«За что мне радость такая?..»[104]

За что мне радость такая?
И утро, и грусть, и дыханье,
И ветки в саду колыханье,
И воздух, дрожа и сияя,
Плывет, меня омывая…
За что мне радость такая?

«Умру до конца, без остатка…»[105]

Умру до конца, без остатка,
А все-таки это было:
Был стол, карандаш, тетрадка
И вот — папироса дымила.

«Каждый день: проснулся — и обои…»[106]

Каждый день: проснулся — и обои.
Отчего нельзя, хотя бы раз,
Пробудиться в настоящее, большое,
Что откуда-то тревожит нас?

«Мы спим. Мы спим. И страшные мы видим сны…»[107]

Мы спим. Мы спим. И страшные мы видим сны.
Нам снятся неба черные провалы,
Нам снятся звезды, одиноко и устало
Дымящие с отвесной крутизны.
Нам снятся мутные ночные океаны.
Над ними города из камня и стекла,
Ночных витрин молочные экраны,
Ночных асфальтов зеркала.
Нам снится смерть. Серебряные лица,
Неописуемые лица мертвецов,
Попоны черные, и перья колесницы,
И дым кадил, и гул колоколов.
Шагнем назад — усмешка пустоты.
Шагнем вперед — покойника белесые черты…
О, пробудиться, пробудиться!

«Умерла и лежала в гробу…»[108]

Умерла и лежала в гробу
И кусала свою губу.
И шептала из смертного сна:
«Я больна, я совсем больна.
Эта тяжесть — ни сесть, ни встать.
Эта слабость — век не поднять.
Деревянная эта рука.
Эта странная в сердце тоска.
Я чего-то боюсь, мой друг.
Отчего так темно вокруг?
Отчего этот страх в груди?
Разбуди меня, разбуди!
Я больна, я во сне, в бреду,
Я от страха с ума сойду!»
Чуть потрескивала свеча.
Чуть поблескивала парча.
Я сидел у холодных ног.
Я ничем ей помочь не мог.

«Мне кто-то подарил окно в весенний сад…»[109]

Мне кто-то подарил окно в весенний сад
И складки легкие оконной занавески,
И сквозь окно в саду отвесных сосен ряд,
Их бурые стволы в косом закатном блеске.
Взволнованно слежу, как медленный закат
Беззвучно клонится, огромен, чист и ярок.
О, неужели Бог когда-нибудь назад
Свой удивительный потребует подарок.

«И Бог открыл мои глаза…»[110]

И Бог открыл мои глаза,
И я увидел мир:
Сияющие небеса,
Сияющую ширь.
Струилась светлая река,
Сияла широка.
Сияло солнце свысока,
Сияли облака.
И мир сиял, и мир светлел,
Высок и горделив.
И я смотрел, смотрел, смотрел,
Дыханье затаив.

«Еле заметный, в глаза заглянул…»[111]

Еле заметный, в глаза заглянул,
Встал на пути.
Легкую дверь для меня распахнул,
Дал мне войти.
В руки мои, наклонясь, положил
Ночь и луну,
Рой золотых и бессмертных светил
И тишину.
Легкой походкой прошел, уходя,
Неуловим.
Чуть поманил, чтобы следовал я
Дальше за ним.

«Чёрный, чёрный, чёрный сон…»[112]

Чёрный, чёрный, чёрный сон.
Всплеск. Блеснуло. Выкрик. Стон.
Вздох. Улыбка.
Робко. Зыбко.
Ярче, ярче, бурно, нежно.
Властно.
Разгорается мятежно.
Страстно.
Где? Зачем? Откуда? Что?
— Жизнь и свет.
Лампа. Вешалка. Пальто.
На гвозде жилет.
Руки. Ноги. Двинул бровью.
— Это я.
Я — живой, налитый кровью.
Бьётся пульс, звеня.
Не обман, вот здесь, реально.
За столом, сейчас.
— Стол. Подушка. Умывальный
Таз.
Стол, подушка, таз, чернила.
Синяя тетрадь.
Для чего? Какою силой?
— Не понять.
Не понять. Темнее. Тает.
Вечер. Седина.
Тише, мягче. Потухает
За окном сосна.
Для чего всё это было?
— Лампа, комната, чернила?
Я?
Зря?
Чей-то плач. Чернее тени.
Стынут локти и колени.
Всплеск. Блеснуло. Выкрик. Стон.
Чёрный, чёрный, чёрный сон.
вернуться

104

«За что мне радость такая…» Печатается по публикации: RLJ. 1982. С. 213.

вернуться

105

«Умру до конца, без остатка…» Печатается по публикации: RLJ. 1982. С. 213.

вернуться

106

«Каждый день: проснулся — и обои…» Печатается по публикации: RLJ. 1982. С. 213.

вернуться

107

«Мы спим. Мы спим. И страшные мы видим сны…» Печатается по публикации: RLJ. 1982. С. 215. В хранящемся в архиве К. К. Гершельмана машинописном тексте стихотворения первая строка звучит иначе:

Мы спим, мы спим. И странные мы видим сны.

вернуться

108

«Умерла и лежала в гробу…» Печатается по тексту первопубликации: Грани. 1953. № 20. С. 59.

вернуться

109

«Мне кто-то подарил окно в вечерний сад…» Печатается по тексту первопубликации: Новый журнал. 1952. Кн. XXXI. С. 315. Позднейшая публикация: «Вернуться в Россию — стихами…». С. 154. В SLL другая редакция стихотворения (она совпадает с текстом, сохранившимся в архиве К. К. Гершельмана):

Мне кто-то подарил окно в июльский сад.
И вечер, и зари прохладные потоки.
Мне кто-то подарил, неслыханно богат,
Весь этот мир, невиданно широкий.
Взволнованно смотрю, как медленный закат
Беззвучно клонится, спокоен и неярок.
О, неужели Бог когда-нибудь назад
Потребует чудесный свой подарок?
Дарить, и отбирать, и требовать назад —
Ведь это даже, согласитесь, некрасиво…
И звезды ранние внимательно глядят.
Серьезно и немного боязливо.
вернуться

110

«И Бог открыл мои глаза…» Печатается по тексту публикации: RLJ. 1982. С. 213–214.

вернуться

111

«Еле заметный, в глаза заглянул…» Печатается по тексту публикации: RLJ. 1982. С. 213. В хранящемся в архиве К. К. Гершельмана машинописном тексте стихотворения последняя строфа звучит так:

Легкой походкой прошел в глубине.
Неуловим.
Дал, улыбаясь, последовать мне
Дальше за ним.
вернуться

112

«Чёрный, чёрный, чёрный сон…» Печатается по тексту публикации: RLJ. 1982. С. 215–216.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: