Раннее утро. Мы в пути на Деннау. У нас три маленьких выносливых осла. На двух сидим я и Осипов. На третьем привязан товар и изредка на этом же осле отдыхает Абдурахман, идущий пешком. Сейчас он идет с ослом, понукая его палкой.

– Абдурахман-бай, трудно сейчас жить стало. совсем нет торговли,- сказал я от скуки.

– Да,- вздохнул он,- это революция все испортила. Не будь революции, я теперь богатым человеком был бы.

– А ведь басмачи тоже против революции, почему ты не с ними? – продолжал я.

– Басмачи хотят эмира,- ответил он, оглядываясь по сторонам, точно кто-нибудь в этой пустыне мог его подслушать.- А я знаю, что такое эмир. При старом эмире наш гузарский бек силой взял мою сестру и изнасиловал. А его писарь заставил сожительствовать с ним моего младшего брата. А что сделаешь? Только скажи и голову отрубят. Нет, лучше русские. Они лучше, чем эмир. Вот теперь Энвер-паша хочет быть эмиром,- продолжал он,- его из Турции выгнали, и он пришел к нам. Они воюют, грабят, а нам житья нет. Да, все плохо,- и он злобно стал бить палкой осла, точно вымещал на нем всю злобу.

– Абдурахман-бай, а почему бы тебе не поехать в Бухару и спокойно там торговать? – не отставал я.

– А как поедешь? У меня семья, трое детей. На торговлю нужны деньги,- ответил он безнадежно.- А хорошо было бы жить в Бухаре. Я там был два раза,- мечтательно добавил он.

У меня мелькнула мысль завербовать его.

– Да, деньги большая сила, а сейчас заработать их очень трудно,- задумчиво сказал я.- А знаешь, Абдурахман-бай, что русские обещают большие деньги тому, кто найдет Энвер-пашу и сообщит властям, где он укрывается.

– Неужели? А сколько они дают? – спросил он с любопытством.

– Сто миллионов,- ответил я,- я сам читал объявление в Бухаре, когда выезжал оттуда.

– Хоп! Это очень большой капитал. Только зачем они дадут столько денег, если каждый мальчик знает, что Энвер в кишлаках у Деннау,- сказал он с сомнением.

– Ну, а если это правда, ты пошел бы на это дело? – спросил я.

– За половину, за четверть этих денег отдал бы Энвера и всех этих турок. Это они принесли войну в наши края,- с ненавистью сказал он.

– Да, тогда ты был бы очень богатый купец,- сказал я и замолчал. Я решил, что нужно дать время переварить ему эту мысль. Я перешел разговаривать с Осиновым о пустяках. Он, ухмыляясь, поддерживал разговор. Он понял мой план и одобряет его.

Вечером мы расположились отдыхать на ковре, расстеленном прямо на земле у придорожной чайханы. После жирного плова мы пили последний перед сном чай.

– А хороший ты человек, Абдурахман-бай, и я бы очень хотел, чтобы ты разбогател и стал большим купцом. Тогда бы мы вместе торговали,- начал я разговор.

– Да, было бы не плохо,- ответил он.

– Вот ты сегодня говорил, что Энвер у Деннау. А не опасно ли для нас ехать туда с товаром,- сказал я, наводя его на разговор об Энвере.

– С письмом к Джума-баю нам бояться нечего. Он большой басмач. Все продукты басмачам доставляет и может быть, к нашему приезду русские поймают Энвера и все будет кончено,- закончил он.

– А знаешь, я бы хотел, чтобы ты помог русским поймать его. Тогда бы ты получил большие деньги.

– Я бы тоже хотел. Сто миллионов большие деньги, хак? Я даже русского языка не знаю,- сказал он.

– Если хочешь, пойдем вместе в Деннау к русскому коменданту,- вмешался в разговор Осипов,- он мой хороший знакомый. Ты ему расскажешь, а я буду переводить. Он тебе, наверно, сразу даст денег.

– Хай! – сказал Абдурахман,- пойдем с тобой. Только не забудь Алексан-бай.

Мы легли спать тут же на ковре. Приехав в Деннау, я с Осиповым вместе пошли к начальнику гарнизона. Во дворе у ворот привязано несколько оседланных лошадей. В глубине двора маленькое здание. На двери на листе бумаги старательно карандашом выведено: начгар Деннау. Зашли. За простым, кухонным столом, накрытым простым солдатским сукном, сидит военный. Об этом можно догадаться по брюкам-галифэ, сапогам и шпорам, до пояса же он раздет, так как стоит сильная жара.

