О чем же идет речь в другом письме Петра Великого к Ф.М. Апраксину от 30 октября, приводимым Субтельным в качестве доказательства трагедии в Батурине [17]? Петр сообщает адмиралу Апраксину об измене Мазепы; что Мазепа, доверяя только по генеральной страшине, обманул около 2 тысяч простых казаков, перешедших с ним Десну, и только по приближении к шведам открыл им свои замыслы. Украинский народ, пишет Петр, к счастью, не поддерживает измены своего гетмана. Вот и все, никакого упоминания Батурина и, тем более, избиения младенцев в этом письме нет.

На чем же все-таки основывается Субтельный, и откуда взялась цифра 6 тысяч замученных мужчин, женщин и детей? Чужая душа — потемки, но можно предположить, что за замученное гражданское население выдают мазепинских сердюков, погибших при штурме крепости. Вот сообщение из лондонской газеты «Дейли Курант» [18]:

Вот здесь и всплывает число 6000 мирных жителей города, включая женщин и детей. По Костомарову, для защиты Батурина в городе было оставлено 4 сердюцких полка. (Эти полки отличались от обычных городских полков тем, что не базировались ни в какой конкретной области, а были под прямым командованием гетмана, полностью от него завися и, в сущности, составляя его гвардию, личную охрану.) Кроме того, в Батурине находилась значительная часть войсковой артиллерии и часть городских полков Лубенского, Прилуцкого и Миргородского, другая часть которых (около 2 тысяч человек) была уведена Мазепой с собою к шведам [19]. Таким образом, военный гарнизон Батурина не мог составлять менее 6000 человек, что и подтверждается некоторыми данными [20]. Это и понятно: Мазепа не мог рассчитывать, что Батурин продержится до прихода шведской армии без крепкого гарнизона. Однако, лондонская газета сообщает, что погибло как раз от 5 до 6 тысяч казаков. Можно ли считать, что эти 5–6 тысяч были мирными жителями Батурина? Вряд ли, ведь куда бы тогда делся батуринский гарнизон, составляющий 6 тысяч человек? Если бы погиб и гарнизон, и все мирные жители, как следует из утверждений Субтельного, тогда число убитых должно было бы быть по крайней мере в два раза больше. Таким образом, сообщение лондонской газеты нельзя считать доказательством избиения гражданского населения в Батурине, хотя именно это и делают некоторые американские ученые украинского происхождения. Например, Т. Мацькив, пересказывая сообщение «Дейли Курант» в своей книге, пишет: «…он [Меньшиков] казнил от 5 до 6 тысяч населения» [21]. Возможно, и Субтельный, как и Мацькив, так же недобросовестно использовал это же или подобное сообщение.

Гражданское население ни этой газетой и никаким другим первоисточником не упоминается, за исключением шведских памфлетов, которые стесняется цитировать даже Субтельный и которым в отношении действий русских войск доверять никак нельзя, так как их целью было очернить русских в глазах Европы. (Те же памфлетисты описывали зверское отношение русских к шведским военнопленным, в то время как всем известно великодушие и уважительное отношение Петра Великого в своим «шведским учителям».) Сам Костомаров, который так и не смог расстаться с мифом об избиении гражданского населения в Батурине, тем не менее отмечает: «Впрочем, многие успели уйти заранее и остаться целыми. Это видно из того, что впоследствии возвращались в Батурин многие обыватели на свои места». То, что батуринские посады (часть города за пределами крепости) были вновь заселены практически сразу же по окончании этих трагических событий, еще раз заставляет усомниться в достоверности сообщений о батуринском избиении.

В историю батуринского избиения трудно поверить прежде всего потому, что для русских, в том числе и для Меньшикова, было совершенно ясно, на чьей стороне находится украинский народ. Как уже было сказано, два украинских города захлопнули ворота перед своим изменившим гетманом. Более того, украинские обыватели и селяне самостоятельно организовывали партизанские отряды, подстерегавшие мелкие группы шведских фуражиров, о чем сам Меньшиков одобрительно писал царю Петру. В конце концов, это стало ясно и Карлу XII, который стал рассматривать Украину враждебной территорией и чьи войска жгли украинские села. Трудно поверить, что Меньшиков захотел наказать ни в чем не виновных простых украинцев за измену гетмана и потому, что русские вовсе не были такими зверями, какими их изображает украинская пропаганда. Напротив, иногда случалось, что русские войска удерживали украинских казаков от зверств в Польше. Например, Отвиновский описывает, как украинские казаки опустошали краковское воеводство и заключает: «Если бы при этих казаках не находилось 600 великороссиян, то, кажется, в краковском воеводстве не осталось бы в живых ни человека, ни скотины» [22]. Если русские жалели даже поляков, с которыми они традиционно вели войны на протяжении столетий, то зверства по отношению к «своим» украинцам тем более невероятны.

