В то время, в 1926 году, в Вашингтон прибыл новый японский военно-морской атташе. Его выбор для этой должности указывал на растущее значение этого сторожевого поста японской разведки. Это был капитан 1 ранга Исороку Ямамото, будущий главнокомандующий японским объединенным флотом. Он являлся человеком, который вовлек Японию в войну. Я знал Ямамото слабо, хотя мне указывали на него, как на восходящую звезду в морском генеральном штабе, как на человека с большими перспективами. Он являлся сторонником увеличения воздушной мощи и блестящим стратегом, особенно интересующимся оперативными проблемами военно-морской стратегии. Его прибытие в Вашингтон повлекло за собой значительные изменения в методах и целях японской разведки. Предшественники Ямамото сосредоточивали свое мнение на получении информации тактического характера: проблемы и методы стрельбы, технические данные наших кораблей, боевой порядок и подробные данные о техническом прогрессе в нашем флоте. Теперь, как нам казалось, аппарат военно-морского атташе в Вашингтоне больше не интересовался этими тактическими и техническими сведениями. Внезапно оперативные проблемы в рамках высшей стратегии вышли на первое место японской разведывательной деятельности.

Мы убедились в этой перемене и решили найти причины того, почему японцы переметнулись от тактики к стратегии. В конце концов мы пришли к выводу, что это произошло в основном благодаря более широкому интеллектуальному кругозору Ямамото и его собственной заинтересованности в этих проблемах, которые тогда доминировали в японской разведывательной деятельности в Соединенных Штатах. Тактическими вопросами занимались агенты более низкого пошиба. Военно-морской атташе вникал в крупные проблемы, вопросы войны в целом.

Я всегда чувствовал, после того как Ямамото назначили главнокомандующим объединенным флотом во время войны, что первые планы нападения на Пирл-Харбор возникли в его беспокойной голове именно здесь, в Вашингтоне. Он принадлежал к той небольшой группе японских военно-морских офицеров, которые до конца возражали против Вашингтонского соглашения по ограничению флотов. Его возражения касались попыток сдать на слом авианосцы. Пункт 4 Соглашения определял авианосцы как военные корабли со «стандартным водоизмещением, превышающим 10 000 тонн, предназначенные для специфической и исключительной цели несения самолетов». Япония имела несколько кораблей в строю и в стадии постройки, как раз превышавших этот предел, и Ямамото был основной фигурой в кругах, стремившихся увеличивать количество авианосцев в японском флоте. Являясь крупным военно-морским стратегом, он признавал даже на той же ранней стадии развития морской воздушной мощи значение авианосцев и с большим огорчением видел свои самые заветные мечты грубо нарушенными Вашингтонским соглашением. Он никогда не простил нас за наше настойчивое требование, чтобы четыре японских авианосца были сданы на слом. Именно на этих авианосцах он основывал свои надежды и строил свои честолюбивые планы.

Хотя он командовал крейсерами и прослужил определенный срок в штабе, он поддерживал тесную связь с офицерами японской военно-морской авиации в течение всей своей службы. В Соединенных Штатах он также занимался проблемами организации взаимодействия авиации и военно-морского флота на самом высшем оперативном уровне. Когда он впервые прибыл в Вашингтон, я просмотрел его биографию, составленную в течение многих лет военно-морской разведкой. Он родился 4 апреля 1884 года в городе Нагаока в префектуре Сага и был шестым сыном Тэйкити Такано, вероятно приемным — обычай усыновления был широко распространен в Японии. Он поступил в военно-морскую школу в 1901 году и закончил ее в 1904 году. К 1915 году он уже капитан 3 ранга и помощник министра военно-морского флота. Он несколько лет провел в Соединенных Штатах и Англии, изучая английский язык, как и я в свое время изучал японский, и теперь бегло говорил по-английски. В его биографии он характеризовался, как «исключительно способный, энергичный и сообразительный человек». Мне не пришлось долго ждать, чтобы получить подтверждение точности этих выводов.

