— Поговори с ним — неважно о чем, главное, чтобы он приехал. Можешь сказать, что я убью тебя, если он не приедет, или что здесь такой праздник жизни, что ты хочешь его здесь видеть, или что тебя избили бандиты, или что ты поймал убийцу — все, что угодно, только бы он приехал. Ты меня понял?
— Да, Учитель… — еле слышно прошептал молодой человек.
Дориан нахмурился.
— Не стоит называть меня так, мой мальчик. Ты этого не заслужил, да и вряд ли когда-нибудь заслужишь. Впрочем, не думай об этом.
Леша кивнул и уставился в экран мобила. Медленно прокрутил список контактов, ища нужный, коснулся сенсора…
— Стой. — Он вздрогнул. Дориан приблизился, сжал пальцами подбородок юноши, вздернул, заставляя посмотреть себе в глаза. — Что ты собираешься ему сказать?
Алексей заметался, судорожно пытаясь скрыть свое существование, остаток собственного «я», то немногое, что еще могло противиться неодолимой воле собеседника, но тщетно. Тиски сжались сильнее, и последние искры сознания погасли.
— «Приезжай как можно скорее. Если ты не приедешь, меня убьют», — механически процитировал он.
— И как, по-твоему, он отреагирует на такие слова?
— В лучшем случае — не приедет. В худшем — хотя бы поймет, что это ловушка, и сумеет как-нибудь подготовиться.
— Все еще пытаешься сопротивляться, — с тихой, неподдельной грустью констатировал Дориан. — Пойми же, несносный мальчишка, сопротивляться мне — глупо, да и опасно к тому же. Звони своему другу. Говори все, что хочешь, — но, во-первых, он не должен ничего заподозрить, а во-вторых, он обязан приехать. Если у тебя что-либо не получится — расплачиваться за это станет он, а не ты. Тебя я даже отпущу… хочешь?
Алексей содрогнулся.
— Нет, — выговорили непослушные губы.
— Вот и правильно. Выполняй мои приказы, и все будет хорошо. Я даже никого не убью, если ты все сделаешь правильно. Понял?
— Да…
— Действуй.
Мобил в ладони еле заметно завибрировал, отзываясь на прикосновения к экрану.
— Привет. Я хотел тебе сказать… в общем, я подумал — наверное, мы оба ошибались. Кирилл и правда покончил с собой. Стас, запомни: он сам принял это решение. Мои выводы из его предсмертного письма — ошибка. Твои — наши — умозаключения по поводу того, кто мог его заставить, — еще более страшная ошибка. Забудь все, что я тебе говорил. Завтра я уезжаю из города, надо еще вещи собрать и дела некоторые закончить. Нет, я не вернусь. Никогда. Прощай.
— Вот и хорошо. — Дориан улыбнулся, забирая из рук Леши мобил. — Ты все сделал правильно.
II
Сегодня я снова пою,
Пою для тех, кто свалился с Луны!
Холодный, промозглый вечер влажной пленкой оседал на обнаженной коже. Водная взвесь, заполонившая воздух, ложилась на перья, скатывалась в крохотные прозрачные бусинки, посверкивающие в свете фонарей. В стороне темнела непроглядная пропасть канала — неглубокого, но из-за непроницаемо-черной воды кажущегося бездонным.
Слишком холодно для конца весны. Вчера было жарко до умопомрачения, а сегодня наоборот — холодно и сыро. Впрочем, у «OverTown» случались и не такие ошибки.
Коста повел крыльями, чуть повернул голову, пытаясь определить, где он находится. Левее широкой лентой стелилась медлительная на вид Нева, с другой стороны чернел узкий канал, перечеркнутый горбатым мостиком. Крылатый давно здесь не был, но сумел определить: Каменный остров, ближе к Петроградской стороне.
А вот чего он понять не мог, так это того, как же он здесь оказался. Коста не помнил, чтобы он шел сюда или летел, равно как не мог представить, зачем ему могло понадобиться в ранний еще вечер являться в достаточно людное место, где неизбежно приходилось тратить уйму энергии на сокрытие крыльев и отведение от себя чужого внимания.
Невдалеке светилась мерцающая вывеска крохотного, но очень и очень дорогого кафе. Крылатый присмотрелся — и уверенно направился в сторону огоньков, бегущих словно бы по воздуху. Он не знал и не понимал: почему именно туда, зачем, для чего? Зато чувствовал, что так надо.
