В то время военные всех стран не совсем еще избавились от кошмара позиционной войны 1914—1918 годов. Над ними все еще довлело воспоминание об огромных зарывшихся в землю армиях и безнадежном, непрекращавшемся кровопролитии, которое не могли приостановить и превратить в маневренную войну даже танки и самолеты. В результате Франция пришла к выводу, что нужно строить оборонительную линию из стали и бетона — линию Мажино.

Но в 1934 году стали распространяться слухи, будто Германия, придерживаясь новой теории молниеносной танковой войны, создает крепкое ядро из танковых дивизий — танковый кулак, который даст возможность пробиться через окопы и железобетонные сооружения. Итальянцы, встревоженные этими слухами, направили генерала Роатта, начальника итальянской военной разведки, в Вену, чтобы тот попытался все узнать от Эрвина Лахузена, своего австрийского коллеги. Лахузен, начальник австрийской военной разведки, вынужден был сотрудничать с итальянцами из-за общности интересов генеральных штабов Италии и Австрии. Муссолини был пока полон решимости сохранить Австрию как буферное государство и при появлении угрозы мог в любую минуту послать свои танки к Бреннерскому перевалу, так же как он поступил, когда убили Дольфуса[11]. В это время между Германией и Австрией было заключено секретное соглашение об обмене информацией, касающейся Центральной Европы и Балкан, что позволяло поддерживать контакты и по другим проблемам. Лахузен, понимая необходимость сотрудничества между разведывательными службами, обещал оказать посильную помощь генералу Роатта.

У поляков не было таких возможностей для ознакомления с немецкими секретами, и, может быть, поэтому их разведка действовала смелее и оригинальнее. В числе других польских разведчиков в Германию был послан капитан Юрек фон Сосновский — темпераментный и красивый молодой человек. Он выдавал себя за разжалованного офицера, якобы обесчестившего свой мундир близкими отношениями с женой командира полка. Сосновский пересек границу, решив, как он говорил, начать новую жизнь. Он надеялся найти женщин, которые бы работали на него.

— Разрешите мне рассказать обо всем этом, — сказал Рихард Протце во время нашей встречи в небольшой гостинице в Гольштинии в 1950 году. — Ведь именно я напал на след Сосновского. — И он начал свой рассказ:

«…В те дни в Берлине находились два польских офицера разведки. Один из них, лейтенант Гриф-Чайковский, совершенно не имел представления, как начать свою работу. Поэтому он вскоре пришел к нам и признался, что не может выполнить возложенные на него задачи, и попросил нас дать ему информацию[12].

— Вы будете иметь достаточно материала, — сказали мы ему. — Но вы должны работать на нас.

Вероятно, самым интересным отделом генерального штаба в то время был 6-й инспекционный отдел, который возглавлялся полковником Гейнцем Гудерианом. Этот отдел разрабатывал новую боевую бронетанковую технику, изучал те районы, где эту технику предполагалось использовать, и вел исследования о характере будущей войны. Поэтому работники этого отдела все. время были в курсе оперативного планирования. Я послал начальника отдела контрразведки к Гудериану с просьбой дать ложную информацию, которую бы затем можно было передать Гриф-Чайковскому. Начальник отдела сфотографировал ничего не стоящие материалы и передал их Гриф-Чайковскому, который отнес все в фотолабораторию, находившуюся в саду польского посольства.

Как-то раз Гриф-Чайковский, увидев висевшие в сушильной комнате чьи-то фотопленки, незаметно отпечатал несколько кадров одной из них и принес их нам. Каково же было наше изумление, когда на снимках мы увидели очень ценные материалы 6-го инспекционного отдела. После этого мы стали зорко следить за каждым посетителем польского посольства. Но долгое время мы не имели никакого представления о том, каким образом поляки получали фотокопии этих важных документов.

Юрек фон Сосновский был удивительно красив, смел и хладнокровен, с обворожительной улыбкой и проницательным взглядом. Казалось, он располагал большими деньгами, старался не отставать от моды и закатывал пышные вечеринки в своей прекрасной квартире. Женщины были к нему неравнодушны и всегда окружали его вниманием. Он открыто проводил время с одной светской дамой швейцарского происхождения, фрау фон Фалькенгейм. Сосновского и его даму часто видели вместе на скачках, в театре и в ночных клубах.

