Как известно, 94 % стреляных гильз, найденных в Куропатах, — от револьверов системы «Наган». Кроме того, было найдено несколько стреляных гильз из пистолетов систем «Браунинг» и «Вальтер», что также дало возможность сторонникам «немецкого следа» еще раз заявить о правомерности своей версии. Однако надо заметить, что оружие этих систем выпускалось задолго до 1941 г. и нередко именно таким оружием награждался руководящий состав НКВД. Кроме того, имеются данные о том, что пистолеты, в том числе этих систем, были штатным оружием ряда сотрудников НКВД.

Настало время назвать установленные не КГБ, а исследователями имена палачей, которые стреляли в затылки наших сограждан. Это сотрудники комендатуры НКВД БССР: Никитин, Ермаков, Коба, Яковлев, Острейко, Дубровский, Бочков, Батян, Абрамчик, Мигно. Это далеко не полный список энкаведистов, уничтоживших тысячи ни в чем не повинных людей.

На сегодняшний день дело о Куропатах насчитывает более 15 томов. И все эти материалы лишь подтверждают версию, по которой расстрелы проводились сотрудниками НКВД. Однако даже если допустить возможность того, что на этом месте немцы во время войны расстреляли несколько сот мирных жителей, след НКВД от этого никуда не исчезнет. Тому есть немало примеров. В частности, в районе парка Челюскинцев, где установлен памятный знак, до войны вел расстрелы НКВД, а во время войны на том же месте расстреливали немцы.

Несмотря на то, что Куропаты — одно из самых громких и известных дел в постперестроечной истории Беларуси, результаты последнего следствия так и не были доведены до сведения общественности. Архивно-следственное дело засекречено до сих пор. Впрочем, само отсутствие информации уже говорит о его результатах. В ходе многочисленных проверок и экспертиз были полностью подтверждены результаты предыдущих расследований.

Только после неоднократных требований ряда общественных организаций в ответе на очередное обращение 7 декабря 2001 г. республиканская прокуратура фактически подтвердила, что «…как первоначальным, так и дополнительным расследованием установлено, что в 1937–1940 гг. органами НКВД из мест заключения вывозились в урочище «Куропаты» люди и там расстреливались…».

Сегодня с уверенностью можно сказать, что исход куропатского дела не удовлетворят тех, кто упорно не желает слышать правду о трагическом прошлом Беларуси. Все остальное уже ясно.

По оценочным сведениям, в Минске сегодня находится не менее 8 мест массовых расстрелов периода 1920–1940 гг. годов. Расстрелы производились не менее, чем в 40 населенных пунктах республики. И это только в Беларуси! А сколько мест массовых захоронений и расстрелов по всей территории бывшего СССР еще не выявлены до сих пор?

Близ Минска массовые расстрелы проводились в урочище Куропаты и в районе Лошицкого парка. Одиночные расстрелы велись на Кальварийском кладбище, а трупы под покровом ночи закапывали в уже существующие могилы. Еще одно захоронение, о котором известно немногим, было обнаружено во время строительства станции метро «Пушкинская». Там для пущей конспирации в скотомогильнике, где были зарыты зараженные сибирской язвой животные, лежали трупы 300 железнодорожников, расстрелянных в 1937 г. по личному приказу наркома Кагановича. Это захоронение было уничтожено при строительстве метрополитена. В период с 1937–1941 гг. массовые расстрелы проводились также в районе нынешней промышленной зоны Шабаны и в районе урочище Благовщина. Несмотря на то, что в Благовщине оккупанты во время войны расстреляли более 140 тысяч мирных жителей, это не дает права забывать о тысячах людей, расстрелянных сотрудниками НКВД в 1937–1941 гг.

С осени 1941 г. в окрестности деревни М.Тростенец (тогдашний колхоз имени К. Маркса) стали прибывать первые транспорты со смертниками. Возможно, место было выбрано неслучайно. Еще в июньские дни 1941 г. части НКВД конвоировали по Могилевскому шоссе колонны арестованных из минских тюрем, а так жертв энкавэдэшной «зачистки» первых дней войны.

