С тайным нетерпением я ожидал того момента, когда Ясудзава сам расскажет о заброске в СССР Кунгурцева. Однако свое повествование японец закруглял, но фамилию эту еще ни разу не произнес.
Тогда я спросил без обиняков: «Кого вы заслали в СССР осенью 1944 года?» — «Я никого не засылал». — «А кого перебросили тогда через границу ваши помощники?»
Лишь после столь прозрачного намека матерый разведчик все же кое-что выдал. Он, в частности, сказал, что в ноябре 1944 года один из его помощников, колчаковский поручик Симачкин, участвовал в заброске в Приморье, в районе города Имана, агента, которого готовила Харбинская японская военная миссия. Его фамилию и другие какие-либо данные о нем Ясудзава якобы не знает. Харбинские разведчики лишь использовали для переброски в СССР своего агента помощь Лишучженьской миссии, как разведоргана, находящегося в непосредственной близости к границе с СССР и, естественно, лучше других знающего здесь более проходные для засылки агентуры места.
«Возможно, Муцаи и Симачкину известна фамилия этого агента, спросите у них», — прижмурил японец глаза, иронически улыбаясь.
Для нас было ценным даже это краткое сообщение японца о переброске в ноябре 1944 года в СССР агента в районе Имана. Оно совпадало с имевшимися у нас сведениями о том, что этот агент готовился в Харбине и что в его переброске через границу участвовал Симачкин. Следовательно, показания Кунгурцева по этим вопросам правдивы, след его в Маньчжурии отыскался. Однако кем в действительности агент являлся, какое получил задание от разведки и дали ли ему японцы явки в советском Приморье — ответы на эти важнейшие вопросы еще были за семью печатями.
Эта «беседа» затянулась почти до утра. Когда я, вставая из-за стола, сказал, что вынужден взять его, Ясудзаву, под стражу, он не без ехидства спросил: «Разве я уже не заслужил снисхождения, чтобы отдыхать не в тюрьме?»
В тон ему последовал мой ответ: дескать, его заслугу мы ценим и поэтому даем право выбрать для ночлега любую камеру тюрьмы…
На дворе было ветрено, сыро и еще темно.
Я решил отвести сам японца в камеру. Чтобы исключить побег, использовал старый прием: опоясал Ясудзаву своим офицерским поясным ремнем пряжкой назад и просунул ладонь под него. При этом стоял слева от конвоируемого, автоматчик — справа. Наблюдая за мной, Ясудзава вдруг побледнел, затрясся весь и залопотал свою «молитву». Думая, что он страшится стен тюрьмы, я сказал, чтобы он их не пугался, поскольку эту тюрьму сам же строил. Правда, она не совсем удобная, но зато надежная. Японец все кивал, вроде бы соглашаясь. Спустя несколько дней он признался, что, когда его опоясали ремнем перед выводом в камеру, он перепутался, подозревая, что его хотят задушить.
«Теперь я на собственном опыте убедился, — говорил Ясудзава еще позже, широко скаля зубы, — советская контрразведка не опускается до грубых акций в своей работе, о которых так много говорили пропагандисты Японии и белого движения».
Рано утром старший лейтенант Тимофеев уехал на ближайший командный пункт, чтобы доложить в отдел контрразведки армии о задержании Ясудзавы и его показаниях. А перед отъездом предупредил меня, что он не успел допросить задержанного Терещенко. И я решил это сделать сам.
Терещенко — пожилой, но с виду еще крепкий мужик, широкоплечий, с багровым, поклеванным оспой лицом и с глубоко запавшими глазами, смотревшими настороженно из-под густых, почти сросшихся бровей. Разговаривал не спеша, как бы взвешивая каждое слово, хрипловатым слабым голосом.
