Лучшим средством для исправления "безобразий" украинское правительство считало амнистии. Необходимость их проведения вызывалась и военными соображениями: советская Украина, куда сильнее России, страдала от "бандитизма". Поэтому в марте 1921 г. Всеукраинский съезд Советов объявил амнистию "бандитам" -- крестьянам, скрывающимся в украинских лесах, -- и "эмигрантам", покинувшим родину "во время гражданской войны или в связи с нею". К последним относились все дезертиры. Освобождению, однако, не подлежали кулаки, буржуазия, "контрреволюционеры" и лица, совершившие тяжкие уголовные преступления 62.

Через два месяца, в мае, в соответствии с условиями украинско-польского мирного договора, ратифицированного в апреле, правительство Украины амнистировало польских граждан и оптантов, осужденных за неуголовные преступления 63. На территорию Украины было распространено и действие так называемой Крымской амнистии, объявленной революционным комитетом Крыма. Амнистии, однако, не подлежали "белогвардейцы", "спекулянты" и уголовные преступники 64. Но как раз "за спекуляцию" сидело большое число рабочих и крестьян. Поэтому в начале июня, руководствуясь январским приказом Дзержинского, Всеукраинскний ЦИК распорядился о пересмотре всех судебных решений и досрочном освобождении "социально близких элементов". Ревизию приговоров производили специально созданные "комиссии по разгрузке мест заключения" 66. Дополнительное освобождение тюрем и лагерей от рабочих и крестьян было осуществлено с помощью объявленных в ноябре 1921 г. в России и на Украине общих амнистий 66.

Амнистии использовались и для заманивания в Россию эмигрантов, покинувших родину в составе Белых армий. Эти армии часто оставались боеспособными единицами даже на чужбине и уже одним фактом своего существования создавали угрозу безопасности советских республик. Поэтому в ноябре 1921 г. правительство объявило амнистию бывшим рядовым участникам антисоветских организаций и Белых армий, эмигрировавшим за границу67. Тогда же ВЦИК предложил ВЧК пересмотреть списки всех административно высланных и снять наказание с тех, чье возвращение не представляло опасности для большевиков. Подобные амнистии, из которых правительство надеялось извлечь еще и пропагандистские выгоды, всегда сопровождались патетическими заявлениями о тяготах, испытываемых эмигрантами за границей.

Дальнейшая стабилизация советского режима не изменила существенным образом карательной политики большевистского правительства. После многочисленных обсуждений в ноябре 1921 г. появился декрет СНК о наказании за ложные доносы68. Он, однако, не имел ничего общего с декабрьским проектом 1918 г. Вот как объяснял причины издания нового закона Дзержинский:

"В органы ВЧК на местах поступает много заявлений и указаний на незаконные или преступные деяния того или другого ответственного партийного или беспартийного советского работника... с просьбой возбудить против него дело и привлечь к ответственности... Вызов на допрос ответственных сотрудников или задания агентам по выяснению материалов, указанных в заявлении, тем или другим путем получают огласку... Необходимо оберегать честь и доброе имя ответственных партийных и советских работников, а потому недопустимо, когда возникают о ком-либо сомнения, называть их имена при допросе свидетелей... В случаях, когда возникает против кого-либо только подозрение, необходимо про

верить его основательность с таким расчетом, чтобы сама проверка не запачкала имени работника.

С другой стороны, часто на находящихся под следствием или арестом явно преступных лиц поступают одиночные или коллективные заявления об их благонадежности, характеристика с хорошей стороны, просьба об освобождении из-под ареста под поручительство..."

Согласно постановлению Совнаркома, ложный донос или сообщение карались лишением свободы на срок не менее одного года. Новым законом большевики явно надеялись запугать и жалующихся на злоупотребления со стороны советских чиновников, и тех, кто еще осмеливался брать арестованных на поруки.

Месяцем позже, однако, Россия была потрясена неожиданным событием -решением советского правительства упразднить ВЧКб9. В конце января Политбюро ЦК постановило распустить чрезвычайные комиссии и создать Государственное политическое управление в системе НКВД. Одновременно много большими полномочиями наделялись революционные трибуналы. Вот что писал по этому поводу Ленин И. С. Уншлихту в последних числах января 1922 г.:

"Гласность ревтрибуналов -- не всегда; состав их усилить "вашими" людьми, усилить их связь (всяческую) с ВЧК; усилить быстроту и силу их репрессий, усилить внимание ЦК к этому. Малейшее усиление бандитизма и т. п. должно влечь военное положение и расстрелы на месте. СНК сумеет это быстро провести, если Вы не прозеваете, и по телефону можно> 70.

Согласно постановлению Политбюро, "центр деятельности ГПУ должен (был) быть сосредоточен в постановке дела осведомления внутренней информации и изучения всех контрреволюционных и антисоветских деяний во всех областях". Вместе с тем Политбюро требовало "сохранить максимально боевой аппарат ВЧК с таким расчетом, чтобы при обострении гражданской войны он мог бы быть быстро и решительно развернут...".

Замена ВЧК. Государственным политическим управлением и уделение большего внимания "внутренней информации" казались естественными после введения нэпа и изменения тактики борьбы за мировую революцию. Решению "внутренних" задач должны были способствовать и амнистии.

В апреле 1922 г. Всеукраинский ЦИК амнистировал всех украинских эмигрантов, покинувших родину вследствие участия в сооруженной борьбе против советской власти. А в ноябре того же года Российское правительство амнистировало рядовых участников Кронштадтского мятежа, эмигрировавших в Финляндию. В следующем году амнистия распространилась на проживавших в Финляндии "карельских беженцев" и участников "карельской авантюры". И те и другие покинули Карелию в 1921-- 1922 гг. после прихода туда большевиков. Для России же эмигранты в Финляндии представляли опасный очаг антисоветского движения.

На "бессознательно вовлеченных" в борьбу против советской власти в Белоруссии и бежавших за границу крестьян распространилась амнистия "по случаю третьей годовщины освобождения Минска"; а в августе 1923 г. правительство объявило общую амнистию "в ознаменование образования Союза Советских Социалистических Республик". Можно подумать, что советская власть только и искала предлоги для объявления новых амнистий!

Не всех амнистированных сажали обратно. Не всех реэмигрантов бросали в лагеря сразу. Всему свое время. И всем свой черед. И еще не умерший Ленин, той же ручкой, которой подписывал декреты об амнистиях, писал наркому юстиции Д. И. Курскому: "Суд должен не устранить террор; обещать это было бы самообманом или обманом, а обосновать и узаконить его принципиально, ясно, без фальши и без прикрас. Формулировать надо как можно шире, ибо только революционное правосознание и революционная совесть поставят условия применения на деле, более или менее широкого". Необходимо "выставить принципиальное и политически правдивое (а не только юридически-узкое) положение, мотивирующее суть и оправдание террора..." и -- "надо расширить применение расстрела..." 71.

"Политика амнистий" подходила к концу. Окрепшая коммунистическая система уже не нуждалась в них. И примерно с 1923 г. амнистии стали явлением крайне редким. Как указывала советская Энциклопедия государства и права, "к общим амнистиям прибегать уже не было надобности, ибо введение У. К., единственная стройная система суда и надлежащий надзор устранили те причины, которые вызывали столь частые амнистии" 72. Карательная машина достигла своего совершенства и "в дальнейшем были случаи" лишь "частичных, весьма ограниченных амнистий", почти никогда не распространявшихся на политических заключенных, и если и приводивших к освобождению некоторых из них, та лишь на самое короткое время, до очередного ареста.