— Для вас тоже найдется место и веревка!
Проведенные нацистами аресты и казни хотя и нарушили действия отдельных боевых групп и помешали полному осуществлению всего задуманного, но основные операции по срыву планов гитлеровцев и сохранению Вены были выполнены. Действия движения Сопротивления оказали существенную помощь Советской Армии. Они практически полностью парализовали обороноспособность венского гарнизона и ограничили маневр нацистских спецслужб и частей СС.
В городе уже несколько дней не работали магазины. Часть из них, так же как и многие склады, были разграблены. Инициаторами грабежей преимущественно выступали иностранные рабочие. Они раньше других оказались в бедственном положении: ни крыши над головой, ни продовольственных карточек, ни очага, где можно было бы хоть что-то приготовить…
Моя новая квартирная хозяйка фрау Ольрог, у которой я был на полном пансионе, горестно разводила руками. В доме, кроме небольшого запаса картошки и крупы, ничего не осталось. И все же хозяйка умудрялась целую неделю кормить меня обедами, каждый день меняя меню. Она даже обижалась, если я опаздывал к обеду в эти дни.
Милая старенькая фрау Паула Ольрог, она была истинной венкой, доброй, аккуратной, умеющей вкусно готовить.
С Эрной наши отношения были достаточно определенными. Мы решили стать мужем и женой, как только выяснится мое положение. Она была согласна отправиться вместе со мной туда, куда меня пошлют… Или ждать меня — столько, сколько потребуется… Но ни мне, ни тем более ей и в голову не приходило, куда у нас могут заслать… А уж тех, кто умеет любить и жертвовать собой — и подавно. И сколько лет у нас надо ждать…
Уже гремели завершающие бои. Сузилась до предела, вытянутая ранее на тысячи километров, главная линия фронта — сузилась и превратилась в кольцо вокруг Берлина. Еще немного, и кольцо стянется в петлю вокруг того места, откуда началась эта война, — петлю вокруг Рейхстага и Рейхсканцелярии.
Передовые части Советской Армии очищали район за районом Вены от разрозненных групп эсэсовцев. Первая колонна танков и бронетранспортеров добралась и до нашего района. С балконов и из окон домов свешивались белые полотнища капитуляции и красно-белые флаги независимой Австрийской Республики. Жители сперва нерешительно, потом посмелее стали выходить на улицу, приветствовали танкистов.
Машины остановились. Из первого танка вылез чумазый командир в промасленном комбинезоне. Он знал несколько немецких слов. Его окружила толпа. Завязалась беседа. Я еле сдержал себя, чтобы не подойти к нему, обнять, заговорить по-русски. Но война еще не окончилась, а для меня вдвойне — ведь я все еще оставался Вальдемаром Витвером.
Вслед за первыми частями Советской Армии начали подтягиваться обозы. Недалеко от нашего дома появилась походная кухня. Ее обступили дети. От ароматного запаха русской каши просто «кружилась» голова Расторопный повар не чурался добровольными помощниками. Ребята подтаскивали хворост. Несколько женщин принесли из дома стулья, уселись вокруг большого таза и старательно чистили картошку. Детвора уже получила по первому куску хлеба. Отношения налаживались…
Вскоре после того как Вена была очищена от остатков гитлеровцев, сюда прибыл маршал Толбухин, и состоялась сто встреча с руководителем движения Сопротивления Карлом Сцоколлем (Соколом).
Заканчивалась моя деятельность в группе «Веринг». Тяжело было расставаться с Веной, но еще тяжелее — покидать верных товарищей, близких друзей. Они уговаривали меня остаться хотя бы еще на год, предлагали должность референта в только что сформированном правительстве республики, брались уладить этот вопрос с советским командованием. Однако желание вернуться домой было неодолимо. Я отказался от всех предложений. Для моей страны война еще не окончилась. А значит, и для меня.
