Время от времени чей-то голос объявлял фамилии вызываемых, и они выходили из зала — отправка в Чехословакию шла непрерывно.
Может быть, я был единственным, кто твердо знал, что его фамилию не назовут…
Днем раньше в отделе проводилось очередное «говорение» — нужно было одобрить политику Партии и Правительства. Упоминавшееся выше «Рыхлое Существо», жившее докладами о работе других, сообщило мне, что я должен выступить. Разговор имел место примерно за час до «говорения». Я спокойно ответил, что очень, очень плохо себя чувствую (и это была чистая правда — меня тошнило от всего этого) и выступить не могу. «Существо» пристально посмотрело на меня, и его тонкие губы хищно шевельнулись. Я ответил взглядом занемогшего Иванушки-дурачка и грациозно удалился. Оба собеседника прекрасно поняли друг друга, но ведь ничего не было сказано…
А во время «говорения» «Существо» не отказало себе в удовлетворении ехидно спросить: «Вы что, Евгений Григорьевич, плохо себя чувствуете?». «Ну, не так, как чехи», — спокойно ответил я.
В ССОДе я впервые по-настоящему столкнулся со взяточничеством, которое теперь (к удовольствию взяточников) называют красивым заграничным словом «коррупция».
В представительствах, домах науки и культуры, библиотеках и фильмотеках ССОДа работало за рубежом порядка 250 человек. И интересы двух главных взяточников ССОДа — «Кадровика» и «Бухгалтера», были связаны именно с этими людьми. Они настолько привыкли к взяткам, что, когда по скудоумию и непрактичности некоторых сотрудников ССОДа не получали их, применяли изящную систему вымогательств.
Поначалу я не относился серьезно к разговорам, которые иногда как бы случайно возникали в моем присутствии, потом насторожился. А потом «зарядил» агентуру и вскоре был просто ошеломлен.
В ведении «Бухгалтера» находилось сотни полторы ссодовских представительств за рубежом, во все эти представительства он должен был ритмично, аккуратно переводить значительные денежные суммы — зарплата сотрудника (или сотрудников), содержание и обслуживание автомобилей, оплата жилья, представительские, командировки по стране и в Москву и так далее.
И вот представьте себе, что вы возглавляете, допустим, Дом советской науки и культуры, скажем, в Индии, и у вас работают помимо соотечественников человек 20 местного персонала, которым вы должны выплачивать зарплату, но не можете этого сделать уже… третий месяц.
С трудом дождавшись ежегодного совещания представителей ССОДа за рубежом, проходившего в Москве, вы — измученный денежными задержками «ссодовец» — мчитесь в столицу, сжимая кулаки и готовя страшные кары бухгалтерии, но ничего драматического не происходит. В одном из закоулочков старинного здания ССОДа или Дома дружбы вам в доступных выражениях объясняют, что у «Бухгалтера», например, слабое здоровье, и он остро нуждается в хорошем питании, которое можно приобрести только в «Березке», а там, старик, нужно платить валютой, так что сам понимаешь… Нужно помочь, и тебе тоже помогут… И зарубежные представители помогали. Шляпы и пиво из Чехословакии, электроника из Японии и США, одежда из Италии, обувь из Англии — нескончаемый поток подарков из разных стран четко регулировал своевременное поступление туда денежных переводов. В конце концов, подарки ведь можно было покупать и на представительские…
А «Кадровик» — этот хитрец любил, сложив губы в куриную попку, начать любую фразу словами: «Я, как коммунист…». Ну, денежные переводы от него не зависели. Зато от него, хоть и не полностью, зависели сами назначения на заграндолжности и, что ничуть не менее существенно, получение хорошего места по возвращении из-за рубежа… Проработав три, четыре, пять лет за границей, вы могли вернуться на ту же самую должность, с которой уезжали. Может быть, даже и худшую. А поступательное движение вперед? А рост молодых кадров?
К концу моего «раунда» встреч с агентами, я знал, что все они, работая за рубежом, таскали, передавали, привозили подарки — а точнее взятки «Бухгалтеру» и «Кадровику». Просить их о том, чтобы они сами о себе писали сообщения и справки, было, конечно, бессмысленно.
