Перед входом в подвал ее поджидала Ружа. Ирина привычно спросила, где находится больной. Цыганка ответила не сразу, по всему было видно, в чем-то сомневается. Потом, схватив Трубникову за руку, Ружа прошептала в самое лицо Ирины:

— Я должна предупредить, что вы многим рискуете: узнают немцы — расстреляют, сболтнете — я зарежу. Решайте!

Профессиональное чувство врача уже овладело Ириной. Она строго сказала:

— Мы теряем время!

Тут-то, наконец, Ружа решилась:

— Пошли.

Она открыла знакомую Ирине потайную дверь. Ирина очутилась в темном подземелье. Пахло прелью, застоялой сыростью.

Ружа осветила фонариком выложенные кирпичом стены, взяла врача под руку, и они пошли по горизонтальной штольне. Временами то справа, то слева попадались прорубленные в стене карманы — отсеки — величиной с небольшую комнату.

«Вот где хранил грек контрабандные товары, — подумала Ирина. — Это и есть тот самый тоннель, о котором говорила мама».

Они шли несколько минут. Впереди показался завал из обрушившихся камней. Не доходя до него, Ружа скомандовала:

— Сюда!

Они свернули в ближайший отсек. Пол его был устлан ковром, в углу мерцала семилинейная керосиновая лампа, на фанерных ящиках, сложенных один на другой, стояли кастрюли, стаканы, примус, ведро.

— Сергей Владимирович, — проговорила Ружа, — к вам можно? Я привела доктора, о котором вам говорила.

Из темноты послышалось покашливание, затем глухой голос:

— Пожалуйста. За неудобства прошу извинить.

Постепенно глаза Ирины притерпелись, и она рассмотрела на полу мужчину. Он лежал на двух или на трех матрацах, прикрытый солдатским одеялом. Рядом с ним на ящике лежали колбаса, хлеб. У изголовья стоял ящик, от которого тянулись провода куда-то в темноту.

Ирина сняла пальто, подошла к больному:

— Вы можете подняться?

— Не могу, доктор, проклятый позвоночник… — болезненно закряхтел он.

Присев на корточки, Ирина прибавила в лампе огня, Ружа направила в сторону больного фонарик. Первое, что увидела Ирина, это бледное лицо и широко открытые глаза. Больному было лет двадцать пять — двадцать семь. На нем был вязаный шерстяной свитер, рядом лежало выглаженное, аккуратно свернутое военное обмундирование, на петлицах гимнастерки виднелись три кубика.

Ирина осторожно откинула одеяло, проворно размотала клубок ржавых от крови бинтов. Внос ударил тяжелый, тлетворный запах. Правая нога была ампутирована выше колена.

Ирина принялась обрабатывать рану. Больной лишь скрипел зубами.

— Кто оперировал? — спросила Ирина.

— Ружа, — ответил он.

Цыганка пояснила:

— Мы вместе с Сергеем Владимировичем… кухонным ножом.

Ирина была поражена. Если бы ей кто-нибудь рассказал об этом в институте — не поверила бы ни за что!

— Давайте посмотрим позвоночник, Сергей Владимирович. Ружа, помогите, пожалуйста.

Вдвоем они перевернули его на живот. Врачу нетрудно было определить, что у Сергея Владимировича травмирован позвоночник. Как он ни крепился, а вскрикнул, когда Ирина ощупывала спину. «И он еще жив! — невольно подумала она. — Нет, такого и железо не выдержит».

Видимо, угадав ее мысли, Ружа сказала:

— Лекарства трудно доставать. В аптеках почти ничего не найдешь.

— Я выдам нужные лекарства, но больного необходимо отправить в госпиталь… хотя бы в нашу железнодорожную больницу, там работают хорошо мне знакомые врачи.

— Безусловно, так было бы лучше, — согласилась Ружа, — а вдруг дознаются, кто он?

— Риск, конечно, немалый… Немцы время от времени проверяют, кого мы лечим… Но здесь, в такой обстановке, больному трудно…

Губы старшего лейтенанта тронула улыбка:

— Доктор, мне нужно еще немного продержаться, чтобы закончить то, что мы с Ружей делаем… А пока лечите…

— Я сделаю все, что в моих силах.

Ирина не сказала «вылечу», этого, пожалуй, ни один врач не пообещал бы старшему лейтенанту. Сейчас она прикидывала, как лучше организовать его лечение. Между тем Сергей Владимирович посмотрел на светящийся циферблат наручных часов, забеспокоился:

— Мы упускаем срок, нам пора, пора! Ружа, проводи доктора!