Коста остановился, не дойдя нескольких метров до узких ступеней, покрытых каменным узором. Посмотрел на вывеску, внимательно ее запоминая. Бросил взгляд на часы — огромные, «под старину», в чугунной витой раме — половина двенадцатого. Значит, не вечер, значит, почти ночь. Каменный остров, кафе «Береговой узор», за полчаса до полуночи.
В следующее мгновение он открыл глаза, резко садясь на постели.
Ему никогда не снились сны. Ну, почти никогда. По крайней мере, в этой жизни, после того как в его жизнь вошла синеглазая девочка, давшая изуродованной душе шанс если не искупить совершенное, то хотя бы спасти тех, кого можно было спасти от таких, каким был он сам. В той жизни — да, были и сны, и мечты во снах. Но с того дня, как Коста ощутил тяжесть крыльев за спиной, с того дня, как стальные кромки перьев впервые обагрила кровь насильника и убийцы, сны его не посещали. И тем более — столь яркие и отчетливые, запомнившиеся до последней мелочи. А сейчас Крылатый запомнил все: водную взвесь в воздухе, капельки, осевшие на перьях, влажную пленку на коже, слабый ветерок с Невы, черно-бездонный провал канала. А еще — вывеску кафе и часы: половина двенадцатого.
Поднявшись с тахты, Коста подошел к компу. Коснулся сенсора, запуская машину, взглянул на мерцающие в нижнем углу голоэкрана цифры — двадцать один час и три минуты. Значит, время еще есть. Крылатый глубоко вдохнул, выдохнул и открыл первую папку с фотографиями. Этот ритуал он не нарушал никогда.
Он сам не знал, почему так легко поверил сну, который мог быть наслан кем угодно, мог оказаться ловушкой, а его, Косты, приход на встречу — последней ошибкой в жизни. Братство Повелителей ничего не забывает и не прощает, и Крылатый прекрасно понимал: он жив лишь потому, что они не способны с ним справиться. Понимал — но все равно ни на секунду не усомнился в целесообразности и безопасности принятого решения.
Будь что будет — он пойдет на эту встречу.
Вечер был точно таким, каким Коста видел его во сне. Слишком холодным для конца мая, почти что морозным в сравнении со вчерашней жаркой духотой. Остров тоже был тем же, и Нева, и черный канал, и светящаяся невдалеке вывеска — «Береговой узор».
Подниматься по резным ступенькам было чуть страшновато, но Крылатый, привычно погасив лишнюю эмоцию, толкнул дверь.
В кафе оказалось на удивление пусто. Только бармен за стойкой, нервно полирующий бокал — причем создавалось ощущение, что конкретно этот бокал он терзал уже довольно давно. А в дальнем от входа углу сидел один-единственный посетитель. Коста с некоторым удивлением присмотрелся к нему.
Первая мысль была: нет, но каков пижон! Белоснежный плащ, неестественно светлые — не белые ли? — волосы, и непроглядно-черные, как вода в канале, очки. Перед посетителем стояла единственная чашка кофе, ничего больше.
Несколько секунд Крылатый размышлял — стоит ли подойти или он должен встретиться все же с кем-то другим? Его сомнения оборвал сам пижон.
— Ну что стоишь? — внезапно заговорил он. — Присаживайся, Коста.
«Откуда он меня знает?!» — замер на месте тот.
Однако быстро взял себя в руки и опустился на стул напротив. Посмотрев на неожиданного визави вблизи, Коста отметил его крайнюю необычность. Слишком белая для человека кожа, слишком белый для города плащ. И волосы — в самом деле, белоснежные.
Довольно долго они сидели молча, а затем беловолосый едва слышно произнес:
— Я рад, что ты не пренебрег моим приглашением.
— Кто ты? — ровно спросил Коста.
— Таких, как я, обычно называют Палачами.
Коста вздрогнул. По коже пронеслась волна холода, на мгновение сердце захватил ужас — и тут же сменился ни с чем не сравнимым облегчением. Нет, нет, он точно знал, что мир еще не безнадежен, что его еще можно спасти — значит, Палач пришел за ним. Но разве… разве он уже искупил то, что сотворил в той, бескрылой жизни? Нет же…