Где-то в стороне медленно — одно слово в век — говорил Гундольф. «Откуда вы знаете все это?» Здесь, в плеске волн, сейчас распростерлась вся сущность Арны, все ее действия, помыслы, реакции — все, что составляло ее существо. Каждая эмоция, каждое чувство ее, развернутое и вычлененное даже не по секундам — по мгновениям.

«Откуда вы знаете все это?»

Легкое ощущение покровительства по отношению к этому юноше. Некоторый стыд за то, что она знает так много, когда им, не менее достойным, приходится гордиться теми обрывками, что Танаа сочли возможным позволить им знать. Слабый отголосок обиды на родной Орден — за то, что лишили ее возможности жить нормально, любить и быть любимой, быть свободной — и дали только Долг, которым невозможно пренебречь, — чувство, сравнимое с набегающим иногда на солнце облачком в ясную погоду — затенило на минуту и растаяло бесследно. Грусть от понимания того, что сейчас скажет Гундольф, как будет кичливо заявлять, что Орден Грифонов уж все-то знает, а если Орден чего-то не знает, то этого попросту нет. Боль — он будет говорить эти слова, прекрасно в глубине себя понимая, что это неправда, но так надо говорить, потому что так положено. И она будет ощущать эту его боль от необходимости лгать себе и другим, и ей самой тоже будет больно от того, что кто-то вынужден вот так вот лгать…

Стоп!

Темная, яростная волна из самой ее души. Поднялась, сметая все на своем пути — стыд, обиду, грусть, боль, — и накрыла сознание, подчиняя все одному лишь желанию — желанию… чего?

Море всколыхнулось, волна последний раз ударила в берег — неуверенно, почти неслышно. Медитация не могла дать ответа, который искала Танаа.

Едва Арна открыла глаза, как ее на миг охватило желание тут же уйти обратно, погрузиться в собственное сознание, исчезнуть из этого мира. Боль, тягучая и обволакивающая, нефизическая, подчинила себе. Хотелось свернуться клубочком и тихо скулить. Никому не нужен, обложен со всех сторон, загнан, как олень гончими псами. Вокруг — невольные враги, и никто не поймет, никто не вступится, никто… да и не надо! Должен сам, должен быть сильным! Но почему так больно, так страшно? Почему так хочется стать маленьким щенком и всласть поскулить, забившись в угол?

Усилием воли Танаа отогнала наваждение. Прикрыла глаза, вслушиваясь в эмоциональный фон, попыталась понять, чьи чувства поймала.

Мантикора.

Быстро одевшись, Арна побежала к лагерю. Сейчас она должна быть с друзьями.

Вернувшись к костру, Танаа застала Орогрима, Талеаниса и Гундольфа в отвратительнейшем настроении. От них волнами исходили злость и досада.

— Что случилось? — осторожно поинтересовалась она, подходя ближе.

— Пленники, — коротко ответил полуэльф. — Они исчезли.

— Как?

— А Ярлиг их знает, — зло бросил он. — Просто исчезли, как будто их и не было. Вместе со всем оружием и одеждой — одни веревки остались… Даже их вещи, которые лежали в стороне, и те исчезли!

— Причем я не чувствую вообще никакой магии, — добавил Гундольф. — Они и правда словно бы растворились в воздухе, причем совершенно естественным путем!

— Может, это и к лучшему, — задумчиво проговорила девушка. — Если честно, я сомневаюсь, что они рассказали бы нам что-нибудь.

— Смотря как спрашивать, — возразил было Мантикора, но тут же осекся, видя, как лицо Арны потемнело от гнева.

— Даже не думай о таких вещах в моем присутствии, — очень тихо сказала она.

— Извини…

— Так вот, они бы точно ничего нам не сказали, а что бы мы с ними дальше делали? Вот и я не знаю. Таскать за собой связанных людей? Не очень хороший план. Бросить их тут, опять же связанными — жестоко. Просто отпустить — опасно уже для нас самих. Так что — все к лучшему… — Она улыбнулась. — И… давайте ужинать. Если честно, я безумно проголодалась!

Предложение было с радостью поддержано всеми членами отряда. Некоторое время все в тишине уничтожали ужин, получившийся очень вкусным. А может, так с голоду показалось…

— Нужно решить, куда мы пойдем дальше, что именно будем сейчас делать, — спустя пятнадцать минут проговорила Танаа, отставив тарелку.