В те дни я был занят составлением отчета об участии в движении Сопротивления, но успел только собрать некоторые документы…
Поздно вечером, 19 апреля, в дом, где я теперь жил, явились двое советских военнослужащих и предложили ехать имеете с ними. Куда и зачем, не сказали. Внизу уже ждала машина. Примерно через час мы прибыли в Бадей, небольшой городок юго-западнее Вены. Здесь размещался штаб Толбухина. Меня поместили в просторную комнату на втором этаже богатого особняка со множеством лепных украшений. Снаружи здание охранялось автоматчиками. Сюда же доставили майора Сокола. Мне сказали, что в ближайшие дни нас, вероятно, отправят самолетом в Москву. Пока с нами никто не разговаривал, мы могли общаться между собой и нас неплохо кормили.
Так прошло четыре дня. О нас словно забыли. Я получил возможность ближе познакомиться с Соколом. Прежде я его видел всего один раз, когда вместе с Вилли присутствовал на совещании руководителей групп. Сокол был человеком невозмутимым и даже, как мне показалось, на редкость спокойным. Его карие глаза искрились еле заметной насмешкой и не задавали вопросов (а ведь как-никак это были «НАШИ» игры, и «НАШИ» фортеля могли бы вызывать недоумение у Сокола). Его мягкий голос будто призывал к выдержке и терпению. В сочетании с невысоким ростом, весь его облик как-то не вязался с той ролью легендарного руководителя всего движения Сопротивления Австрии, которую он так долго и результативно выполнял. Он оказался общительным, эрудированным и добрым собеседником. Интересовался Москвой, русским языком. Старался с моей помощью увеличить небольшой запас известных ему русских слов, фраз и, нужно сказать, быстро достигал в этом направлении определенных успехов. Время шло для нас незаметно.
В один из дней нашего не совсем понятного заточения я увидел небольшую заметку во фронтовой многотиражке (возможно, это был «Боевой листок», отпечатанный типографским способом). Газетку кто-то случайно обронил в ломе, а может быть, мне ее подбросили… В ней сообщалось, что успешное проведение всей Венской операции стало возможным благодаря действиям СМЕРШа и отряда Дунайской флотилии. В результате— наряду со всеми прочими успехами, удалось сохранить от разрушения город Вену… и т. д., и т. п…. Там же сообщалось о представлении к правительственным наградам широкого круга участников операции. Но ни словом не упоминалось в ней ни о Соколе, ни о роли австрийского движения Сопротивления Эта заметка вызвала у меня чувство жгучего стыда за соотечественников. Я не знал, как сказать об этом Соколу. Решил отложить этот неприятный разговор, по крайней мере, до следующего дня и обдумать все подробно. Кое о чем я уже начал догадываться.
А к вечеру за мной пришли. И как ни в чем не бывало сержант повел меня в соседнее здание. Там, в просторном, ярко освещенном кабинете, я предстал пред очи щеголеватого майора, одетого в новенькие, с иголочки, китель и бриджи — при золотых погонах! Он держал в зубах сигарету «Джонни», небрежно перебрасывал ее из одного угла рта в другой, подражая блатным манерам. Он остановил на мне профессионально-испытующий взгляд и обратился к девице с погонами лейтенанта. Ее гимнастерка, туго перехваченная ремнем, подчеркивала отменную пышность ее форм.
— Спроси-ка у этого …уева фон-барона! Знает ли он, с кем имеет дело? — Начало было многообещающим.
(В моих немецких документах, в целях конспирации, я действительно значился как фон Витвер.)
Переводчица, видимо, привыкшая к лексическим изыскам не моргнув, перевела вопрос и довольно точно Я поблагодарил ее и ответил по-немецки, что ее помощь нам не потребуется, поскольку я русский язык знаю не хуже…уева майора.
— Что он там хрюкает на своем свинячем языке?
Со мной так даже в гестапо не разговаривали, и я ответил ему:
— Судя по мундиру, я имею дело с советским офицером; что же касается «свинячего», то это язык Маркса и Энгельса, — мне захотелось уязвить майора. — Этим «свинячим» языком в совершенстве владел Владимир Ильич Ленин!