– Вы товарищ начальник гарнизона? – спросил я.

– Да, а в чем дело, граждане? – ответил он, глядя на нас вопросительно.

– Я – уполномоченный Реввоенсовета Туркфронта,- представился я и, достав из кармана ножик, и стал распарывать подкладку моего пиджака. Достав из подкладки мандат, напечатанный на куске шелкового полотна, подал ему.

"Предъявитель сего тов. Агабеков назначен для активной борьбы с контрреволюционными повстанцами, всем военным и гражданским учреждениям и лицам надлежит оказать тов. Агабекову всемерное содействие выполнению возложенной на тов. Агабекова задачи. Член Реввоенсовета Туркфронта Воронин. Начразведки Ипполитов".

– А это мой товарищ по связи, товарищ Осипов,- представил я.

– Садитесь, товарищи,- засуетился начгар, предан нам стул, на котором сидел.

– Итак, сегодня ночью мы выезжаем к басмачам в штаб Энвер-паши. Установите тесную связь со штабом дивизии и ждите от нас известий,- – закончил я беседу с начгаром, и мы вышли.

У нас все готово. Мы получили письмо от Джума-бая, где он рекомендует нас как мирных купцов, и Абдурахман, сияющий, получив от начгара десять миллионов, собирает все вещи в мешки. Ночью мы выехали в кишлаки к басмачам.

Уже вторую ночь мы проводим среди басмачей. Большая часть товаров распродана. Мы уже подружились со многими басмачами и считаемся своими людьми среди них. Вечером мы сидели у чайханы среди басмачей. Настроение у них подавленное. Никуда нельзя носу показать, повсюду Красная Армия.

– Вот подождите немного,- говорит один свирепого вида, со шрамом на щеке басмач,- паша послал послов во все страны мира. Скоро к нам на помощь придут афганцы, а потом и англичане. Тогда уж мы прогоним русских.

– Ждать долго придется,- говорит другой, работающий на кухне у Энвера,- я вчера во время обеда слышал, как паша сказал, что придется здесь прожить не меньше трех недель.

– А хорошо бы сейчас сделать налет на какую-нибудь станцию. Я обязательно захвачу себе русскую жену,- говорит третий, лет 40, басмач с большим хищным носом на худощавом лице.

– Ты лучше гляди, что делает твоя теперешняя жена,- перебивает его другой. Все смеются. Люди оживляются. Разговор завязывается, и каждый вспоминает о замечательных случаях своей жизни.

Я лежал с Осиповым. Мы слушали разговор басмачей.

– Шура, завтра с утра тебе придется выехать вместе с Абдурахманом в Деннау, и пусть немедленно наши окружат кишлак. Слышал, что они намерены здесь жить три недели? – сказал я на ухо Осипову.

– Ладно, а как же ты? – спросил Осипов.

– А я буду здесь ждать результатов.

– Укокошат они тебя одного,- после короткого молчания сказал Осипов.- Давай лучше уйдем вместе.

– Брось дурака валять,- оборвал я его,- делай, что говорят. Ты поедешь под предлогом привезти новую партию товара.

– Ладно,- ответил Осипов и, повернувшись на бок, закурил папироску.

Уже четыре дня я один среди басмачей. Товары все проданы. Мне абсолютно нечего делать. Я почти все время проводил в чайхане. Только изредка выходил смотреть, нет ли чего нового у небольшого глиняного садика, где помещался Энвер-паша. Однажды я его увидел.

Он прогуливался в компании одного из своих офицеров. Среднего роста, красивое лицо, приподнятые кверху усы, аккуратно выбритый. Он носил, все еще, форму турецкого офицера. Только на голове вместо фуражки красовалась белая чалма. Задумчивое выражение лица. Видно, о чем-то думал. В одиночестве я тоже думал. И чем больше думал, страшнее становилось. Я ведь был молод, и мне ведь жить хотелось. А тут, один, в стане басмачей, отгонял эти мысли. Старался думать об успехе. Зато как приятно будет, выполнив задание, вернуться в Ташкент. В город, где жизнь, где нет басмачей , где безопасно.

Но назойливые тревожные мысли возвращались. Не устали бы там наши в Деннау. Не опоздали бы. Но нет, Осипов – верный и умный парень. Он не напутает и не даст напутать. Нужно взять себя в руки и ждать… На другое утро на осле с товарами приехал Абдурахман. Разгружаясь, он незаметно передал мне клочок бумаги: "Войска вызваны, связь не прерывайте. Следите,