Лифт спустился на первый этаж. Грэхем вышел в фойе, оставил ключ в регистратуре и вышел на улицу. Рейксмюсеум, ярко освещенный, находился менее чем в ста ярдах от него. Он посмотрел на часы. Девятнадцать секунд уже прошло. Он вытащил из кармана микропередатчик и стал внимательно приглядываться к прохожим. Подходящей кандидатурой он счел бизнесмена средних лет с кожаным потертым дипломатом. Поравнявшись с ним, Грэхем сделал вид, что споткнулся, и ловко уронил передатчик прямо в карман его куртки. Он тут же извинился за свою неуклюжесть, но прохожий лишь улыбнулся и продолжал идти своей дорогой. А шел он как раз в том направлении, в каком, по мнению Сабрины и Витлока, должен был идти Грэхем. Сунув руки в карманы, он поспешил вверх по Стадсхоудерскаде — в противоположную сторону. Будь он проклят, если позволит обращаться с собой, как с желторотым птенцом. У него свой метод борьбы с Леммером.

Он приостановился, пытаясь в зеркальных витринах магазина увидеть, нет ли за ним хвоста. Леммер именно этого от него ждет. Леммера не было видно, но он знал, что голландец где-то у него за спиной. Он пересек перекресток Стадсхоудерскаде и Хуфстрат и пошел по направлению к парку Вондел: сто двадцать акров озер и лугов. По этому маршруту он ходил перед обедом, чтобы нагулять аппетит. Тогда еще он обнаружил склад на Бурхстрат, одной из многих улочек, которые тянутся от Хуфстрат. В похожем доме жил Тойсген, только этот был нежилым, его собирались сносить. Грэхем повернул на Бурхстрат и в тусклом свете фонарей увидел мрачный силуэт склада. Кончиками пальцев он толкнул дверь и вздрогнул: скрип от несмазанных дверных петель эхом разнесся в тишине пустующего здания. Стекла давным-давно были выбиты, свет свободно проникал сквозь проемы окон, отбрасывая неровные тени на стены с отваливающейся штукатуркой. Он вытащил из кармана «беретту» и стал осторожно пробираться к лестнице у дальней стены. Перила местами обломались, а те ступеньки, что были освещены, растрескались и подгнили. Все же он решил рискнуть и подняться по лестнице.

Вдруг на него упала тень, он обернулся, из окна на него прыгнул Леммер и локтями зажал ему голову. Они упали на лестницу, которая не выдержала их тяжести и рухнула. При падении «беретта» выскользнула из руки Грэхема, он схватил подпорку перил, но ударить Леммера не успел, тот ловко сдавил ему диафрагму. Тогда он откинулся к стене, с которой посыпались куски штукатурки, облако пыли накрыло его с головой. Почувствовав, что Грэхем задыхается, Леммер провел еще два захвата. Деревянная подпорка выпала из руки Грэхема, а следующий захват, на этот раз головы, бросил его на колени. Леммер поднял ржавую цепь, обмотал ею горло Грэхема и стал бешено стягивать ее. Грэхем вцепился в цепь, стягивающую его шею, но на Леммера это не произвело абсолютно никакого впечатления. Грэхем понял, что теряет сознание. Леммер, придерживая цепь одной рукой, другой выхватил из кармана выкидной нож. Лезвие выскочило, и он резко дернул цепь, подтягивая к себе Грэхема. Леммер уже собирался полоснуть лезвием обнажившееся горло, когда за его спиной распахнулась дверь с такой силой, что, ударившись о стену, раскололась надвое. Сабрина дважды выстрелила в спину Леммера. Мгновение Леммер раскачивался, а затем упал на пол, напоровшись на собственный нож. Витлок вышел вперед и прижал свой браунинг к шее Леммера, ища пульс. Пульса не было. Сабрина спрятала «беретту» и поспешила к Грэхему. Он лежал с цепью на шее. Она осторожно сняла ее, скрипя зубами, когда чувствовала, как по его телу пробегает судорога. Там, где звенья врезались в кожу, выступила, кровь. Она прислонила Грэхема к стене и своим платком вытерла кровь, не отрывая глаз от его лица, ожидая, когда к нему вернется сознание.

Рядом с ней присел Витлок, легонько положил руку ей на плечо.

— Ну, как он?

— Будет в порядке, — мрачно проговорила она. — А с синяками проходит как минимум две недели.

