Еще в 1960 году VIII Всемирному было посвящено специальное заседание. Как и перед предыдущими фестивалями, составлялись подробные планы, подбирались люди, ассигновались деньги, и немалые. В Хельсинки только по линии НАТО было выделено 250 тысяч долларов. На них в Копенгагене в специальном лагере усиленно натаскивались юнцы из западногерманского «югебунда», эмигранты из СССР, группка шведов.

Не оставили без работы и Службу независимых исследований, директором которой стал теперь агент ЦРУ Д. Шауль. Ей были даны 40 тысяч долларов и приказ подготовить «группу активистов» специально для участия в политических дискуссиях. План подрывных мероприятий предусматривал в качестве главной цели массированное давление на советскую делегацию, причем не только пропагандистское и психологическое, но и силовое. Общее руководство всеми акциями возлагалось на американских разведчиков Макса Ралиса и Джека Стюарта, которые, по мнению 5-го отдела ЦРУ, лучшие других проявили себя в Вене. В помощь Ралису, официально числившемуся «корреспондентом газеты „Мюнхен курир“», и Стюарту, обходившемуся без «крыши», были выделены опытные агенты ЦРУ Авро Хорм — ему предстояло заниматься «силовыми акциями»; негр Буй — для работы против делегатов из стран Азии и Африки; А. Милитс и Рейно Сени, постоянно сидевшие в Швеции; группа кубинского эмигранта Педро Сальвата; «специалист по ГДР» Гейнц Липпман, в прошлом уголовный преступник, бежавший в Западную Германию с двумя миллионами марок плюс еще около двух десятков агентов «с узкой специализацией». Все это весьма разношерстное антифестивальное воинство было громко названо «Фридом дайнемикс» — «Движущие силы свободы».

История не сохранила точной даты прибытия в Хельсинки авангарда «движущих сил» Милитса, Сеппа и Липпмана. Известен лишь номер их машины — K-EV-183. Зато последствия этого «события» дали о себе знать очень быстро: по Хельсинки поползли слухи один страшнее другого. Самые оптимистические утверждали, что с прибытием делегатов фестиваля в городе исчезнет хлеб и молоко. Менее оптимистические — что на улицах начнутся рукопашные бои.

К двадцатым числам июля в Хельсинки стянулись и остальные «Движущие силы свободы». Раньше времени они старались не привлекать к себе особого внимания, пакостили по мелочам: заляпанные краской или нарезанные ножами фестивальные плакаты, несмелые крики «хайль, Гитлер!» в спину членам Международного подготовительного комитета и приехавшим советским туристам. Да и то по вечерам, откуда-нибудь из темных закоулков. «Корреспондент» из «Мюнхен курир» решил начать бой, когда в Хельсинки придет теплоход «Грузия» с советской делегацией.

…В тот день по обычно малолюдным улицам города к набережным и порту потянулись вереницы людей. Шли уже приехавшие делегаты фестиваля в красочных национальных костюмах и празднично одетые хозяева-финны. До прибытия теплохода оставалось не меньше часа, но у стенки не протолкнуться. Тесно и в заливе до самого маяка Хармая от вышедших встречать «Грузию» белокрылых яхт, юрких катеров и степенно режущих иссиня-зеленую воду прогулочных теплоходиков. И вот воздух сотрясается от приветственных криков, на палубу «Грузии» низвергается целый водопад букетов. Едва только закончилась швартовка, как тут же у причала на небольшой эстраде начался импровизированный концерт. В Хельсинки пришел фестиваль.

Начались и первые «разведывательные» вылазки «Фридом дайнемикс». В автобусы с советскими делегатами полетели камни, зазвенели разбитые стекла. Но Ралис и Стюарт остались недовольны: по всем законам психологии, уверяли специалисты там, в Лэнгли, резкий переход от праздничного веселья к угрожающей враждебности должен вызвать растерянность, страх, эмоциональный шок. А русские почему-то не впали в панику — доносили наблюдатели — пожалуй, лишь посерьезнели. Зато «Движущим силам свободы» пришлось поспешно уносить ноги: хельсинкцы — свидетели инцидентов — явно продемонстрировали желание намять им бока.

«Что ж, посмотрим, в каком настроении они будут завтра…» — в словах Ралиса не чувствовалось и тени сомнения в непогрешимости прогнозов «профессоров психологической войны».