О себе говорил неохотно. Родился на хуторе Подлесном, около Лесозаводска, в Приморье, там вырос и женился. Родители давно умерли, родственников нет. В 1930 году могли раскулачить — зажиточно жил. Вовремя, не дожидаясь этого, распродал что можно было и зимой 1930 года ушел в Маньчжурию с женой и двумя сыновьями. За границей осел в Мишани. Рассчитывал «вольно» пожить, прибыльно поторговать. Но туда скоро пришли японцы. Его арестовали и забрали почти что все имущество. Под стражей держали около года, обвиняя в связях с советской разведкой, на допросах иногда жестоко били. Потом освободили, но имущество не отдали. Японцы принудили дать им письменное обязательство тайно на них работать: выявлять людей, недовольных их режимом. Устроили его кладовщиком на лесоскладе в Мишани, дали земли под огородишко. Так и жил все эти годы в полной зависимости от японской разведки. Его подсаживали в камеры к арестованным, заставляли переправлять в советское Приморье агентов. А в 1940 году сам ходил через границу в города Бикин и Иман с целью изучения обстановки и разведки войск. Терещенко назвал более двадцати лиц, сотрудничавших с японской разведкой.
Я чувствовал, что он — крупная дичь, большая находка: многое знает о японской агентуре и может об этом рассказать. К сожалению, и мне, как и старшему лейтенанту Тимофееву, пришлось прервать допрос на самом, кажется, интересном.
Надо было срочно искать и изолировать других шпионов. И в этом направлении наша небольшая группа оперативников работала напряженно. Уже к 13 августа, то есть всего за считанные дни, мы взяли — ни много ни мало — более пятидесяти шпионов. Это был явный перегруз — мы не успевали их допрашивать и затребовали подкрепление — подмогу для ведения следствия…
Но пришел черед изолировать и отряд поручика Симачкина. Правда, случаев нападения; диверсантов на наши армейские тылы не наблюдалось. Однако диверсионный отряд существовал, и само по себе это — серьезная опасность.
Обещанного подполковником Глуховым воинского подразделения для ликвидации диверсантов все еще не было. Молчал и Белянушкин…
Позже мы узнали, что в это время стремительно наступавшие советские войска разобщили и разъединили целые дивизии и армии японцев, загнали в сопки и таежные дебри многотысячные группы противника и там их доколачивали. Ясно, что наше командование не могло снимать с фронта силы для ликвидации мелких отрядов — в 100–150 человек, каким был отряд поручика Симачкина. И я начал готовиться к тому, чтобы с группой автоматчиков и проводников-китайцев пойти в урочище Барсука и попытаться обезоружить диверсантов. Мне очень хотелось побыстрее поймать поручика Симачкина и допросить его. Однако идти в урочище не пришлось. К нам явился посланец Белянушкина и сообщил, что диверсанты находятся километрах в пяти от города, просят прибыть туда советского офицера для переговоров. Взяв с собой двух автоматчиков и этого посланца, я на «виллисе» немедленно выехал в отряд. Диверсанты, ожидая нас, группами сидели и стояли возле чумизного поля, на пустыре, поросшем небольшим кустарником. Подъехав к ним, я остановил «виллис» и увидел Белянушкина, поздоровался с ним и предложил построить отряд, что тот и сделал. На правом фланге стали высокий полнотелый Белянушкин и еще более рослый, но поджарый поручик Симачкин, которого узнал по приметам. Я прошел вдоль строя, внимательно всматриваясь в стоявших. Передо мной были грязные, с обросшими лицами, в мятой одежде и, видно, голодные люди — в основном молодые русские парни, одетые в военные, полувоенные и гражданские костюмы. Вооружены японскими карабинами, ручными гранатами и ножами. В широко раскрытых глазах кроме естественного любопытства в связи со столь необычной встречей были уныние и тоска от сознания неясности дальнейшей судьбы, а кое у кого — страх перед возможным суровым наказанием. Я решил не мешкая внести ясность, как говорится, в обстановку. Подозвав к себе Белянушкина и поручика Симачкина, обратился к отряду со словами: «Советская Армия пришла сюда, чтобы разгромить японских агрессоров, ликвидировать нависшую над нашей границей угрозу — разбойничье гнездо самураев — и тем самым помочь многострадальному китайскому народу обрести независимость от иноземных поработителей. Японские войска в Маньчжурии полностью разбиты. Мы считаем, что японцы обманом заставили ваш отряд подготовиться к диверсионной борьбе с нами. Но хорошо то, что практически вы, очевидно, не успели натворить много зла. Поэтому вам предлагаем подойти по одному к нашей автомашине и сложить возле нее оружие. В отдельные кучи положить карабины, патроны, гранаты, ножи… После этого разойдитесь поодиночке по домам. Занимайтесь полезным для общества делом и не вздумайте что-либо предпринимать плохого против Советской Армии…»