Вот я тебе это сейчас говорю, но меня все равно гложет совесть за причиненные страдания тем парнишкам. На мне, сын, висит этот груз и никак мне его не снять! Ну хоть ты скажи, что не сердишься на меня за мою молодость!

Сергей сидел и молчал все это время. Он никак не мог согласиться с отцом и его зверскими поступками.

– Ну что ты молчишь, сын?

– Отец! Я возмущен до предела! Ведь со мной чуть не поступили точно так же! А если бы я не смог вырваться и меня бы изнасиловали эти звери?

– Я тобой горжусь – ведь ты не сдался!

– Мне никогда не понять тебя, отец, и я не смогу это простить, так же, как не смогу простить этих извергов! Ведь у меня теперь отметка на всю жизнь! – кричал Серега.

– Сережка, прости их, они не ведали, что творят! Когда-нибудь они поймут свои ошибки.

– Да, но тогда будет слишком поздно! Как можно издеваться и насиловать тех, кто слабее тебя?! Ведь они, по сути, ни в чем виноваты. Просто они такие!

– Согласен. Но я со своим характером не мог терпеть таких хлюпиков рядом с собой и делал все, чтобы их вывести из равновесия, хотел, чтобы они проявили свою мужскую сущность и дали мне, наконец, в лоб. Но они этого не делали, а я злился еще больше! Терпеть не могу слабаков! Мужик должен быть мужиком. И такие парни только позорят весь род мужской!

– Вот ты как говоришь?! А я тебя чем-нибудь опозорил?

Отец замолчал, задумался. От этого разговора его круглое лицо раскраснелось, а на лбу вступили капельки пота. Он взял со стола салфетку и вытерся. Сергей тем временем продолжал.

– Интересно, что бы ты сделал, если бы ты узнал, что я поддался тем подонкам? Как бы ты отреагировал, если бы узнал, что твоего сына изнасиловали?

– Я бы порвал их на куски!

– Тебе не кажется, что ответ логически не вяжется с тем, что ты только что говорил?

– Может, и так, но ведь ты – мой сын!

Сергей на секунду задумался. Его нижняя губа задрожала.

– Да, я твой сын. И я натерпелся за то недолгое время, что отдавал долг Родине. А знаешь ли ты, отец, что я тебе хочу сказать? Признаюсь тебе честно, я – гомосексуалист. И если бы мне вдруг понравился этот Гнилин, я бы с удовольствием оказал ему услугу! Но дело в том, что он…

Серега не успел закончить, потому что отец взревел и набросился на него, повалил на пол и сомкнул руки на шее у сына. Его красные глаза выражали отчаяние и обреченность и постепенно наполнялись слезами, которые скапливались в уголках глаз крупными и блестящими каплями. Губы скривились и шептали только одно слово: «убью».

Тут в комнату вбежала мать, видимо, разбуженная криками, и принялась оттаскивать отца от Сереги, который уже задыхался и хрипел. Внезапно отец отпустил парня, медленно поднялся на ноги, затрясся, сел на диван и беззвучно заплакал, закрыв лицо руками. Мать помогла Сереге подняться на ноги.

– Что тут произошло?! – закричала мать.

– Господи, за что? – тихо бормотал отец.

– Ненавижу! – прошептал сын, схватил куртку и выскочил из дома.

Серега вздохнул, потрогал разбитую губу и поморщился.

– Вот такие дела, – сказал он и посмотрел на Дики.

– Тебе не жалко отца? Я прекрасно понимаю его чувства.

– Нисколько! Он сам виноват. Слишком суровый и принципиальный, он всегда идет на поводу у своих принципов. И это мешает ему смотреть на мир объективно.

Наступила тишина, которую нарушил Дики.

– Что ты собираешься делать дальше?

– Не знаю, – опустошенно произнес Серега и опустил голову. Начал ковырять ногти на ругах.

– Можешь пока пожить у меня.

– У тебя? – Серега вскинул глаза на хозяина. – А тебя не смущает, что я голубой?

Дики помотал головой и улыбнулся.

– Не смущает.

И в этот момент оба почувствовали, как между ними проскочил электрический разряд.

