Из груди Дики вырвался крик отчаяния и убийца повернулся на этот крик. Их глаза встретились.

«Я не прощаю предательства!

Особенно вспоминаются мне твои слова о том, как ты обещал мне свозить меня на море, а теперь я даже мысли о поездки к морю боюсь, так как понимаю, как мне будет там больно от воспоминаний.

И твои слова, что никогда меня не обманешь – тоже были ложью.

Ты понятия не имеешь, какие чувства я к тебе испытывала. Ведь прошло несколько лет после моего потрясения от смерти Игоря, и ты – первый парень, который смог снова меня вернуть к жизни. И ты – тот, который меня так больно приземлил на землю, доказав, что ты – такой же как и все. Что ты так же, как и все, можешь обманывать и изменять, а потом приходить и бесстыже смотреть в глаза, прося прощения.

Ты и понятия не имеешь, насколько для меня неприемлема измена. А ведь, если ты говорил, насколько сильно я тебя нравлюсь, а потом спустя некоторое время побежал к моей лучшей подруге, то что могло быть дальше? Как я могу тебе верить в дальнейшем? Как я могу связать с тобой жизнь?

Насколько бы хорошо мне с тобой не было, я ни за что не переменю своего мнения и не верну все обратно. Я так решила.

И пусть я беременна, пусть я рожу ребенка одна, мне это не страшно. Лучше быть матерью-одиночкой сразу, чем мы с тобой расстанемся через пару лет, когда поймем, что совместная жизнь – невыносима и будем ссорами травмировать и ребенка, и себя.

Я знаю про ваш разговор с братом и понимаю, что ты решил сделать мне предложение лишь из соображений чести и ответственности, но никак не из чувства любви ко мне. Я знаю, что ты до сих пор увлечен Машей. Поэтому не пытайся мне запудрить мозги в очередной раз и лучше уходи.

Я тебя отпускаю. И постараюсь простить…».

Прошел август со своей переменной погодой. Наступил серый и дождливый сентябрь – и как раз на это время выпал мой отпуск. Ни на какой юг и ни на какое море я не махнул. Сидел в своем городе, в своей комнате в общаге и пил в одиночестве.

Как-то раз я сходил в магазин и купил себе большую картину. На ней было изображено море. Синее, спокойное, простирающееся до самого горизонта. А посередине картины – фрегат девятнадцатого века. На всех его трех мачтах были надуты паруса, ветер так и подгонял его по невысоким волнам вперед, к приключениям. Красивый боевой корабль, готовый ко всяким опасностям. Повесив картину на стенку напротив дивана, я валялся на нем и пил пиво, одну бутылку за другой, смотря на фрегат и погрузившись в свои мысли.

Иногда ко мне в гости заглядывал Коля и мы беседовали по душам. А иногда вечерами я встречался с Андреем и мы сидели в каких-нибудь барах и размышляли о жизни, о женщинах, о политике, об автомобилях. В общем, как все нормальные мужики.

Все мои силы были брошены на то, чтобы забыть мои летние романы. С Машей я не встречался и не виделся с тех пор, когда мы с ней на такой бесславной ноте расстались на крыльце моей работы. Я знал, что очень сильно ранил ее и она наверняка сделает так, чтобы мы никогда больше не увиделись. С Катей после того, как она высказала все, что обо мне думает, после тех слов, которые еще не один вечер отзывались в моем сознании неприятной болью, мы больше тоже не виделись. Я лишь знал со слов ее обозленного на меня брата, которому как-то раз позвонил узнать о самочувствии девушки, что Катя уехала к своей бабушке в деревню на оздоровление после очередного обострения болезни. С Варей я тоже не виделся, только послал ей большой букет цветов с извинительной запиской.

Три девушки пострадали из-за меня за лето. Я виноват перед ними тремя. Хотя сказать, что я сильно страдал или огорчался по этому поводу, было нельзя. Я больше пил от нечего делать. Вот кончится отпуск, начнется работа, а потом не за горами и новый год. А, как известно, новый год счастье и радость принесет.

С такими мыслями я в один теплый сентябрьский вечер вышел прогуляться в центр города. Стояла хорошая погода – пришло бабье лето, и люди высыпали на улицы города.

Я не спеша прогуливался по центральной улице, попивая пиво. Глазел по сторонам, любовался своим городом, смотрел на проходящих мимо людей. Таким образом, ноги принесли меня к мосту, именуемому «мост Влюбленных», через нашу реку. На этом мосту как всегда гуляла куча народу, многие стояли, облокотившись на перила и любуясь закатным пейзажем с видом на кремль и белокаменную церковь с золотыми куполами, поблескивающими на солнце. И я подошел к перилам и стал смотреть вниз на протекающие темные воды реки, которые несли ветки и начавшие опадать с деревьев листья.

