Всю свою жизнь я занимался социально-экономической историей древнего мира, а в последние годы — и его социальной психологией. В результате выработалась концепция хода исторического процесса от палеолита до конца древнего мира; мне стало ясно, что этот процесс проходит не две, а четыре закономерные, во всем мире прослеживаемые фазы; выяснился и вероятный механизм их смены.

Я задумался над вопросом: применима ли эта концепция фазовых механизмов и к последующей истории человечества? Не будучи специалистом по истории средних веков и нового времени, я попробовал сделать некий абрис исторического процесса в эти периоды, извлекая данные из чужих работ. И, как мне представилось, и эта, позднейшая часть процесса четко разделилась еще на четыре фазы, каждая со своим механизмом становления и функционирования. Получился краткий очерк всей истории человечества, со вполне определенными механизмами фазовых периодов.

За этот диагноз фаз истории (быть может, слишком поспешный) несу ответственность я один, поэтому в книге нет сносок — ни в главах, посвященных первобытному и древнему миру, потому что подробную мотивировку моих построений можно найти в моих же собственных публикациях по более частным вопросам; ни в главах, посвященных последним четырем фазам, — чтобы не делать других ответственными за свои собственные возможные ошибки.

Поколением раньше составить подобный очерк всемирной истории взялся Герберт Уэллс, который и вовсе не был историком. Его попытка имела некоторый успех, во всяком случае, у широкого читателя. Поэтому я питаю надежду, что и мой очерк, все-таки написанный профессионалом, тоже представит интерес.

Книга рассчитана на читателя, интересующегося историей и имеющего некоторую общую подготовку, но совсем не обязательно на специалиста-историка. Бегло излагаются исторические периоды и эпизоды, достаточно освещаемые существующими учебниками, подробнее — выпадающие из учебников или почему-либо показавшиеся автору особо любопытными.

За неизбежные мелкие, а может быть, и крупные ошибки и пробелы я прошу прощения у читателя.

                                                                                                                                                                  Игорь Дьяконов

Всякая наука есть познание причин некоторого процесса или движения. Природный процесс обычно имеет достаточно четко выделяемые фазы развития и может быть колебательным, вариативным в пределах заданных закономерностей и физических постоянных. Большинство природных процессов развивается не изолированно, а взаимодействуя с другими процессами, что вызывает кажущиеся иррегулярности. Таким процессом является и существование вида «Человек разумный». В задачу историка-теоретика входит выявление общих закономерностей: как причин, а равно и фаз развития самого этого процесса, так и причинности отклонений и частных проявлений общих законов.

Процесс человеческой истории более всего напоминает реку. Она имеет исток; сначала она ручьевидная, затем идут более широкие плесы, могут возникать неподвижные заводи, старицы, пороги и водопады. Помимо общих законов гравитации и молекулярной физики жидкости, течение реки более конкретно определяется берегами, разнородными по крутизне и геологическому составу; конфигурация речных изгибов определяется почвой, окружающей природной средой; одни струи набегают на другие и несут разные органические и неорганические примеси. Является ли метафорическая аналогия с течением реки достаточной, чтобы предположить втекание исторической реки в некое историческое море, или процесс истории завершится вмешательством каких-либо иных природных сил,— прогнозировать сейчас трудно. История человечества может оказаться сходной с историей динозавров. Однако сквозь все эти обстоятельства можно проследить действие основных законов.

В течение XX в. в среде историков было довольно широко распространено полное отрицание общих закономерностей в развитии человечества; задачей историка объявлялось выявление только частных факторов или же выдвигались теории, подобные предложенной А. Тойнби; идея его может быть сведена к утверждению о последовательном возникновении и гибели причинно почти не связанных между собою цивилизаций. Такой подход представляется неплодотворным, и в настоящее время он отошел в прошлое.

Позднее, в западной исторической науке конца XX в., эмпирически выработалась некоторая общая периодизация человеческих социумов, которые подразделяются на доиндустриальные (первобытные, или догородские, а затем городские) и индустриальные, а после них (пока лишь намечающиеся) — постиндустриальные. Такая классификация, конечно, соответствует наблюдаемым фактам и в этом смысле приемлема, но она содержит тот коренной недостаток, что в ней отсутствует элемент причинности. Еще Аристотель сказал, что наука есть познание причин, и, несмотря на все сложности новейших эпистемологических построений, это положение остается безусловно верным.

С точки же зрения каузальности, казалось бы, имеет преимущество теория социально-экономических формаций, намеченная Марксом более 100 лет назад (в 1859 г.) и в деформированном виде сформулированная Сталиным в 1938 г.[1]

Согласно этой теории, производительные силы, т. е. технология в сочетании с ее производителями как общественной категорией, развиваются до тех пор, пока нуждам их развития соответствуют существующие в обществе производственные отношения. Когда это условие начинает нарушаться, развитие производительных сил затормаживается, что вызывает переворот в производственных отношениях, и одна общественная эпоха сменяется другой. Маркс различал азиатский, античный и буржуазный (капиталистический) способы производства как «прогрессивные эпохи общественной формации». Позднейшие марксисты заменили понятие «эпохи общественной формации» термином «общественно-экономическая формация» применительно не ко всему процессу, как у Маркса, а к каждой отдельной его стадии. Таких стадий («формаций») теперь насчитывалось пять: доклассовая (первобытная), затем три классовые, или антагонистические (рабовладельческая, феодальная и капиталистическая), и, наконец, имеющая наступить коммунистическая формация, начальным этапом которой является социализм.

Под «капитализмом» Маркс, конечно, подразумевал такой способ производства, где буржуазное меньшинство эксплуатирует трудящееся большинство (пролетариат), и, как сейчас очевидно, правильно определял этот способ производства как одну из преходящих ступеней общественного развития человечества. Не ограничившись предложенной им периодизацией исторического процесса, Маркс применил к его исследованию гегелевскую идею движущих противоречий. Для трех антагонистических формаций это было противоречие между эксплуатируемым и эксплуатирующим классами. Слабость марксистской концепции заключалась прежде всего в том, что не было найдено убедительного движущего противоречия ни для первой, первобытной, формации, ни для последней, коммунистической[2]

. Поэтому коммунистическая формация рассматривалась как абсолютное гармоническое будущее — идея, восходящая к христианской апокалиптической эсхатологии и плохо вяжущаяся с материалистическим объяснением исторического процесса.