– Дики! – радостно вырвалось у парня в белоснежной рубашке, когда они оказались на расстоянии в метр, хотя в его голосе проскользнули нотки усталости. Сергей как мог, одной рукой обнял загорелого Дики, а тот похлопал его по плечу.

– Я так соскучился! – шепнул Сергей другу. Тот в ответ улыбнулся. И они принялись обмениваться событиями, произошедшими за день.

Со стороны могло показаться удивительным, что может связывать двух совершенно разных с виду человека. Один – высокий светловолосый, статный, с горой мышц, самоуверенный, с модельной внешностью, второй – невысокий брюнет, по виду среднестатистический менеджер.

– Что сегодня делать будешь? – поинтересовался Дики у своего друга. Тот нахмурился.

– Зайду в клуб.

– В клуб? Но сегодня там ничего интересного не будет, – как можно безразличнее констатировал Дики.

– Мне ничего и не надо. Достаточно будет на тебя посмотреть, – спокойно ответил Сергей.

– Хорошо. Как хочешь. Пойдешь к открытию или попозже?

– Посмотрим, – уклончиво ответил Сергей.

Дики нахмурился. Как бы чего его друг не задумал. Еще предстоит приватная вечеринка с Борисовым, которая грозит вылиться в головную боль, если Сергей узнает.

Часа через два мочевой пузырь не выдержал и разбудил меня. Я спустился вниз, надел свои туфли. Василий с Виктором к этому времени устали болтать и храпели каждый на своих полках, Катя тоже мирно посапывала, завернувшись в простынь, на груди ее лежала книжка. Я нагнулся, стараясь не дышать, и прочитал заглавие: «Курс начинающей стервы». Я тихонечко присвистнул и про себя рассмеялся. Как-то не вязался у меня образ Кати и понятие «стерва». Со стервами, конечно, любопытно играть в игры, соревноваться – кто кого, но утомительно это и наскучивает, а затем и надоедает. Я как-то имел несколько раз дело с такими. После того, как они отдавались мне в постели, сразу становилось ясно, насколько наигран этот образ. Но это только, если девушка намеренно вырабатывала в себе стервозные качества. Другое дело, если она прирожденная стерва. Но такие мне еще не встречались.

Стерва – это всего лишь маска. Она придает женщинам уверенность, в ней они кажутся успешными, неприступными, готовыми идти по трупам и так далее. Но как только остаются наедине с собой и снимают маску, сразу открывается вся их слабость и беззащитность, обнажается душа. Палец даю на отсечение, что стервы частенько плачут от одиночества. Далеко не всем девушкам идет такая маска. По мне, так лучше скромных, ласковых и добрых нет – они такие беззащитные и доверчивые. Стоит только им показать, какой ты хороший, что увлечен такой девушкой и готов ее защищать от всего и всех, как она уже твоя.

Вообще, в женщине всего должно быть понемножку. Как там говорится, точно не помню: «на кухне женщина должна быть хозяйкой, с детьми – заботливой матерью, на работе – стервой, в постели – львицей».

Сделав свои дела в туалете, покурив в тамбуре, я вернулся и присел на краешек нижней полки. Взял свою бутылку с пивом, допил остатки. Катя заворочалась и открыла глаза, посмотрела на меня.

– Доброе утро, – усмехнулся я.

Она улыбнулась.

– Видишь, я тоже уснула, читая, – пробормотала Катя, покраснев, и быстро закрыла книгу, убрала ее под подушку. Я сделал вид, что ничего не заметил. Она приподнялась, села, протерла глаза, посмотрела за окно. Ничего нового там не было, только леса.

– Вставай, а я тебе чай принесу!

– Ой, спасибо.

Я взял ее кружку, пошел к проводнику, попросил себе стакан с ложкой, два пакетика с чаем, два с сахаром, налил кипяток, принес, поставил на столик.

– Держи. Сахар не клал.

– Спасибо, Эдик. Я без сахара пью. Мне нравится вкус и аромат самого чая. А то когда он сладкий, без разницы какой сорт, по-моему, так вообще особого различия не ощущается. Вот в столовой университета так я вообще чай не беру. Мало того, что он непонятно какого происхождения, так еще и сахара мало и все это напоминает какое-то пойло. Уж лучше сок пить – и то полезнее.