Пожалуй, ни одно историческое событие не эксплуатировалось «мазепо-бандеровской» пропагандой так, как трагические последствия коллективизации начала 1930-х годов. То, что представлялось Сталину как «усиление классовой борьбы в деревне», теперь представляется как «уничтожение украинского народа русским народом». Попробуем по мере возможности разобраться в этом больном вопросе. Для этого прежде всего рассмотрим вопрос о том, на самом ли деле советский режим был на Украине «иностранным» режимом, как об этом вещает украинская пропаганда. Начнем с установления Советской власти на Украине.

Генерал Деникин в своих мемуарах писал: «Есть основание предполагать, что [одна из самых ранних] офицерская организация генерала Крымова имела первоначальной целью создания из Киева центра будущей борьбы» [23]. Но белое движение, находившееся тогда в зачаточном состоянии, не смогло успешно организоваться в условиях националистической политики, проводимой Украинской Центральной Радой. Тот же Деникин отмечал, что: «Центральная Рада продолжала вести шовинистическую политику по отношению к России и русским, делая тем самым невозможным сложение противобольшевистских сил» [24]. Об этой политике Центральной Рады свидетельсвует и злейший враг Деникина, крестьянский анархист Махно, который между прочим писал: «…население [Гуляй-Польского] района было определенно враждебно настроено против политики Украинской Центральной Рады, агенты которой, разъезжая по району, травили всякого и каждого революционера, называя его предателем «неньки Украины» и защитником «кацапов», которых по «идее» Украинской Центральной Рады (по выражению ее агентов), конечно, нужно было убивать «як гнобытилив мов». Такая идея оскорбляла крестьян. Они стягивали с трибуны проповедников и били, как врагов братского единения украинского народа с русским [25]. Это отношение к «русскому вопросу» Центральной Рады начало меняться лишь тогда, когда стало ясно, что большевики вскоре захватят власть на Украине. На пороге краха Украинской Центральной Рады ее военный министр Петлюра обратился к Шульгину (лидеру киевской монархической группы, поддерживавшему связь с Добровольческой армией) для привлечения русских офицеров в украинские части, обещая при этом порвать с большевизмом Вин-ниченко и с австрофильством Грушевского. (Как известно, сам Петлюра, как и Винниченко с австрийским подданным Грушевским, были членами социалистических партий.) Но было слишком поздно; разгулявшаяся народная стихия опрокинула режим Центральной Рады. По выражению Деникина, большевизм советов брал верх над полубольшевизмом Рады, петроградский централизм — над киевским сепаратизмом. Малочисленный большевистский отряд Муравьева без какого-либо сопротивления со стороны национальной власти вошел в Киев 26 января 1918 г. Правительство Рады бежало в Житомир и, заключив сделку с немцами и австрийцами, на их штыках вернулось в Киев. Но немцы не собирались поддерживать социалистические устремления членов Рады. Заключив предварительно с Радой грабительский экономический договор, они передали власть гетману Скоропадскому. Внутренняя политика Украины резко качнулась вправо, в стране стал наводиться внешний порядок, под которым зрело недовольство крестьянских масс, уже вкусивших вожделенную вседозволенность революционной анархии и раздраженных возвратом старых помещиков и эксплуатацией германских властей. В то же время политика гетмана в отношении России и русских немногим отличалась от политики Украинской Центральной Рады: поношение России, «под игом которой Украина стонала в течение двух веков» [26]. Опять же, такое положение продолжалось до тех пор, пока положение гетмана стало угрожающим в связи с неудачами немцев и австрийцев на фронтах Первой мировой войны. В конце сентября 1918 г. Гетман «попытался сблизиться с Добровольческой армией. Тогда представитель Добровольческой армии в Киеве генерал Ломновский получил указание от Деникина сотрудничать с украинскими военными властями с целью спасения Украины от большевизма [27]. Вскоре события приняли более драматический оборот благодаря тому, что Германия и Австро-Венгрия, поддержавшие режим гетмана, потерпели поражение в Первой мировой войне. 1 ноября киевские военные начальники заявили гетману, что войска их выходят из его подчинения, являясь поборниками общерусских интересов, 2 ноября в своей «Грамоте» гетман заявил о «восстановлении Великой России», в которой Украина как ее важнейшая составляющая часть должна сыграть решающую роль [28]. Но опять же, было поздно: разгулявшаяся уже крестьянская стихия, недовольная возвратом помещиков при гетмане, под националистическими знаменами социалиста Петлюры смела и гетманский режим, и малочисленных русских дружинников, вышедших на защиту бежавшего гетмана [29]. Следует подчеркнуть, что крестьянская поддержка Директории Петлюры не распространялась далее передела земли, в чем и заключалась его сила против гетмана; националистические же идеалы поддерживались в основном лишь узкой группой украинской социалистической интеллигенции, но не крестьянством, составлявшим подавляющее большинство населения Украины. Об этом говорят в своих мемуарах и Деникин, и его злейший враг Махно [30]. После сокрушительного поражения петлюровцев под Екатеринославом (Днепропетровском), нанесенного им крестьянской армией Махно, власть Петлюры не распространялась на восток и юг дальше Киева, а вскоре и вовсе рассыпалась. Дальнейший ход гражданской войны на Украине определялся в основном противостоянием двух общерусских сил: белой армии Деникина и красной армии Троцкого.