Однажды летом 1934 года в одном будапештском отеле Сосновский обратил внимание на маленькую венгерскую танцовщицу Риту Паси и пригласил ее на обед. Они быстро увлеклись друг другом. Через несколько дней он покинул Венгрию. Рита уехала с ним, чтобы танцевать для него в Берлине. Но вскоре Сосновский объяснил Рите Паси, что ее настоящей работой будет шпионаж.

Фрау фон Фалькенгейм взялась за шпионскую работу, даже не подумав о том, к чему это может привести. «У меня есть подруга в военном министерстве. Я попытаюсь узнать кое-что от нее», — сказала она. Фрау фон Фалькенгейм пригласила свою подругу фрау фон Нацмер на озеро Ванзее. Расположившись на пляже, они принялись болтать. «Вы работаете у полковника Гудериана в шестом отделе инспекции?» — спросила фрау фон Фалькенгейм, как будто, между прочим. Во время второй поездки на озеро фрау фон Фалькенгейм объяснила своей подруге: «Вы знаете о том, что работаете на русских? Мои друзья из числа консерваторов сильно обеспокоены этим делом. Ведь я вхожу в патриотическую группу Германии».

Постепенно ей удалось узнать, чем занимался 6-й отдел, и получить подробный план помещений отдела. Она убедила фрау фон Нацмер приносить материалы из 6-го отдела инспекции, нужные якобы для одной патриотической группы, которая вела борьбу с большевиками. Фрау фон Фалькенгейм платила за документы, но, водя свою «приятельницу» только в дорогие магазины, втянула ее в такие долги, что фрау фон Нацмер вскоре оказалась в полной зависимости от своей подруги.

Затем последовала сильная встряска. Бенита фон Фалькенгейм сказала «приятельнице», что на самом деле они обе работают на офицера польской разведки. Если фрау фон Нацмер не хочет работать, она должна найти в военном министерстве других, более смелых девушек, которые бы заменили ее на этом опасном поприще. Фрау фон Нацмер ничего не оставалось, как втянуть в дело фрейлейн фон Иена и еще трех девушек, которые нуждались в деньгах. Сосновский также не терял времени понапрасну. Он привлек к работе запутавшегося в долгах полковника Биденфура и лейтенанта Ротлофа, которые работали в военном министерстве. За один год Сосновский получил 150 секретных документов, ключи от сейфа полковника Гудериана и набросок плана нападения немцев на Польшу.

Именно в это время ревнивая Рита Паси обратилась к своему антрепренеру с жалобой, что ей предложили шпионить против Германии. Антрепренер пришел к нам и попросил дать заверения в том, что Риту простят.

— Хорошо, мы прощаем вас, — сказали мы Рите, — но теперь вы должны работать на нас. Узнайте фамилии тех, кто действует с Сосновский.

Однажды Рита Паси позвонила и спросила: «Значат ли для вас что-нибудь фамилии фрау фон Нацмер и фрейлейн фон Иена?» Меня охватила дрожь, когда я услышал фамилии этих женщин, которые работали в военном министерстве секретарями и ведали секретным делопроизводством.

Вскоре после этого Сосновский давал бал для высшего общества Берлина в зале Баха. Я послал туда свою жену, чтобы она посмотрела, кто там будет, и одновременно договорился с полицией в ту же ночь произвести налет на квартиру Сосновского. Я знал, что после бала у него будет ужин в честь Риты Паси. На балу Сосновский осыпал комплиментами мою жену Елену, с которой прежде никогда не встречался. Она сказала, что работает в военном министерстве.

— Я надеюсь встретиться с вами опять, — заметил Сосновский.

— Может быть, сегодня вечером, — ответила она улыбаясь».

Рассказывая мне этот случай, Рихард Протце вспомнил, как он сидел тогда в здании абвера и думал: «Мы должны схватить всю эту банду сегодня же вечером или никогда!»