Ублюдок был здесь? В этом городе? В этом самом доме? Так близко… Я мог дотянуться до него. Если бы не оказалось под рукой оружия, я вгрызся бы ему в горло. Он заслужил это, ведь…

— Он заставил тебя страдать, — тихо ярился Атомный. Эта мысль мешала ему заснуть.

— Это ещё ничего, — ответила я. — Хуже, что он даже не понял этого.

— Значит он теперь один из них?

— Просто развернулся и ушёл.

— …сам сделал свой выбор.

Иногда нам достаточно было просто держаться за руки, чтобы понимать друг друга с полуслова. Но некоторые вещи мы хранили в секрете друг от друга.

Так, например, Ранди скрывал правду о маме. Он знал, что она жива, что её держал у себя майор Эмлер — ещё один грязный выродок, обречённый на мучительную смерть. Так я, испытывая его терпение, молчала о подробностях нашей встречи с Дагером. Пока однажды в комнату не зашёл подполковник Хизель с очередным щедрым предложением.

Нельзя сказать, что комендант частенько к нам заглядывал, даже с учётом того, что это была его комната. Самое безопасное место в Раче он предоставил мне. Конечно, неспроста. После визита ревизора положение Хизеля стало очень шатким, как в Раче, так и среди воинской элиты Ирд-Ама. Потеряв в лице комиссара ценного союзника, проигнорировав приказ начальства, он рисковал попасть под трибунал. Если только стремительно подбирающиеся к городу войска Сай-Офры не прикончат его раньше.

Хизель начал обдумывать возможные пути отхода — как реальные, так и метафорические. Кто мог помочь ему сохранить не только жизнь, но и погоны? Из его соображений арифметически следовал лишь один ответ — тайнотворец. Только с ним он сможет выбраться из окружения и, объявившись в Ирд-Аме, умаслить верховное командование достойным подарком.

Мы нужны были ему, и видеть его теперь, улыбающимся против воли, с елеем в голосе и фальшивой теплотой в глазах, было уже половиной нашей мести.

— Смотрю тебе уже лучше, — проговорил Хизель, приближаясь к кровати. Руки он держал за спиной. — Ты очень крепкая девочка. Это хорошо, это пригодится в связи с последними событиями… — Он кинул на Ранди быстрый взгляд, стараясь не придавать значения тому, как Атомный приподнялся на кровати. Словно зверь, готовый к прыжку. — Нам вдвоём будет легче заботиться о тебе. Да, в одиночку вам отсюда далеко не уйти. Вы будете натыкаться на посты, придётся постоянно искать обходные пути, тогда как я…

Я его не перебивала и даже не пыталась разгадать смысл его запутанной речи. Меня интересовало лишь то, что он держит за спиной.

Оружие?

— Партизаны взорвали железнодорожный мост, — продолжал сбивчиво комендант, косясь на заколоченное окно. — Теперь, мы фактически отрезаны от союзных войск. Ни подкрепления, ни боеприпасов, ни продовольствия, хм… Кое-что сюда доставляется авиацией, посылки сбрасываются прямо с воздуха. Я знаю, так не может продолжаться вечно. Как только враг подтянет артиллерию к городу, самолёты станут уязвимы. К слову, вы, наверное, не знаете, но они идут сюда не спасать вас, а убивать нас.

Не то чтобы в моих глазах зажглась надежда, но даже вероятность оной развеселила коменданта.

— Думаете, если они войдут в город, то вы будете спасены? Ха-ха-ха! Все те, кто находился под оккупантами, будут уничтожаться наравне с этими самыми оккупантами. Вы теперь "ненадёжные". Вас казнят, как изменников родины свои же. А знаете за что? За то, что вы отказались эвакуироваться и не сдохли, когда сдохло большинство. — Хизель приблизился ещё на шаг, заглядывая мне в лицо. — Особенно это касается "дваждырождённых". Почему убили всех, кроме тебя? Разве это не подозрительно? Ты прислуживала врагам. Ты жила под одной с нами крышей.

— Я убью его, Пэм? — прошептал Ранди. Его голос дрожал, словно всё внутри у него зудело от нетерпения. — Сейчас самое время, так ведь? Позволь мне…

Я сплела наши пальцы под одеялом.