Внезапно кто-то подошел совсем близко и встал рядом.

– Как дела, Эдик? – полюбопытствовал женский голос. Я повернулся и увидел Машу. Сердце вздрогнуло и забилось быстрее. Я инстинктивно сделал глоток пива.

– Привет, – смутился я, никак не ожидая ее здесь увидеть.

– Ну, здравствуй! – спокойно разглядывая меня, ответила она на мое приветствие. – Чего здесь делаешь-то? Да еще и один.

– Ищу правду жизни, – философски изрек я.

– А, по-моему, ты просто спиваешься, – ехидно заметила девушка, оглядывая меня с ног до головы. Выглядел я не ахти как. Вещи давно не стиранные, помятые, да и лицо мое было не лучше – заросшее щетиной и опухшее после многодневной попойки.

– Я в отпуске, что хочу, то и делаю.

– Понятно.

Воцарилась пауза.

– Как в целом дела? – нарушила ее Маша.

Я решил ответить честно.

– Ничего хорошего, – и все ей рассказал.

– Да уж, – грустно улыбнулась Маша. – Катя тоже на меня сильно обиделась. Даже не звонила, а просто послала смску, в которой скромно, но понятно, высказалась. Я себя в тот момент почувствовала полным дерьмом.

– Мы с тобой ее предали, – усмехнулся я. – Да-да, и не отнекивайся, мы оба перед ней виноваты.

Маша смотрела на меня. В ее взгляде не было отчуждения, злобы или обиды, скорее какое-то любопытство. Она просто смотрела на меня, как будто увидела впервые и изучала заново. И под этим ее взглядом наружу полезли все те чувства, которые я к ней испытывал, но которые пытался заглушить алкоголем и забыть.

– Ты хорошо выглядишь, – вырвалось у меня. Она улыбнулась. – Одна здесь?

– А что? – озорно ответила Маша.

– Да нет, ничего, просто спрашиваю.

– С друзьями, – кивнула она головой в сторону кучки ребят.

– Ясно, – вздохнул я и понял, что пора отсюда уходить – навалилась вдруг тоска. – Извини, я пойду. Удачи тебе!

Маша пожала мою руку даже немного дольше, чем следует, как мне показалось, а потом, отпустив, развернулась и пошла к своим товарищам.

Я поковылял домой, прихватив по пути еще пива.

На следующее утро кто-то сильно постучал в мою дверь. Потом еще и еще. Я с трудом открыл глаза. Голова нещадно болела. Встав с кровати, открыл дверь. На пороге стояла Маша.

– Так я и думала, – вздохнула она. – Буду тебя лечить. – И без лишних разговоров вошла внутрь и встала посреди комнаты.

– Чего так рано? – поинтересовался я у нее, присаживаясь на диван.

– Придурок, ты на часы смотрел?

– А сколько времени?

– Полдень уже.

– Так я же в отпуске.

– Ясно. Голова болит?

– Угу.

– Нажрался вчера, да?

– Чего ты ко мне прицепилась? Лучше пива мне дай из холодильника.

– Алкоголик!

– Мне можно, я в отпуске.

– Чего ты заладил, в отпуске, в отпуске! Кефир держи! – И Маша достала из своего рюкзака литровый пакет кефира. Я удивленно на него уставился.

– Что это?

– Пей!

– Не, я пиво хочу!

– Кефир пей!

– Да ты чего?

– Сказала же, что буду тебя лечить. Если не хочешь, я уйду.

– А чего вообще тогда пришла?

– Так мне уйти?

– Подожди. Не уходи. Правда, скажи честно, зачем пришла? Ты же на меня обиделась.

– Когда я вчера от тебя услышала слово «извини», я поняла, что ты изменился. Чтобы раньше я от тебя услышала извинение, это надо было небесам перевернутся! – наигранно воскликнула Маша и снова посерьезнела. – А я конечно на тебя обиделась. И даже очень. Ты же поступил некрасиво. Мог хотя бы нормально поговорить, а не пропадать. Я же беспокоилась, что с тобой случилось, не выдержала и пришла на работу к тебе. А ты мне сразу в лоб – на Кате женюсь. Ты представляешь мое состояние? Ты ведь, – Маша запнулась, – все-таки мне нравился, хоть ты и придурок.