Когда трое путников вышли к его дому, полуэльф даже не нашел в себе сил удивиться. Только тень радости скользнула по его лицу, когда он понял, что они сами пришли — значит, его вина хоть немного, но уменьшится… Хотя какое, к Ярлигу, уменьшится? Талеанис мысленно обругал самого себя последними словами. Сколько уже можно искать оправдания предательству — тому, что не прощается?

Разговор шел плавно, неспешно. Арна рассказала несколько забавных историй, случавшихся с ней в странствиях, Орогрим, заметивший характерные шрамы на руках хозяина дома, спросил об их происхождении, что немедленно переросло в продолжительный ностальгический диалог… Только рыцарь весь вечер хмуро молчал, отделываясь общими ничего не значащими фразами.

Когда солнце село, Арна сослалась на усталость и пошла спать. Орк, разумеется, отправился вместе с ней, а Мантикора наконец-то остался с Гундольфом наедине.

— Может, вина? У нас в деревне делают неплохое домашнее вино, не чета напиткам из замковых виноградников, но все же, — дружески улыбаясь, предложил Талеанис.

Фон Кильге неопределенно кивнул. Пользуясь возможностью, Мантикора расценил кивок как согласие и спустя две минуты выставил на стол узкогорлый кувшин и два высоких кубка. В одном из них на дне еще плескалась рубиновая жидкость, и полуэльф поставил ее себе. Ловким движением извлек пробку, закрывающую горло кувшина, и разлил вино по кубкам.

— Урожая прошлого года, — добавил он, закрывая кувшин.

Пробка выскользнула из пальцев и упала прямо под ноги Гундольфу.

— Ох, извините…

— Ничего, я сейчас достану… — Рыцарь наклонился…

И в этот момент Талеанис молниеносно поменял кубки местами, ставя перед гостем напиток, содержащий жидкость из флакона Маар-си.

— Что ж, за знакомство!

И осушил кубок до дна, в глубине души надеясь, что Гундольф последует его примеру, и тихо проклиная себя за эту надежду…

Фон Кильге поставил на стол пустой кубок.

— Хорошее вино — для местного, конечно, — сдержанно похвалил он.

— Хотел бы я когда-нибудь попробовать настоящего вина из подвалов Клюва… — мечтательно вздохнул Мантикора.

— Хотел бы я, чтобы мне еще представилась эта возможность… — Гундольф резко помрачнел.

— А как она может не представиться? — осторожно спросил Талеанис, интуитивно чувствуя, что напал на верный след.

— Я не знаю, как меня примут в родном замке, — на миг по лицу рыцаря скользнула тень сомнения — похоже, он и сам был удивлен своей откровенностью.

— Простите, если лезу не в свое дело, но почему? У вас какие-то проблемы с вашим Орденом?

— О, да, у меня некоторые проблемы! — с ядовитым сарказмом воскликнул Гундольф. — Налейте еще вина, если не сложно.

Повторно осушив кубок, фон Кильге откинулся на спинку скамьи и тяжело вздохнул.

— Что ж, полагаю, вам будет интересно послушать историю о том, как глупого мальчишку, возомнившего себя великим героем, лишили всего, в том числе — лица и имени…

Все началось с того, что я имел неосторожность поспорить с графом де ла Маром, младшим магистром Ордена, о целесообразности и допустимости введения пошлины на вход в город, и о ее размере. В результате чего был отправлен к недавно поселившемуся на наших землях богачу с унизительной просьбой о займе Ордену… Этот странный человек, приехавший неизвестно откуда, купил себе один из самых дорогих особняков, привез с собой слуг, и, судя по всему, в деньгах не то что не нуждался — он мог есть золото, как иные едят хлеб. Он носил очень странный титул, князь-герцог…

Деревянный кубок в руке Мантикоры хрустнул, глаза побелели от ярости. Но увлеченный своим рассказом Гундольф этого, по счастью, не заметил.

— Сперва меня долго держали в приемной, и только когда я уже готов был возмутиться, дворецкий проводил меня к своему господину. Услыхав мою просьбу, де Аббисс расхохотался — и предложил вдвое, а потом и втрое больше — и не в долг, а просто так. Но в обмен на то, что Орден Грифонов не будет вмешиваться в его дела и вообще интересоваться происходящим на территории нанятой им земли. Меня это насторожило…

Когда рыцарь закончил свой рассказ, Талеанис уже едва сдерживался, чтобы не предупредить его о том, что Левиафан за ним следит, что в Хайклифе фон Кильге наверняка ждет ловушка, что…

Но мысль о том, что малышка Лианна попадет в лапы безжалостного демона, мгновенно отрезвила полуэльфа. Немного помолчав, он заговорил.