Конвоировали не дальше ближайшего леса, а это и были окрестности Тростенца. Ранее, в конце 1930-х гг., по свидетельствам очевидцев, были отселены хутора, и севернее урочища Благовщина часть территории вблизи Могилевского шоссе отошла под охраняемый НКВД объект. Оттуда по ночам нередко доносились выстрелы.

Под Минском в урочище Благовщина не только фашисты расправлялись с мирными гражданами, здесь также немало «положили» своих соотечественников в предвоенные годы энкэвэдисты, расстреляли попавших в плен к фашистам в первые дни войны советских солдат и офицеров.

Известно, что перед вступлением оккупантов в Минск все заключенные и находящиеся под следствием за совершение так называемых «контрреволюционных преступлений» были выведены из города несколькими колоннами по 2–4 тысячи человек. 25 июня одна из колонн была расстреляна в районе Благовщины, другая 26 июня за Червенем. Аналогичные расстрелы были произведены в июне 1941 г. и в ряде населенных пунктов Беларуси.

Для ответа на вопрос, как это было, приведу фрагменты воспоминаний узника минской внутренней тюрьмы НКВД Цодика, которого опросил А. Майсеня в начале 1990-х гг.

Заключенные, давно ожидавшие команды покинуть тюрьму, потянулись друг за другом в освещенный створ двери. Цодик тоже подхватился с нар и пристроился к выходящим. По всему этажу и на лестничных клетках стояла усиленная охрана. Еще из 3–4 камер выходили заключенные. Охранники торопили, подгоняли без конца, матерясь и угрожая. Вместе со всеми Цодик вышел на улицу.

Колонна тронулась с места, крытые машины одна за другой выползли из тюремных ворот на ночную минскую улицу. Ехали медленно — то и дело приходилось обгонять марширующие в ночи воинские части; стучали об асфальт тысячи солдатских сапог, громыхали артиллерийские орудия, гудели моторы. В этот гул постоянно врывались зенитные залпы, глухой раскат стреляющих пушек. На ходу сигналя и маневрируя, колонна, наконец, вырвалась из уличной сутолоки на Могилевское шоссе. Машины пошли быстрее, но и здесь то и дело приходилось притормаживать, чтобы вписаться в поток людей и техники, катившей вниз по шоссе.

Ехали по шоссе минут тридцать, внезапно машину слегка накренило на левый бок, она ткнулась носом вперед и съехала с шоссе, затрясшись неровной дрожью по ухабам и выбоинам проселочной дороги. Звуки колонны беженцев на шоссе удалялись, потом и вовсе затихли. Среди заключенных в машине нарастало напряжение.

Скоро машина сбавила ход, покатилась по склону вниз, а через минуту застыла на месте. Раздалась команда, было слышно, как сзади спрыгивали наземь охранники с собаками — один, второй, третий. Вот целое отделение их пробежало с той стороны, где сидел Цодик. Взвизгнули замки, задний борт опрокинулся. «Слезайте по одному и быстро!».

Светало. Цодик протолкнулся к заднему борту и спрыгнул вниз, пристроился к своей группе. Вслед за ним спрыгивали другие, у Цодика было время оглядеться. Они оказались на краю неширокой ложбины, поросшей молодым сосняком и кустарником.

Кругом, метрах в пятидесяти, стоял лес — сосны вперемежку с елями, береза, ольха. В редких просветах виднелось поле с поднявшейся рожью. Если считать время в дороге, то это было не так уж далеко от Минска — от силы километров двадцать.

Возле каждой машины стояло наготове выстроенное подразделение охранников с собаками. Натренированные овчарки злобно рычали. Казалось, они были готовы разорвать в клочья этих сбившихся, жалких людей. Когда последние заключенные оказались на земле, всех выстроили в шеренгу по двое, Цодик оказался вторым номером, стоял в задней линии.

Двое охранников приволокли откуда-то куски проволоки. Последовала команда: «Руки назад, держать за спиной». Охранники ходили по рядам — один подавал проволоку, второй схватывал ею запястья рук и быстрым движением закручивал концы.