Дориан хмыкнул, понимая намек, и затушил сигарету.

– Рассказывай.

– Если уметь смотреть и замечать мелочи, как вы меня учили, то ВИП больше похож не на нормальный современный институт, а на какое-то сборище заговорщиков. Пока была одна только моя команда – все оставалось совершенно незаметно. Я – парень видный, никто не удивляется, что вокруг меня крутится такое количество народу. Но эти двое первокурсников с психфака… Они меня поражают.

– Что за первокурсники?

– Станислав Ветровский и Олег Черканов. Занятная парочка, надо сказать. Поступали оба на бесплатное, до последнего экзамена шли вровень, почти с максимальным количеством баллов. На двух экзаменах призовые отхватил Ветровский, на двух – Черканов. Но на последнем Черканов все же вырвался вперед. И тут наш ректор, Витценко, вдруг издает та-акой указ! Ни за что бы не поверил, если бы не видел собственными глазами.

– Ты можешь чуть короче? – Дориан недовольно потянулся к сигаретам.

– Конечно, конечно. Короче говоря, Ветровского взяли с пятидесятипроцентной скидкой. Такого в жизни не бывало! Но с этого все только началось… Ах, да – еще эти двое с самого начала разругались. На психфаке никого больше нет, кто бы так страстно друг друга ненавидел. Хотя это в основном Черканов, Ветровский его просто игнорирует.

– Ближе к делу, Велес! У меня не так много времени, у тебя, кстати, тоже!

– Про кого сперва рассказать?

– Давай про Черканова.

– Ок. Первые пару месяцев вел себя тише воды, ниже травы. Не высовывался, ни с кем не общался, только учился – надо заметить, на "отлично" учился. Потом заболел. А на том же курсе психфака есть одна девочка, Марина Велагина, я ее еще в первую неделю обучения к нам приманил. Хорошая девочка, далеко пойдет. В общем, эта Марина к нему домой ходила, пока он болел. Только благодаря ей не сдох. Живет он, как бомж… вернее, жил. Нищий настолько, что… у меня слов нет.

Щелкнула зажигалка, Дориан глубоко затянулся.

– Последнее предупреждение, Велес.

– Все, все, понял… Черканов после болезни вдруг начал проявлять странную активность. Он постарался познакомиться с парой человек из своей группы, с сокурсниками других факультетов и так далее. На моих ребят не выходил очень долго, потому я только недавно смог что-то конкретное узнать. Где-то месяц назад вокруг него начала собираться небольшая и очень разношерстная группа. Совсем как у меня было в начале. Две недели назад Черканов наконец-то вышел на одного из моих ребят. Я сперва надеялся заслать к нему Велагину, но он почему-то перестал с ней общаться. Ладно, не важно – главное, что хоть кого-то удалось. Отправил Сережку Бестаркова – обаятельный парень, ему каждый доверять начинает с одного разговора. Очень полезный кадр. Но Черканов оказался довольно устойчив, в отличие от одного из его сподвижников. Тот рассказал очень интересные вещи. Оказывается, наш Олежек задумал ни много ни мало – образовать новую страну. Он-де против того кошмара, что творится в нашем мире, и жаждет создать островок, где каждый сможет проявить себя, вне зависимости от финансовой состоятельности, семейного положения, социального статуса…

– Мне кажется, ты примерно того же хочешь, разве нет? – хмыкнул Повелитель.

– Не совсем, – Велес покачал головой. – Я хочу изменить мир. Да и… Я сперва думал предложить ему если не присоединиться к нам, то хотя бы сотрудничать. Но потом передумал.

– Почему?

– Во-первых, Черканов не потерпит никого над собой. Он свободолюбив и желает сам контролировать происходящее. Вполне логично для человека, всю недолгую жизнь зависевшего от внешних обстоятельств.

– Это не помеха сотрудничеству.

– Это – не помеха. Но вот вторая причина, она же причина основная… – юноша отпил остывший кофе, поморщился. – Я не уверен пока на сто процентов, недостаточно много о нем знаю. Но этот человек – он не имеет никаких принципов. У него есть цель, и он готов на ее алтарь принести всех и вся. Эта цель для него оправдывает совершенно любые средства.

– Но ты ведь понимаешь, что порой цель и в самом деле оправдывает средства.