…Почти в центре Хельсинки, неподалеку от вокзала, есть парк Кайсаниеми, излюбленное место молодежных гуляний. По преданию, лет сто назад здесь, на небольшом мысу — по-фински «ниеми», вдававшемся в Телеский залив, стоял кабачок, где гостей встречала красавица Катя — по-фински Кайса. У нее частенько собирались студенты Хельсинкского университета. Еще перед фестивалем в Кайсаниеми выросло просторное полотняное шапито — клуб «Спутник». Рядом — кинопередвижка под открытым небом, танцплощадка, столики, легкие удобные стулья, детские игры. С утра до позднего вечера в «Спутнике» и вокруг него толпился народ. Но завтра — открытие VIII Всемирного, к нему нужно как следует приготовиться, и часам к десяти вечера парк затих. Собираются домой, на «Грузию», ребята из «Спутника», для которых завтрашний день особенно ответственный.

И вдруг ночная тишина взрывается дикими воплями, слышится улюлюканье, летят камни, пустые бутылки. «Ноу — фестиваль! Ноу — коммунизм!» — пьяно коверкая слова, надрываются мальчишеские голоса. Полотняный павильон мигом окружает цепочка советских ребят. А из аллей, из кустов со всех сторон лезут шатающиеся, растрепанные фигуры. Нужно выстоять. И ребята держатся. Не отвечая на оскорбления, не обращая внимания на «летящие предметы». Впрочем, шефы «Фридом дайнемикс» явно просчитались: от щедрой даровой выпивки руки «движущих сил свободы» утратили координацию. Но вот уже заплясали по аллеям яркие лучи фар. «Движущие силы» пытаются закрыть лица ладонями, спрятаться от слепящего света. Из автобусов бегут рослые парни в спортивных костюмах с буквами «СССР» на груди.

Чуть позже, завывая сиренами и сверкая красными фонарями на крышах, примчались полицейские машины. Площадка вокруг «Спутника» и парк быстро очистились от непрошеных визитеров.

…Почти не спавший в ту ночь Ралис с утра устроил разнос своим помощникам. Им пришлось терпеливо выслушать уникальный набор выражений, популярно разъяснявший их профессиональную некомпетентность.

Время приближается к 17.00. Сейчас начнется фестивальное шествие. Уже с середины дня все улицы по пути к олимпийскому стадиону забиты народом. В небе, деловито рокоча моторами, серебристый самолетик тащит полотнище со словами: «Фестиваль, здравствуй!»

«Фе-сти-валь! Фе-сти-валь! Фе-сти-валь!»

Этот клич подхватили тысячи людей, стоявших на тротуарах, и в нем утонули вопли на ломаном английском.

Тем не менее Ралис и Стюарт решили играть ва-банк. Силовые провокации последовали одна за другой: еще один неудачный налет на «Спутник», взрыв бомбы у школы, где после всех треволнений спали советские туристы, наконец, попытка пронести пластиковую бомбу на «Грузию». Задержанный с ней семнадцатилетний Алпо Хаёнела признался, что ему было обещано большое вознаграждение.

— Кто обещал? — допытывались в полиции.

— Какой-то американец. Среднего роста, лет сорока. Еле говорит по-фински…

И лишь официальное заявление президента Финляндии Урхо Кекконена положило конец безрезультатным, но тем не менее весьма опасным акциям «делегации» западных спецслужб.

«Художник» Лайонел Либсен, «американец» Леонид Денисюк, «журналист» Гул и другие «активисты» из Службы независимых исследователей под командой белобрысого верзилы в темно-зеленом пиджаке и мятых белых штанах с утра до вечера «сражались» в клубе «Дружба», затевая бесконечные споры с гостями и хозяевами. Верзила же по имени Репс Ли, выдававший себя за студента, а в действительности сотрудник разведки госдепартамента, при этом демонстрировал — явно для начальства — редкостное самопожертвование: он даже не ходил обедать, ограничиваясь тем, что периодически прикладывался к «хип-ботл» — фляжке с виски. Автобусы с рекламными щитами зазывали делегатов фестиваля и финнов на выставку «Молодая Америка показывает». Возле «Спутника» и «Грузии» постоянно вертелись десятки юнцов и солидных господ, нагруженных всевозможной макулатурой, в избытке заготовленной «молчаливыми службами». Но увы, ее никто не брал. В порту бросила якорь шхуна «Матильда», где открылось в основном пустовавшее «Интернациональное кафе», в котором потчевали пивом и кофе с обязательной приправой из антифестивальных листовок, брошюр, журналов. Однако немногочисленные посетители оставляли их на столиках…