— В этом нет ничего мистического, это называется императивной речью. Я тоже так умею, правда, пока еще слабо.

— Нет. — Леша замотал головой. — Императивная речь — это разовый приказ. Когда тебе говорят: «Встань!» — ты думаешь: «Зачем?» — но думаешь, уже вскочив на ноги. Я знаю, я интересовался этим вопросом. А Кир умел говорить так, что его просто слушались безусловно, не спрашивая и не уточняя, без особо четких формулировок — он просто говорил: «Сделай то-то», — и человек шел это делать, даже если на выполнение распоряжения требовались дни или недели. Императивная речь на такое не способна.

Стасу пришлось кивнуть — собеседник был прав.

— Но даже и такое может объясняться гораздо проще. Допустим, он просто пользовался непререкаемым авторитетом…

— Ага, сразу у трех сотен студентов одного вуза, — усмехнулся Алексей. — Понимаешь, я же на себе это проверил. В прошлом году как-то раз мы встретились в одном закрытом клубе, хотели хорошо провести время, отдохнуть, расслабиться — и тут ему позвонил этот учитель. Кир сказал, что ему придется уйти. Я разозлился, меня уже достало, что он чуть что — сразу срывается бегом к наставнику, как ручная собачонка. Наговорил всякого, чтобы он не смел никуда уходить, что я… что мы серьезно поссоримся, если он уйдет, и так далее. Он на меня посмотрел так… очень странно, и сказал что-то вроде: «Иди домой, ложись спать и не злись ни на меня, ни на учителя». Я встал и пошел, хотя буквально секунду назад был готов стоять до конца. Пришел домой и лег спать, хоть и собирался еще сделать лабораторную работу для одного сокурсника — я так подрабатываю. И на следующий день, когда я проснулся, было такое странное ощущение, что я почти не помню прошедшего вечера, словно был сильно пьян, хотя мы выпили буквально по паре легких коктейлей. И правда не злился — хотел злиться, но не мог. А как-то раз он запретил мне дурно отзываться об этом его учителе — и я больше ни разу не смог сказать ничего из того, что об этом думал. Еще Кир умел предчувствовать будущее. Однажды я не успел как следует подготовиться к экзамену, времени оставалось совсем немного, я психовал… Кир на меня посмотрел так странно и говорит: «Учи такую-то тему, отвечать будешь по ней». Я посмеялся, но совету последовал. И на следующий день на экзамене вытащил билет именно по этой теме! Потом еще было так: мы говорили по мобилу, я дома был, и мне предки начали пилить мозги, что я ерундой страдаю. Я сказал Киру, что сейчас на улицу выйду и перезвоню. Он напрягся и говорит: не ходи! Я ответил, что все ерунда и я через пять минут перезвоню. Вышел, сел на скамейку, только мобил достал — а больше ничего не помню. По голове ударили. Пришел в себя уже в больнице. В общем, больше я Киру не перечил, когда он вдруг говорил вот так.

Стас слушал монолог нового знакомого и проклинал злодейку Судьбу за то, что узнал столь многое о Бекасове тогда, когда стало уже поздно. А ведь насколько полезен мог бы быть Кирилл Ордену, как многому мог бы научить! Ветровский почему-то безоговорочно поверил Лешиному рассказу о «сверхъестественных» способностях Кира — в конце концов, ничего действительно мистического в них не было, человек вообще способен на гораздо большее, чем он привык считать.

— Значит, все дело в этом так называемом наставнике, — проговорил Ветровский, с трудом заставляя себя отбросить печальные мечтания на тему «Как хорошо было бы, если бы…». — Рабочие версии: первое — он довел Кирилла до самоубийства, второе — он заставил Кирилла убить себя. Одно от другого отличается не сильно, в итоге все сводится к тому, что именно по прямой вине наставника Кирилл погиб. Так?

— Да, — на секунду задумавшись, кивнул Леша.

Азарт закипал в венах Стаса: будучи мальчишкой, он не успел наиграться в сыщиков — слишком рано пришлось начать выживать всерьез. А теперь он нашел реальное преступление, которое совершил реальный преступник.