– Не любая цель и не любые средства, учитель. Этот принцип, как и любой другой, не является идеальным и не ко всякой ситуации применим. Вы это знаете не хуже меня. А Олег, как мне кажется, считает допустимым любое преступление, любое зверство, если оно послужит этой его цели.

– И что ты планируешь делать?

– Пока что – присмотрюсь к нему внимательнее. А потом… не знаю еще. Если будет совсем плохо, приложу все усилия к тому, чтобы его люди от него отвернулись.

– Если он и впрямь такой зверь – этого будет мало, – покачал головой Дориан. В его мозгу сложились детали плана.

– А что вы предлагаете? Не убивать же его, в самом деле!

– Велес, мальчик мой… когда собака заболевает бешенством, ее пристреливают, – максимально мягко заговорил Повелитель, в его взгляде, устремленном прямо в глаза собеседника, читались сожаление и боль. – Это не жестокость, это вынужденная мера. Если допустить неуместное милосердие, пострадают и даже погибнут ни в чем не повинные люди, да и другие собаки тоже. Человек же, готовый на все ради своей цели, ради навязчивой идеи, которой он одержим, он в сотни раз страшнее и опаснее целой стаи бешеных собак. Понимаешь?

– Я понимаю, о чем вы говорите, учитель, но… – Велес стал бледен, как свежевыпавший снег, однако взгляда не отвел. – Я не могу убить. Это против моих принципов, против того, за что я борюсь, против всего, что во мне есть. Я не могу убить.

– Друг мой, кто говорит об убийстве? – Дориан насмешливо приподнял бровь, но выражение глаз сохранил прежним. – Сперва надо выяснить, так ли страшен этот твой черт, как ты его намалевал. А там уже посмотреть, что к чему. С чего ты взял, что я предлагаю тебе пойти и убить этого несчастного первокурсника?

– Но… вы так говорили про бешеных псов, которых надо пристреливать…

– И ты воспринял мою метафору настолько буквально? – Повелитель тихо рассмеялся, глядя на вытянувшееся лицо юноши. – Я лишь хотел, чтобы ты уяснил одну простую вещь: когда-нибудь тебе придется делать выбор. Выбор между твоими личными принципами и судьбой всей великой миссии, которую ты на себя возложил. Ты, конечно, всегда можешь переложить неприятную, грязную, страшную работу на кого-то другого, но помни – твоим принципам это будет даже вреднее, чем если ты сам сделаешь то, что должно. Просто потому, что ответственности с тебя такое перекладывание обязанности не снимет, это все равно будет твое решение и твое распоряжение, но помимо этого ты еще будешь виновен в том, что кто-то другой запачкал руки вместо тебя.

– Я понял, учитель, – пробормотал Велес, глядя в пол.

– Вот и хорошо. Просто запомни этот урок. Когда-нибудь, боюсь, он тебе пригодится. А пока расскажи мне про второго, как там его… Ветровский, да?

– Да, Станислав Ветровский. Он страннее, но безопаснее. Идеалист почище меня. Распространяет в универе – правда, очень осторожно – запрещенную книгу, фантастику конца двадцатого – начала двадцать первого века. О прекрасном далеком Ордене, где все всех любят, никто никому не причиняет вреда, и так далее. Собирает вокруг себя таких же ненормальных идеалистов…

– И я это слышу от того, кто сам себя считает идеалистом? – незло рассмеялся Дориан. Велес обиженно вскинулся, но тут же взял себя в руки.

– Я хоть и идеалист, но понимаю – новый мир не построить, не пачкаясь. А они хотят и всем хорошо сделать, и при этом в белом остаться. А так, увы, не бывает. Да и… Странные они, эти аарн.

– Кто?

– Аарн. Так они себя называют, по аналогии с тем Орденом из книги. Ладно, что добрый мир, это еще достижимо. Так эти аарн воспевают "странность", "непохожесть" и прочее в том же духе. Мол, они такие единственные и неповторимые, добрые-прекрасные-светлые-вечные-безупречные, а остальные – так, фигня, грязь под их творческими ногами. Да, на творчестве у них тоже бзик. И на Создателе. Мол, в каждом разумном – слова "люди" они почему-то избегают – есть Искра Создателя, которая дает каждому способность к творчеству, и что каждый должен обязательно этим самым творчеством заниматься, реализовывать эту Искру, иначе ему будет плохо. И так далее.