У Грэхема поднялся неудержимый кашель. Он потянулся к горлу, но Сабрина удержала его: растирая шею, он мог ухудшить свое состояние. Грэхем прерывисто дышал. Пытаясь избавиться от головокружения, потряс головой и наконец открыл глаза.

Взглянул на Сабрину, на Витлока, а потом перевел взгляд на разбитое лицо Леммера, который лежал на полу.

— Мертв, — сказал Витлок и яростно тряхнул головой. — Вместо него должен был лежать ты. Благодари свою счастливую звезду, что Сабрина знает тебя как облупленного. Она предвидела, что ты выкинешь какой-нибудь фортель. Поэтому мы вели за тобой наблюдение сразу, как только ты вышел из гостиницы. Боже, Майк, что заставляет тебя идти на такие безумные шаги? Мы же твои партнеры, черт побери! Или это слишком — просить тебя работать с нами, а не против нас?

Сабрина положила свою руку на руку Витлока:

— К.В., дай ему прийти в себя. У нас еще будет время для взаимных упреков.

Витлок поднялся и протянул руку Грэхему:

— Вставай, надо возвращаться в гостиницу.

— Я... сам, — прошептал Грэхем срывающимся голосом.

— Независимость при любых обстоятельствах, — провозгласил Витлок и стал затаскивать тело Леммера под обвалившуюся лестницу.

— Мой пистолет, — прошептал Грэхем и махнул рукой в том направлении, где, как ему казалось, он должен быть.

Витлок обыскал подъезд и около двери нашел «беретту». Сунув ее в карман, он побежал на Хуфстрат, остановил такси и подъехал на нем к заброшенному складу. Хотя Грэхем нетвердо стоял на ногах, он отказался от помощи и сам влез в машину. Витлок и Сабрина понимающе переглянулись. Сабрина захлопнула дверь и назвала водителю адрес гостиницы.

Витлок вошел в комнату, скинул ботинки и включил телевизор. Выступали поп-музыканты. Он переключил на другой канал. В телестудии что-то обсуждали. На верхней панели телевизора по-голландски и по-английски было написано, что программа Би-би-си идет по третьему каналу. Он нажал на кнопку. Шел фильм. Он содрогнулся от омерзения, но оставил; проверив комнату, нет ли где подслушивающих устройств, — обязательная процедура для любого оперативника, который, даже на небольшой срок, оставляет свою комнату без присмотра, — подошел к кровати. Прислонив подушку к спинке кровати, он улегся и взял номер «Геральд трибюн» с ночного столика. Открыл кроссворд, сложил газету пополам, достал ручку и прочитал первый вопрос. Не ответив на первые пять вопросов, он разжал пальцы, и газета выскользнула у него из рук на пол; он утомленно прикрыл глаза. У него был длинный день. Он понимал, что тем самым он хотел оправдать неудачу с каким-то примитивным кроссвордом и не волноваться по этому поводу; голова и так сверх всякой меры забита другими, более важными вещами.

Двадцать пять минут он колесил по Амстердаму в поисках ночной аптеки, чтобы купить болеутоляющее, а когда вернулся, Грэхем уже уснул. Зря ездил. Грэхем начинал беспокоить его — рисковать жизнью из-за своего упрямства и стремления к независимости во что бы то ни стало! Если бы он рассказал о том, что произошло, Колчинскому, для Грэхема это имело бы серьезные последствия. Колчинский просто обязан был бы доложить о случившемся Филпотту, который уже объявлял Грэхему устный выговор за странные выходки во время выполнения одного из заданий. Еще один выговор, и он получит письменное предупреждение, копию которого Филпотт должен будет направить еще и генеральному секретарю. Хотя генеральный секретарь редко занимается ЮНАКО, полностью полагаясь на Филпотта, в его власти отстранить Грэхема от работы, пока он не выработает своего мнения по этому вопросу.

Зазвонил телефон.

Он снял трубку:

— Алло?

— К.В.?

— Да.

— Это Сергей.

Он сразу же сел на кровати и стал докладывать Колчинскому о событиях сегодняшнего дня, не умолчав о схватке Грэхема с Леммером.

— Насколько серьезно ранен Михаил?

— Шея в кровоподтеках и ссадинах, больше ничего.

— Но если, по твоим словам, его сделали, что ж вы с Сабриной так долго шли ему на помощь? — спросил Колчинский.