— Но я не такой. — Голос подполковника внезапно смягчился. — Я хочу спасти тебя. Увести тебя отсюда. К себе домой. Там безопасно и очень красиво. Ты когда-нибудь была в Ирд-Аме? — Я покачала головой, и комендант растолковал этот жест на свой лад. — Тебе очень понравится там! Я покажу тебе свой дом, познакомлю с матерью и сестрой. Ты такая умница и красавица, они будут от тебя без ума!

Ещё немного, и мы все дружно захлебнёмся в этом море слащавой лжи.

— Моя мать божественно готовит, а сестра выращивает в саду розы. У неё есть дочка, ей тоже десять. Вы подружитесь. — Оказавшись у самой кровати, Хизель достал из-за спины… куклу. — Вот, погляди, что я для тебя нашёл. Я давным-давно подарил Лизе похожую. Нравится?

Я посмотрела на грязное лицо куклы, на её замызганные белые кудри. У неё не хватало глаза, но руки и ноги были на месте

— Очень, — ответила я, и Хизель положил её на подушку рядом с моей головой.

— Всё, что случилось с тобой… Ты не виновата в этом, Булавка. — Он присел передо мной. — Я хочу, чтобы ты поверила мне. Теперь всё будет иначе. Ты ведь хочешь уехать отсюда?

Как наивно, подполковник, верить, что это ещё возможно. Вы забыли, что Ранди сказал вам? Переступив порог этого дома, вы миновали точку невозврата. Вы так стремились сюда, вы праздновали здесь победу, вам покорилось это место, как вы того и хотели. Оно должно было стать вам дороже дома. Возрадуйтесь, господин комендант. Вы здесь костьми ляжете.

— Очень, — повторила я, и прозвучало это правдоподобно хотя бы потому, что такой ответ был логичен. А ещё потому что на него надеялся комендант. — Ваша сестра… как её зовут?

— Кристина. — Он поддался секундной слабости, нахмурившись, как от боли. Значит, всё-таки кое-что в его словах не было ложью. — Её зовут Кристина.

— Она не будет против?

— Что ты! Она души не чает в детях. Вот увидишь, она… — Хизель задумался, глядя на меня, на Ранди. — Она сможет заменить тебе потерянную семью. И я…

Я не теряла свою семью, господин комендант. Её у меня отобрали.

— Думаю, что я мог бы… Не важно. Поговорим об этом, когда выздоровеешь. — Выпрямившись, Хизель оглядел комнату. — Тут довольно мрачновато, да? Принесу сюда граммофон. Я привёз с собой много модных пластинок. Ты ведь любишь музыку?

— Очень.

Вскоре он ушёл, но пред этим расщедрился до такой степени, что пообещал мне ещё и горячую ванну.

Страх сделал его изворотливым, скользким, как мыло. Ловушка захлопнулась, Хизель не успел из неё сбежать, и теперь он лез во все щели: юлил, лгал, льстил… Он знал, что мы хотели услышать, и сказал это. Мол, мы несчастные жертвы, и нашей вины в происходящем нет. Что такая жизнь не навсегда, что мы заслуживаем лучшего.

Я долго смотрела на покалеченную куклу. Ничейная, уже никем не любимая игрушка… Что-то символичное…

— То, что он сказал, важно? — На самом деле, Ранди хотел знать другое: почему комендант опять вышел из комнаты на своих двоих? Не слишком ли много дней ему нами отпущено?

Терпение Ранди было на исходе. Он засыпал с мыслями о мести, хотя обычно в его возрасте мальчишки грезят о машинах, красотках и кое-какой наличности в кармане.

— Он сказал… — Я покачивала куклу вперёд-назад, следя за тем, как закрывается и открывается её единственный глаз. Внутри её головы катались какие-то мелкие шарики. — Сказал, что хочет отплатить нам той же монетой. Он так долго гостил в нашем доме и теперь приглашает нас к себе.

— Решил дезертировать, значит.

— Но без тебя он не будет даже пытаться. Атомный, он так боится потерять тебя.

Так и есть: комендант не мыслил возвращения без своего главного трофея. Суля мне модные платья и сладости, Хизель на самом деле покупал Ранди. Я должна была продать его за эфемерные надежды на новый дом, уют и сытость. А потом, по прибытии в Ирд-Ам, Хизель обменял бы нас на собственное помилование.

— И какова моя цена?

— Выпечка его матери, розы его любвеобильной сестры и дружба его племянницы. — Я проложила куклу на запылённую прикроватную тумбу. Похоже, с некоторых пор служанки сюда заходили крайне редко, и дело тут не в их лени или нехватке времени. — Мир, дом, вкусная еда, детство…