Однажды я увидел, как представитель ведомства в богатой стране скользнул в кабинет «Кадровика», пряча под плащом великолепный, дорогой зонт английской, наверное, работы, в фабричной упаковке. «Ну я тебя, подлеца, пощекочу», — подумал я о «Кадровике»…
Притаившись в коридоре и не торопясь покурив, я дождался, когда даритель (естественно, без зонта) покинул кабинет. Войдя и вызвав своим появлением умильную улыбку на устах негодяя, я после обмена приветствиями спросил, указав на зонт, распакованный и лежавший на подоконнике, зачем бы он понадобился в такой солнечный день. При этом я, как мне казалось, проникал чекистским взглядом в самое нутро взяточника и был готов к тому, что он рухнет на колени, обливаясь слезами раскаяния.
Однако на глаза собеседника тут же упали чугунные заслонки с крохотными прорезями, а рот образовал крошечное отверстие. «Как коммунист коммунисту, Евгень Григорьич, скажу — вот хвалят у нас все это заграничное барахло, а чепуха ведь, чушь сплошная. Вот жена подарила на день рождения зонт, полгорода обегала, пока нашла… А раскрыл — и брак… Вот принес сегодня, попробую найти мастерскую, где починить. Ты не знаешь?»
Я почувствовал, что глаза за чугунными заслонками заблестели насмешкой. Нет, я не знал такой мастерской…
А где же мораль? Да как же ссодовцы, проверенные, с безупречными анкетами коммунисты, могли согнуться перед этими двумя (были и другие…) взяточниками? А парторганизация? А руководство?
Ну, если вы задаете такие вопросы, сразу видно, что вы человек невыездной или не выезжавший.
Вот, например, вы — представитель ССОДа в США, то есть вам представилась возможность стать им годика на три — четыре, а лучше на пять — шесть. Готовы ли вы рискнуть разбирательством по поводу сорокадолларового «подарка» «Кадровику» или «Бухгалтеру»?
А полеты через океан в салоне первого класса? А огромная квартира в парково-садовом районе Чеви Чейз, обставленная совсем не мебелью деревообрабатывающего комбината в городе Крыжополе? А бесшумный «олдсмобил» (а лучше — «бьюик», а то и «кадиллак»), хранимый в подвальном гараже вашего дома, — спуск в гараж лифтом чуть ли не из квартиры? А положение первого секретаря (а лучше — советника) посольства СССР?
А освобождение, черт возьми, от американских налогов при любой покупке? А возможность контачить с приезжающими в Вашингтон из Москвы «нужными» людьми, оказывать им простенькие, а то и не такие уж простенькие услуги и взамен мягко вынимать из них то квартиру, то дачный участок, то… да Бог знает что…
Так что борьбу со взяточничеством в ССОДе я решил вести — и вел только личными средствами все время, пока был там куратором. Как только я видел в газете или журнале карикатуру, рассказ или фельетон о взяточниках, я аккуратно вкладывал их в конверт и, не указывая обратного адреса, направлял в ССОД либо «Кадровику», либо «Бухгалтеру»…
Очень они, наверное, переживали, мучились угрызениями совести… Или нет?
С Лизой мы встречались пару раз в неделю. Встречи я всегда проводил только в гостиницах, вести Лизу на какую-нибудь из наших квартир не хотелось — я не доверял ей. Она рассказывала и писала очень много — о Погрибном и встречах с ним, о своих приятелях-художниках, об их планах, кое-что о других слушателях курсов. Даже если Лиза знала что-нибудь действительно секретное, скажем, об НТС, его планах, задании, которое она имела, она не рассказала бы об этом. Практически эти встречи я использовал для того, чтобы получить мало-мальски интересные материалы от иностранного источника для подтверждения или опровержения уже имевшихся данных. Завербовать Лизу казалось малоперспективным — слишком много усилий надо было бы тратить на проверку ее искренности и объективности ее материалов.
Но начальство было довольно — шла живая работа с иностранным источником, получали какой-никакой материал.