Весь цикл обработки занял почти месяц, после чего Марка начали пичкать различными наркотическими препаратами, целиком подавляющими волю. Проводили с ним многочасовые беседы, проверяя, усвоил ли «пациент» материал. Лишь когда он заявил, что «ощущает себя компьютером и, прежде чем совершить что-либо, нажимает соответствующую кнопку, а всего таких кнопок три — красная, зеленая и желтая», его отпустили.

Так завершился еще один этап программы, названной американскими спецслужбами «МК-ультра» («Мозговой контроль»). Лондонская газета «Обсервер» писала о жертвах этой программы: «Человек, лишенный своей воли, видящий, слышащий и помнящий только то, что угодно его шефам, живой робот, слепо выполняющий после „нажатия соответствующей кнопки“ (вспомним слова Чэпмена! — А. Н.) любые приказания, — таким видится руководителям шпионского ведомства США идеальный агент. Ради достижения этой цели ЦРУ развернуло программу чудовищных экспериментов с использованием новейших достижений науки».

Документы об «эксперименте» с Марком Дэвидом Чэпменом Центральное разведывательное управление тщательно засекретило. Но факты говорят сами за себя. Достаточно сравнить уже рассекреченные материалы шпионского ведомства об использовании средств «мозгового контроля» в рамках программы «МК-ультра» со свидетельствами психиатров, занимавшихся «делом Чэпмена» после совершения им убийства. (Напомним: Марк был признан вменяемым, и отклонений от психической нормы у него не нашли.)

В американском журнале «Роллинг стоун» 15 октября 1981 года было напечатано интервью с психиатром Дэниелом Шварцем, который, в частности, заявил: «У него (Чэпмена) начался приступ депрессии в январе 1976 года, когда он вернулся после того, как шесть месяцев пробыл в лагере для вьетнамских беженцев (бывших солдат марионеточного сайгонского режима. — А. И.). Месяц спустя после возвращения оттуда без всяких видимых причин он впал в невменяемое состояние, кричал все время, не мог сосредоточиться, чувствовал, будто проваливается в глубокую яму. С обычной точки зрения его депрессию объяснить было невозможно».

Хотелось бы дополнить это высказывание: именно такими, по свидетельствам медиков, знакомых с программой «МК-ультра», бывают последствия «дешаблонизации» на первых порах — через месяц-два после «сонной терапии» и «психической атаки». Так сказать, их клиническое проявление. Еще один психиатр, Дэвид Абрахамсен, обследовавший Чэпмена, отметил: «Он, будучи вполне нормальным, по неясным причинам сверхидентифицировал себя с Ленноном, и в нем зрело под влиянием каких-то внешних обстоятельств соперничество с личностью музыканта. Убив „соперника“, Чэпмен как бы совершил самоубийство. По крайней мере так он объяснял мотивы преступления, но выглядел при этом будто пытался вспомнить что-то».

Увы, Марк не мог уже ничего вспомнить — Ивен Камерон поднаторел в своем деле. Так же, как ЦРУ в своем…

Трудно сказать, что повлияло на умонастроения Джона больше — изматывающая тяжба с иммиграционными властями или пусть временная, но тяжкая разлука с Йоко. А может, еще что-то. Но к 1975 году Леннон оказался в тупике — моральном и творческом. В 1973-м, на диске «Игры ума», прозвучало: «Освободи людей — сделай это сейчас же, прекрати убийства — сделай это тотчас». К кому взывал певец? Только ли к единомышленникам, борцам-сподвижникам? И можно ли разом освободить человечество от пут расизма, фашизма, неоколониализма? Можно ли вмиг прекратить убийства, если насилие и террор — суть всей американской политики? Не слишком ли благодушны пожелания, когда нет стремления лично бороться, несмотря на все трудности?

У него было такое стремление. Но Джон устал, видя, что лицемерие окружающего мира становится глухим заслоном на пути к честности и бескомпромиссности и даже прогрессивное искусство оказывается всего лишь ходовым товаром на буржуазной «ярмарке тщеславия». Однако главное — в Нью-Йорке он не был счастлив, как надеялся: бежать от изматывающей суеты шоу-бизнеса, чтобы очутиться в «джунглях одиночества» города на Гудзоне, — удел не из лучших. Леннон сжигал «мосты славы» один за другим, рвал пуповину, связывавшую его с целлулоидным мирком идолопоклонничества. Но прошлое тянулось за ним, окружая высокой стеной теперь уже безмолвного обожания. Отказаться вполне сознательно от звания «стихийного бунтаря», чтобы покончить с левацкими заблуждениями юности и обрести звание «пророка несогласных»? Борьба, долгая и упорная, не для «титулованных». И побеждает лишь тот, кто сражается за дело в общих рядах и не ради личного признания — во имя справедливости.