— Не сочтите за дерзость, но… возьмите меня с собой? В этой деревне меня ничто не держит, а ваша история задела меня за живое. Тварь, подобная этому Левиафану, просто не должна существовать! Я хорошо сражаюсь и не буду лишним в вашей войне с князем-герцогом!

Спокойно выслушав пламенную речь Мантикоры, Гундольф тяжело вздохнул.

— Я хотел бы, чтобы ты отправился вместе с нами. Но не уверен, что на это согласится Арна… впрочем, быть по-твоему. Если она будет против — пойдем без них.

— А орк — он с ней?

— Да. Он ее кровный брат, или как там у них это называется.

Полуэльф уважительно присвистнул. Чтобы орк согласился стать побратимом человеку, и тем более — слабой женщине, этому человеку надо как-то очень сильно в глазах орка отличиться… Все детство проведя среди зеленокожих, Мантикора хорошо знал их обычаи. Побратимство — это очень серьезно.

— Утром выступаем. Ты уверен в своем решении? — спросил тем временем рыцарь.

— Уверен. Когда вы спросите Арну, согласна ли она принять меня в свой отряд?

— Утром же. Не хочу ее сейчас будить — драться с Орогримом по пустякам — глупо. Так что давай выпьем еще по стакану и пойдем спать.

Как и всегда, Арна проснулась с первыми лучами солнца. Бесшумно встала, осторожно переступив через спящего на полу рядом с ее кроватью Орогрима, подошла к окну и, распахнув ставни, вдохнула свежий рассветный воздух, привычно вслушиваясь в эмоциональный фон спутников.

Орогрим спокойно спал. Ему снились рассветы в степи, прохладный ветер, кони и свобода быть собой среди своих. Арна улыбнулась, ощущая его светлую радость — пусть даже и во сне.

Гундольф уже встал и сейчас собирал вещи. Мысли и эмоции рыцаря были спутанными, неясными для него же самого. По нему сразу ощущалось — молодого Грифона что-то гнетет, что-то не дает ему покоя. Вслушавшись внимательнее, Арна почувствовала затаенный страх и глубокое недовольство самим собой, и еще — какую-то непонятную неприязнь к хозяину дома, этому полуэльфу.

Сам Мантикора на ощущениях напоминал перетянутую струну на лютне, готовую лопнуть от любого неверного прикосновения. В его эмоциональном фоне преобладали мрачная решимость, готовность пожертвовать собственной честью ради чего-то или кого-то и панический страх. Страх не за себя…

Нахмурившись, Арна вслушалась глубже, постепенно переходя от считывания просто эмоций к чтению мыслей. Она очень не любила это делать, каждый раз ощущая себя воровкой, вторгшейся в чужое личное пространство и похищающей чужие мысли, самое сокровенное… но другого выхода Танаа сейчас не видела.

«Я не должен этого делать. Жизнь одного разумного не стоит тех сотен и тысяч жизней, которые он заберет… но она… я обещал защищать… но как я могу предать их? Почему именно я? А если потребовать вернуть ее, угрожая… Бред, чем я могу ему угрожать? И все же, они хотят его уничтожить… Как это могло произойти? Я спасу тебя, маленькая, чего бы мне это не стоило… я предатель, убийца, и мразь… Прости меня, госпожа моя… я слаб, и мною легко управлять… Я не должен… но я не могу позволить ей погибнуть… как мне поступить, госпожа моя? Не слышишь меня, и хорошо… если я погибну — позаботься о ней… как бы я хотел умереть… Нет, надо держать себя в руках. Надо, чтобы этот рыцарь взял меня с собой, тогда она останется жива… Лианна, прости меня… Мы будем жить, наша раса будет жить… Ты будешь жить! И мне плевать, сколько людей и эльфов заплатят за наши жизни — своими! Да, я лгу самому себе, и что с того? Она должна жить, она будет жить… Надо суметь расколоть этот отряд, девушка опасна для меня… не знаю почему, но мне так кажется… Держи себя в руках, Мантикора! Я должен ее спасти. И я готов заплатить любую цену за спасение ее жизни. Я спасу тебя, Лианна, я спасу тебя… Всех обману, убью, сделаю что угодно — но я спасу тебя… Ты будешь жить, и наша раса — тоже… Неважно, кем я стану, главное — ты… Прости меня, госпожа моя, но теперь я не могу быть твоим рыцарем. Ты не спасла ее, не защитила — и теперь это сделаю я. А цена… Цена за ее жизнь не может быть чрезмерно высокой. Надо пойти с отрядом. Лишь бы Арна не согласилась принять меня… Гундольф уже сожалеет о своем согласии, но он сдержит обещание. Он возьмет меня с собой, и Лианна будет спасена. Да. Но от Арны надо избавиться… В крайнем случае, если она что-то заподозрит — зарежу ее ночью на привале. Этот ее орк спит чутко, но я умею двигаться совершенно бесшумно… Какая же я мразь…»