— Я ей доверяю, Сергей Владимирович. Ирина Ивановна — друг Метелина, того, что…

Ирина поняла, что она мешает, и отступила в темный штрек.

У постели больного погас ручной фонарик. Ружа переставила лампу на пол. Раздался мягкий писк, треск, шипение, затем дробный перестук, будто дятел стучит о сухое дерево. Через какое-то время послышался голос Ружи. Она говорила медленно, с расстановкой, как учительница при диктанте:

— Подтверждаем: штаб накрыт. Генерал остался жив, находился в отлучке. Взрывы на складе боеприпасов продолжались всю ночь. На участке реки Ус, севернее Романова Кургана, строится аэродром, туда стянуто….

Старший лейтенант раздраженно проворчал:

— Ружа, пореже, я шифровать не успеваю…

«Подслушиваю! — упрекнула себя Ирина. — Вот почему он хотел, чтобы я ушла». Она отошла подальше в темноту и какое-то время оставалась одна. Наконец Ружа позвала ее к Сергею Владимировичу, а сама отлучилась за свежей водой.

Сергей Владимирович долго, с надрывом, кашлял, потом заговорил быстро, будто торопился излить душу:

— Я хочу вам сказать: своих я не дождусь. Пороха не хватит!.. Ружа заслужила не только мою благодарность… Наши бомбардировщики уже не раз были наведены на цель фактически ею. Она одна заменила целый разведотряд. Такое нельзя забывать. Вы должны доложить о Руже подпольному горкому партии.

Ружа привела Ирину в другой отсек, засветила лампу. Он тоже был кем-то обжит. На полу лежали матрацы, на стене висели пальто, пара платьев, на ящике — небольшое зеркало, пудра, помада, автомат и ракетница. «Ага, вот кто подает сигналы нашим самолетам», — догадалась Ирина и спросила:

— Вы здесь живете?

— Не всегда. У меня в городе есть комната. Сюда прихожу в определенные дни. Если разузнаю что важное, сообщаю Сергею Владимировичу, он передает в штаб фронта.

— Железный он человек! — с восхищением проговорила Ирина. — Живого места не найдешь, как через мясорубку прошел.

Ружа тяжело вздохнула:

— Он под фашистским танком побывал.

Вытирая слезы, Ружа рассказала, как это произошло. Их табор стоял у рощи, на окраине Приазовска. Ружа возвращалась из города к своим. Кругом стреляли. Она спрыгнула в окоп. Там были красноармейцы. Неожиданно совсем близко появились танки с крестами. В них из окопов полетели связки гранат, бутылки с горючим. Вспыхнул один танк, другой… Но танков было много, а наших бойцов осталась горсточка.

Несколько танков, смяв оборону, устремились к городу.

Две машины свернули в сторону табора. Поломали телеги, шатры, подавили людей.

Ружа отлежалась в окопе. Когда скрылись танки, то к месту боя, из ближайших домов, подбежали женщины, дети. Убитых было много, живой — один. Им оказался Сергей Владимирович. Ружа с женщинами втащила его в чей-то дом, добрые люди дали гражданский костюм. А что делать дальше?.. Ружа знала, что фашисты запросто добивают раненых командиров на месте, расстреливают тех, кто прячет их.

Вот тут она вспомнила о санаторном подвале. Помочь ей вызвался подросток лет пятнадцати. Поздно ночью они несли Сергея Владимировича на руках. У развалин санатория она отпустила мальчика, и сама, одна (откуда и силы взялись), перенесла старшего лейтенанта в подвал.

Перед утром Сергей Владимирович спросил: «Где я?» — «В надежном месте», — ответила Ружа. Тогда он сказал, что рядом с цыганским табором размещался их штаб, что там должна быть рация. Умолял разыскать ее, если уцелела, перенести сюда.

На Ружу напало безразличие: убьют не убьют — все равно! Фрицы, заняв город, пьянствовали. На многих улицах их еще не было. И это спасло Ружу. Она нашла и перенесла рацию.

С того дня Ружа лечит и кормит Сергея Владимировича. Натаскала в подвал матрацев, одеял. У мертвых фрицев забрала стерильные пакеты, из брошенных санитарных сумок — различные медикаменты. Из разбитых магазинов запаслась продуктами. Воду берет из разрушенной кухни, где водопровод каким-то чудом оказался неповрежденным. Заботы о раненом отвлекли от собственного горя…