— Разве наши планы изменились? — вскинулся Гундольф. — Нам нужно в Хайклиф, и…

— Пожалуйста, дай мне договорить, — мягко прервала его Арна. Рыцарь неохотно замолчал. — Так вот. Сейчас у нас есть следующий выбор: либо мы отправляемся в Хайклиф, чтобы помочь Ордену рыцарей-Грифонов, либо наш путь лежит в Мидиград.

— В Мидиград-то зачем? — Орогрим удивленно поднял голову.

— За Раэл'а'Раином, Несущим рок.

— Ты хочешь, чтобы я открыла тебе самую главную тайну Лиги? — Казалось, Алиссара не поверила тому, что услышала. Но Вега только кивнул, не отводя взгляда. — Ты понимаешь, что ты просишь меня выдать тебе информацию, ради сохранения которой умерли многие эльфы?

— Понимаю. Но тем не менее. Пока ты не ответишь на мой вопрос — я просто не смогу тебе помочь.

— Я не имею права выдавать местонахождение главного штаба Лиги кому бы то ни было. Это правило неукоснительно соблюдается на протяжении десятков веков.

— Знаю. Но пока ты не скажешь мне, куда нам следует направиться, я ничем не смогу тебе помочь, — повторил он.

Янатари надолго задумалась. С одной стороны, она испытывала к Веге необъяснимое доверие и симпатию, с другой — девушка еще слишком хорошо помнила, сколь высокую цену ей однажды пришлось заплатить как раз за доверие. Но еще она прекрасно понимала, что этот мрачный следователь из ненавистного Тринадцатого департамента, который, казалось, действительно пошел на должностное преступление ради того, чтобы помочь ей, — ее единственный реальный союзник. Все друзья остались в прошлой жизни — там же, где Коальхэн, Кирандрелл и все прочие, кому эльфа была дорога и кто был дорог ей. Идущая в Тенях осознавала, что у нее почти нет шансов в одиночку вернуть себе власть над Лигой и восстановить прежние порядки, освященные веками традиции и доброе имя эльфов. Она усмехнулась нелепости последних слов — доброе имя гильдии убийц. Было бы смешно… если бы не было правдой. Лигу уважали, Лиге доверяли. Раньше. До того, как Лига начала убивать без разбора, убивать детей и эльфов. Никто не мог помочь Алиссаре. Никто — кроме странного посланника Здравовича, который готов был ради этого отказаться от Тринадцатого департамента и рискнуть жизнью ради Лиги. Но то, что он просил… Все, чему учили девушку старейшие мастера Лиги, великолепные воины и мудрейшие стратеги, восставало против выдачи этой тайны. Разум же и логика ехидно намекали, что и в самом деле, нельзя ждать помощи, лишая возможности ее оказать.

Алиссара решилась.

— Я понимаю, что не в моем положении требовать, и потому я просто прошу, — медленно, взвешивая каждое слово, заговорила она. — Дай мне клятву, что ты никогда и никому не раскроешь этой тайны и никогда не воспользуешься ею в личных целях.

В какой-то момент эльфа испугалась, что он обидится. Но даргел лишь усмехнулся — и тут же снова стал абсолютно серьезен.

— Клянусь своей жизнью, своей честью, своей сутью, — начал он, глядя в глаза Янатари. — Клянусь всем тем, что имеет для меня значение. Клянусь своим именем и своей душой. Я никогда не использую полученную от тебя информацию в каких-либо иных целях, кроме как для того, чтобы вернуть тебе то, что твое по праву. Клянусь также в том, что не строю обтекаемых формулировок, и в том, что я сейчас сказал, имеет прямой смысл, никак иначе не трактуемый.

— Спасибо, — Алиссара улыбнулась.

Солнце клонилось к горизонту. Пятеро всадников рысью ехали по тракту, мечтая только об одном — скорее добраться до таверны, до которой, согласно карте, оставалось еще около пяти миль.

Вот уже двадцать второй день небольшой отряд в максимально ускоренном темпе двигался в направлении эльфийских лесов. Лошадей меняли так часто, как только представлялась возможность, спали по четыре-шесть часов, скорее заботясь об отдыхе коней, нежели самой команды. Дежурили по очереди Вега, Киммерион и Рагдар — самые выносливые. Янатари тоже порой порывалась, говоря, что ей просто стыдно спать, когда тот же де Вайл проводил без сна третьи сутки подряд — даргел усмехался и укладывал ее спать почти силой, полушутя угрожая напоить снотворным зельем и дальше везти, привязав к седлу.