Убийство Вениамина Андреевича загадочным крылатым отступило на второй план — в неполные семнадцать лет психика еще гибкая и пластичная и хорошо умеет защищаться от страшных ударов, способных прикончить человека более взрослого. Подростки более восприимчивы, но и приходят в себя после трагедий гораздо быстрее. Стас переживал смерть приемного отца страшно, с болью и кошмарами, но он ее пережил. Первый месяц он был одержим идеей найти убийцу, но потом случилось слишком много всего — появление Агнессы и то, что за этим последовало, катастрофа в Ордене, исчезновение так до сих пор и не вышедшего на связь даже через интерсеть Гранда — как удалось выяснить Стасу, семья испанского[7] посла господина Гильермо покинула Российскую Федерацию в связи с переводом г-на Гильермо на другую должность. Разговор с Катей Годзальской в какой-то момент подстегнул энтузиазм Стаса, юноша убедился, что крылатый не был его персональной галлюцинацией, но неожиданное появление Бекасова…

Стоп!

Ветровский схватился за сигарету, не обращая внимания на Алексея.

Первая встреча с Бекасовым. То есть, как сказать — первая… До того Стас несколько раз видел Кирилла в институте, знал, кто он такой, но тогда впервые заговорил с ним. Не после благотворительного вечера, как он думал до этого момента, а тогда, в парке, после неудачного разговора с Катей. Вот только почему он не особенно об этом вспоминал? Почему выкинул из головы странную реакцию Годзальской на рисунок, почему словно забыл, что она знала крылатого убийцу?

«Значит, вот как ты умеешь… умел управлять людьми, Кирилл Бекасов?» — с некоторой злостью подумал Стас.

Впрочем, теперь это не имело особого значения. Обоих убийц в любом случае следовало найти и покарать.

— Хорошо. Что ты знаешь о нашем подозреваемом? — оборвал Ветровский свое задумчивое молчание.

Знал Леша немногое. Он никогда не видел загадочного «учителя», а друг особо не вдавался в подробности — все, что он рассказывал о наставнике, сводилось к бесконечному уважению и чуть ли не боготворению Дориана, как называл его Кирилл.

— У Кира была своя студенческая организация, то есть когда-то студенческая — сейчас в нее входит немало людей, давно окончивших институт, и даже тех, кто никогда в нем не учился. Люди из разных слоев общества, в основном — средний и чуть выше среднего. Несколько человек, близких к верхам. Я не знаю, чем именно они занимались, а Кир никогда не распространялся. Он почему-то не хотел, чтобы я впутывался в это.

— Н-да… Негусто, — вздохнул Стас. — Что-то мне даже в голову не приходит, с чего можно было бы начать…

И вот тут-то Алексей и показал свой нрав. Он резко вскинул голову, сощурился, в глазах его горела решимость.

— Да, негусто. Но я в любом случае не отступлюсь. Я точно знаю — Кирилла убили. Скорее всего — его учитель. И я найду доказательства, найду преступника, и он ответит! Стас, я пойму, если ты откажешься. Для меня Кир был лучшим другом, самым близким человеком во всем мире, он единственный по-настоящему понимал меня. Я просто не могу иначе — я должен докопаться до правды и заставить убийцу заплатить. Понимаю, это рискованно и опасно, и ты совсем не обязан…

— Леша, — негромко прервал его Ветровский. Негромко — но Алексей тут же умолк, словно только и ждал, когда же его перебьют. — Я сказал «негусто» и что я не знаю, с чего начать. Я не говорил, что отказываюсь. Просто… может, у тебя есть идеи?

Идеи у Леши были. Совершенно безумные, но были. Одну за другой новоиспеченные приятели отбрасывали их, строили новые гипотезы и планы по их подтверждению и снова отбрасывали. Наконец, был выстроен более-менее стройный план: Алексей сказал, что Кирилл достаточно часто разговаривал по телефону с наставником, и он может назвать точное время как минимум трех звонков за последние несколько дней. Следовательно, необходимо было достать распечатку исходящих звонков с номера Кира и проверить, на какой номер он звонил в определенное время. А потом по базе выяснить, на кого зарегистрирован этот номер.