На самом деле в ранней древности максимальная, «классическая» эксплуатация рабов была, как правило, неосуществимой. Обратить в рабство пленного мужчину при том вооружении, какое имел воин ранней древности, было делом затруднительным. Обратить однообщинника в полного раба тоже было нельзя, потому что он был связан родственными и культовыми узами с другими общинниками, и они приходили ему на помощь. Например, в течение около тысячи лет в долине нижнего Евфрата общинники добивались периодического освобождения всех своих земляков, попавших в рабство за долги. Если даже иноземец был взят в плен в бою, все равно насильственно заставить его работать было трудно и небезопасно, если только не создать для него сколько-нибудь сносные условия существования.

В частных хозяйствах у общинников не было возможности выделять пленным еще особый надел, не было и возможности держать пленных рабов под охраной на полевых работах. Поэтому здесь могло существовать только патриархальное рабство. Это значит, что из пригнанного полона в дом брали либо девушек и молодых женщин (с которыми рабовладельцы приживали детей), либо мальчиков, которые были в таком возрасте, что могли привыкнуть к дому и почувствовать себя принадлежащими к нему. Рабыням и рабам поручали преимущественно тяжелую работу в самом доме (лепить горшки, ухаживать за скотом, прясть и ткать, варить пищу, молоть зерно между двух камней — это был особенно тяжелый труд — и т.п.). В поле мальчикам-рабам и рабыням поручалась подсобная работа вместе с членами семьи — погонять волов, полоть, жать, вязать снопы, — но пахота и сев им не доверялись. Труд рабов в доме спорился не только потому, что они были под постоянным наблюдением хозяев, но и потому, что они участвовали с хозяевами в одном общем производственном процессе; немаловажным было и фактическое родство многих рабов со своими хозяевами, а также незначительная разница в бытовых условиях между хозяевами и рабами; сами хозяева тоже питались скудно, одевались более чем скромно. Мелкому хозяйству, будь то на «своей» (общинной), будь то на казенной (храмовой, дворцовой) земле, рабов много и не требовалось — можно было обойтись и без них.

На храмовой земле работников требовалось много, но держать на полевых работах целые отряды рабов было невозможно — не хватило бы надзирателей. В то же время здесь не было и «хозяйской» семьи, которая могла бы сама пахать и сеять. Поэтому в рабском положении тут держали обычно только женщин, а мужчин-пленных и детей рабынь приравнивали к остальному трудящемуся персоналу больших хозяйств; этот персонал мог происходить из числа младших братьев в обедневших домашних общинах, из беглецов, искавших убежища под защитой храма или соседского вождя — либо при разгроме их родного города, либо в случае катастрофической засухи или наводнения у них на родине и т.п. Не исключена возможность, что когда-то община не только выделила землю храмам и вождям, но одновременно и обязала часть своих членов работать в храмовых и пра-вительских хозяйствах. Таким образом, получали ли работники государственного сектора только паек или еще и земельный надел, они (хотя и подвергались эксплуатации путем внеэкономического принуждения и были лишены собственности на средства производства) все же были не совсем в рабском положении.

Они не обязательно происходили из пленных, даже чаще это были местные жители. Им разрешалось иметь движимое имущество, а нередко свой дом и семью и даже изредка скот — все это, правда, не в собственности, а в условном владении. Так как им не разрешалось покидать имение, в котором они работали, то их нередко обозначают как крепостных. Но поскольку они не имели собственности на средства производства, они отличались от средневековых зависимых крестьян, так как находились все-таки в зависимости, сходной с рабской. Поэтому во избежание путаницы мы и будем здесь и далее называть их тем термином, которым в Греции называли государственных рабов, посаженных на землю и имевших собственное хозяйство: илоты.

Илоты в

нашем понимании представляют собой эквивалент патриархальных рабов в пределах государственной собственности.

Опираясь на персонал постепенно захваченных ими в свои руки мощных государственных хозяйств, правители отдельных номов или городов-государств создавали многочисленные дружины, независимые от совета, народного собрания и других общинных органов самоуправления. Это позволило правителям, поддержанным группировкой бюрократии, созданной из их личных приверженцев, стать выше отдельных номов и создать деспотическую, т. е. не ограниченную никакими другими законными органами, единую царскую («княжескую») власть, и притом в пределах всей ирригационной сети Нижней Месопотамии — страны между реками Тигр и Евфрат. Соответственно в государственном секторе создается тогда же единое царское («княжеское») илотское хозяйство, поглощающее хозяйство храмов. Частные хозяйства внутри общинного сектора и при описываемом пути развития общества все же сохраняются. Заметим, что степень их вовлеченности в товарный обмен все время остается низкой.

При этом вследствие сезонного характера земледелия, составлявшего экономическую основу общества, более слабые хозяева не могли обходиться без регулярных натуральных кредитов, предоставляемых более знатными и сильными хозяевами. Это привело к развитию, ростовщичества, настоящего бича большинства обществ третьей фазы, и содействовало хроническому застою в экономическом развитии.

Кроме того, в ходе дальнейшей истории выяснилось, что содержание государственного сектора за счет ведения им самим собственного хозяйства с помощью больших масс эксплуатируемых рабского типа не только в третьей фазе, но и во все эпохи было нерентабельным: оно требовало слишком больших непроизводительных затрат на управление и надзор. С середины II тысячелетия до н. э. государство начинает взимать прямые налоги и дань со всего населения.

Налог как таковой может в принципе и не носить характера эксплуатации, если он собирается на необходимые для всех мероприятия; но в данном случае налог имел также целью изъятие прибавочного продукта у зависимого трудящегося класса.

Различие между государственным и общинно-частным секторами тем не менее остается, хотя и на государственной,, и на общинной земле существуют совершенно однотипные частные плотские или рабовладельческие хозяйства; разница заключается в характере собственности и владения, а именно: владение государственной землей не связано с собственностью на нее, а владение общинной землей предполагает долевое участие в общинной собственности.

В обмене ведущую роль в первой фазе древности играла международная торговля (через посредников — на большие расстояния). Эту торговлю вели на свой страх и риск либо государственные агенты, либо специализировавшиеся на обмене общины семейного типа, члены которых не состояли на государственной службе. И те и другие были тесно связаны с номовым государством, но оно не столько контролировало их международную деятельность, сколько обеспечивало себе доход от нее. Перераспределение продукта происходило через город и поселки городского типа, где и действовала государственная администрация. Внутри городской общины господствовали в основном натуральные обменные отношения, централизованное государственное распределение и слаборазвитый внутренний рынок.

Обмен как на внутреннем, так и на внешнем рынке нередко происходил в порядке неэквивалентной «взаимопомощи» или обмена дарами, обычно тоже неэквивалентными («потлач»).

Таким был в третьей фазе (в ранней древности) один из путей развития общества. Он характеризовался сосуществованием двух экономических секторов — государственного и общинно-частного при преобладании первого. Этот путь развития был характерен для долины нижнего Евфрата и для соседних долин рек Карун и Керхе (древний Элам).

Создание крупного хозяйства привело к необходимости учета и к созданию письменности, распространившейся затем и на другие западноазиатские цивилизации.