Однажды вечером, когда я возвратился домой после напряженной дневной работы, моя жена встретила меня сообщением, из которого я понял, что за мной увязалась большая рыба. После того как мелкая рыбешка не смогла узнать характер моих обязанностей, а интерес японцев ко мне усилился еще и потому, что они не могли связаться со мной по рабочему телефону, Ямамото пришел ко мне домой и долго говорил с моей женой. Он пригласил меня к себе на квартиру, которая в то время служила ему и местом работы. Хотя он был женат и имел дочь, он оставил семью в Токио и принимал своих гостей без хозяйки. Он не прибегал к методам своих предшественников, которые в разведывательных целях использовали женщин. На приемах у Ямамото женщин обычно не было. Гостям подавалось ограниченное количество спиртного. Он всегда предлагал сыграть в карты, чему отдавался с полным самозабвением, играл он с большим искусством. На вечеринке, куда он меня пригласил, присутствовали только мужчины; они, как обычно, играли в карты. Покер был его любимой игрой, и он играл с невоздержанной и неприкрытой решительностью, как будто хотел разгромить нас в карточной игре, прежде чем нанесет нам поражение в войне. Я знал, что он чемпион игры в го (японские шахматы) среди личного состава японского флота и неизменный победитель в покере. Мои товарищи по учебе не без сожаления могут подтвердить, что я сам был неплохим игроком в покер. В этой игре, предоставляющей достаточно времени и возможности для изучения характера, я особенно интересовался реакцией Ямамото на старание обыграть его. В отличие от большинства японцев, которые чувствуют себя растерянными и униженными, когда проигрывают даже в безвредной карточной игре, Ямамото высоко ценил мои попытки выиграть у него. Я увидел в нем человека, любящего идти в бой с поднятым забралом.

Когда я вошел в его апартаменты, я встретил того же самого коренастого чернобрового человека, что и несколько лет тому назад. Он носил коротко стриженные волосы, улыбался широко, но довольно снисходительно. Агрессивная натура чувствовалась даже в его улыбке. Почти сразу же подали коктейли и обед — смесь японских и европейских блюд. Было ясно, что он любил свою игру — эту комбинацию разведки и карт, ибо едва окончился обед, как стол очистили и приготовили для игры в покер. Хозяин пригласил нас доставить ему удовольствие игрой в карты. Он вскоре стал пересыпать свои ставки и картежные хитрости едва прикрытыми вопросами явно военно-морского характера.

Во время наших последующих встреч он пытался объединить два своих любимых занятия, и мне потребовалось призвать на помощь всю свою энергию, чтобы победить его в обеих играх. Ямамото имел всего лишь три пальца на правой руке — последствие взрыва на борту корабля во время Цусимского сражения в то время, когда он, будучи еще лейтенантом, служил при адмирале Того на флагманском корабле «Микаса». Меня развлекало то, как он с необычным проворством проделывал с картами различные манипуляции своими тремя пальцами правой руки. Я чувствовал, что он гордился своим трюкачеством, как фокусник; он громко смеялся, когда мы награждали его мастерство комплиментами.

Не довольствуясь легкими победами, он приглашал в свой дом людей, которые представляли собой сильных противников как в области разведки, так и в игре в покер. Я не знаю, как много он мог узнать от нас, но я хорошо знаю, что мы часто обыгрывали его в покер и немало от него узнавали, в том числе и об его идеях в отношении военно-морской стратегии. Именно во время этих встреч я впервые составил представление о том, в каком направлении будет развиваться военно-морской флот Японии. Авианосец — комбинация морской и воздушной мощи — все время витал перед глазами Ямамото.

Он занимался почти исключительно оперативными вопросами, и это могло вызвать у нас интерес к людям, которым он доверил тактическую разведку, если бы мы не следили за деятельностью многих его подчиненных. Не так уж трудно было определить, кому из своих агентов Ямамото поручил заниматься выполнением этой задачи. Вскоре после войны, когда Япония приступила к осуществлению своей программы строительства военно-морского флота, в Нью-Йорке открылись японские конторы по закупке новых чертежей, патентов и производственных лицензий наших заводов с тем, чтобы ускорить японскую строительную программу путем приобретения американских изобретений на открытом рынке. Эти закупочные комиссии обычно приобретали по одному образцу изобретений, будь то самолет, дальномер или прибор по управлению огнем. Эта бережливость при закупках привлекла мое внимание, и я лично пытался убедить наших промышленников воздерживаться от продажи только одной штуки всех видов изобретений.