой централизации, чтобы ее боялись и уважали и чтобы уважение это было внушено нравственными качествами ее главного начальника». Николай I и не сомневался в нравственных качествах Бенкендорфа, когда 26 июля 1826 года подписывал указ о назначении его главой Третьего отделения и когда месяцем раньше утверждал его шефом жандармов и начальником своей охраны.

Ко времени назначения на столь ответственные посты 43-летний генерал Бенкендорф выглядел моложаво и строго. Рельефный раздвоенный подбородок, тонкие волнистые губы, глубоко посаженные глаза, прямой, как расчерченный треугольник, нос и высокий лоб, венчанный редким хохолком, являли собой «на первый взгляд» типичный лик немецкого аристократа. Но ум и суровая прямота на грани прямолинейности, которые источало его лицо, находились в совершеннейшей дисгармонии со взглядом — добрым, рассеянным и даже апатичным. Казалось, будто две стихии, умственная и чувственная, не совсем мирно уживались в натуре его, и нужен был лишь какой-то момент, когда одна победит другую. Но какой? Только в конце жизни он все-таки наступил.

А тогда, в 1826-м, в июле, Николай, раздумывая о назначении Бенкендорфа главой тайной полиции, мысленно ворошил его жизнь, полную событий и приключений. Генерал был сыном прибалтийского барона, рижского губернатора. Мать тоже благородных кровей, урожденная баронесса Шиллинг, подруга детства императрицы Марии Федоровны. Учился в модном пансионе иезуита аббата Николя. Науки осваивал по программе светской, а веры придерживался христианской. Послушный, но с характером мальчишка любил историю и армию. И в 15 лет был зачислен в лейб-гвардии Семеновский полк. Сметливый и расторопный Александр Бенкендорф быстро оказался во флигель-адъютантах у Павла I. А дальше войны полной чашей: в Грузии в 1803 году при князе Цицианове, а через год остров Корфу. Там он собрал легион из местных жителей и двинул на французов. С 1806 года его имя мелькает в боевых сводках из Пруссии и Молдавии. Храбрым и отчаянным был Бенкендорф. И первый генеральский чин получил в 29 лет за атаку под Велижем в июле 1812 года. Но самая громкая слава нашла Бенкендорфа, когда он с казачьим отрядом прошел по французским тылам через всю Белоруссию до ставки генерала Витгенштейна. А это значило, что была установлена связь между главной армией и корпусом, прикрывавшем петербургское направление. Лихие кавалерийские рейды, операции в тылу — конек Бенкендорфа. Его военный стиль под стать характеру — честолюбивому, решительному и упрямому. Победы русской армии в 1813-1814 годах так или иначе связаны и с именем Бенкендорфа. И портрет его в военной галерее Зимнего дворца по праву занял место в ряду героев Отечественной войны 1812 года. Столичное общество чтило генералов, овеянных славой побед, и Бенкендорфа в их числе. 1819 год он встретил начальником штаба Гвардейского корпуса.