Ему почудилось: избранная дорога ведет неизбежно к «гордому одиночеству вожака», и он воззвал: «Пусть образ стены, которая разъединяет, и образ моста, который объединяет, безыскусны — но ведь они искренни». И напел диск, назвав его «Стены и мосты». И дал свой последний концерт в Мэдисон-сквер гарден. Юношеские мечты разбились вдребезги о реалии «американского образа жизни». Джон назвал страну, в которой мечтал родиться и жить, «безумным миром ежедневных убийств, патологического насилия, всеобщего страха».

Он взял пятилетний тайм-аут: 9 октября 1975 года у Леннона родился сын, которого назвали Шоном. Из дому выходил редко: варил обеды, стирал белье, возился с малышом. Рояль пылился, гитара лежала зачехленной. В доме не упоминали о рок-музыке, а тем более о «Битлз». Изредка звучала классика, свободное время посвящалось чтению. Даже в кино супруги выбирались чуть не раз в год, а в диско- и рок-клубах вообще не бывали. Затворничество длилось года четыре. А потом Джон, уже многоопытный повар, упросил своего друга взять его в путешествие на яхте в качестве кока. Терпкий соленый ветер, океанские просторы сделали, казалось бы, невозможное: музыка вновь зазвучала. Сначала ненавязчиво, «про себя», затем все настойчивее, громче. Вернувшись, Леннон сел за рояль. И полились чистые светлые мелодии. Йоко Оно поддержала «увлечение» мужа и вскоре позвонила старому знакомому, продюсеру Дэвиду Геффену: «Как там насчет студии?»

Осенью 1979-го приступили к репетициям, а чуть позже и к записи. Работалось как никогда легко. Семь песен написал Джон, еще семь — Йоко. Первой была «Начиная сначала». И последнюю решили сделать такой же оптимистичной, назвав ее «Кончились трудные времена». Этот цикл из четырнадцати композиций стал гимном надежде, радости новых открытий и свершений, чистой и яркой любви: «Пришло время, чтобы расправить крылья и взлететь; не теряй и дня — начинай сначала». Жизнь казалась им «волшебным кораблем гармонии», где нет и быть не может «крыс» — предающих и продающих, готовых сожрать и ближнего своего, если заплатят. Джон и Йоко верили в полет — очищающий и вдохновляющий, как верили в то, что абсолютно свободны — мол, «друзей уж нет, а врагами еще не обзавелись». Иллюзия, будто за пять лет затворничества о них забыли, оказалась роковой.

Правда, истинные ценители таланта певца-трибуна ликовали: музыкант намерен вернуться к активпой творческой и социальной жизни — в ноябре 1980-го должен появиться новый диск, а в одном из интервью он заявил: «Если кто-нибудь в Америке считает, что мир и любовь — это клише шестидесятых, то глубоко заблуждается. Мир и любовь — понятия вечные. Поэтому альбом „Двойная фантазия“ будет о днях минувших, но и о будущем, конечно. Я хочу спросить поколение, выросшее в трудные семидесятые: „Как ваши дела? Ничего? Выжили?“ Так давайте же сделаем восьмидесятые прекрасными — от нас зависит, какими они станут».

Это был призыв к поколению, любившему, как и два предшествующих, Леннона — друзья вопреки его словам остались. Врагов же прибавилось: исполнитель намеревался записать еще одну пластинку и передать весь гонорар в пользу неимущих. Собирался он принять участие и в демонстрации рабочих-иммигрантов, требовавших равной оплаты труда. Но, что еще хуже, Джон назвал Пентагон «гигантским публичным домом агрессии», а генералов, одержимых манией «советской угрозы», заурядными «вышибалами, которым платит военно-промышленный комплекс». Намек более чем однозначный — как раз в это время Вашингтон начал подготовку к размещению в Западной Европе «Першингов» и крылатых ракет, и любой «оскорбительный» выпад в адрес милитаристов расценивался не иначе как «пропаганда красных». Политическая вендетта, которую готовили Леннону еще во времена его активных выступлений против вьетнамской авантюры США, стала лишь делом техники.