– Ей богу, это, вероятно, очень неудобно для твоего отца! – заметила Софи. – Судя по всему, мой кузен Чарльз очень неприятный человек!

– Он отвратительный! — сказала Сесилия. – Мне иногда кажется, что ему нравится делать людей несчастными, ему жалко доставить нам хоть малейшее удовольствие, его волнует только как выдать нас замуж за почтенного человека с большим состоянием, среднего возраста и рассудительного, который не может ничего, кроме как заражаться свинкой!

Так как Софи была слишком умна, чтобы предположить, что эта страстная речь была простым обобщением, она убедила Сесилию подробнее рассказать про почтенного человека, подхватившего свинку.

После непродолжительного колебания и попыток сменить тему Сесилия не только сообщила ей о предстоящей свадьбе с лордом Чарльбери (хотя еще не было оглашения), но и одарила ее ярким описанием благородного Огэстеса Фонхоупа, которое любому, не имеющему чести знать этого чудесного молодого человека, показалось бы исступленным бредом. Но Софи уже приходилось с ним встречаться, поэтому вместо того, чтобы уложить кузину в постель и дать ей успокоительных капель, она самым обычным тоном заметила:

– Да, это правда. Я никогда не видела лорда Байрона, но говорят, что он не идет ни в какое сравнение с мистером Фонхоупом. Он самый красивый мужчина, которого я когда-либо видела.

– Ты знаешь Огэстеса! – задохнулась Сесилия, прижав руки к трепещущей груди.

– Да… можно сказать, мы знакомы. Кажется, я даже один или два раза танцевала с ним в Брюсселе в прошлом году. Он имеет какое-нибудь отношение к сэру Чарльзу Стюарту?

– Огэстес один из его секретарей, но ведь он поэт по натуре и совсем не разбирается в делах! По-моему, это-то больше всего и злит Чарльза! Ах, Софи, когда мы встретились – это было в Олмакском Большом зале, у меня было платье с шелковыми розочками и серебристыми бантами, и не успели мы увидеть друг друга, как… он сказал, что то же произошло и с ним! Я даже представить не могла, что возникнет хоть малейшее возражение! Он ведь из Фонхоупов! Их род известен со времен завоевания Англии норманнами или около того! Ах, если меня не интересуют титул и богатство, какое до этого дело Чарльзу?

– Никакого, – живо ответила Софи. – Дорогая Сесилия, я тебя умоляю, не плачь! Скажи мне! Что думает твоя мама о свадьбе с мистером Фонхоупом?

– Дорогая мамочка, конечно же, сочувствует мне! – ответила Сесилия, послушно вытирая глаза. – Она сама сказала. Но она не осмелится перечить Чарльзу! Это он, Софи, правит всем в этом доме!

– Сэр Горас как всегда прав! – заявила Софи, поднявшись и оправив юбки. – Я умоляла его взять меня с собой в Бразилию, потому что, если честно, не могла представить, чем смогу заняться в Лондоне, кроме развлечений в доме тети! Он меня заверил, что я найду себе дело; видишь, как он был прав! Интересно, он знал заранее? Моя дорогая Сесилия… а можно мне называть тебя Сили? Сесилия! Как церемонно! Поверь мне! Ты сейчас подавлена, и притом без малейшего повода! В затруднительной ситуации не может быть ничего хуже этого! Кажется, что ничего нельзя сделать, хотя малейшее усилие может все исправить. А сейчас мне надо зайти в свою комнату и переодеться к обеду, а то я опоздаю. Что может быть отвратительнее гостя, опаздывающего к столу!

– Софи, что ты имеешь в виду? – изумилась Сесилия. – Чем ты можешь мне помочь?

– Не имею пока ни малейшего представления, но должна быть тысяча способов. Все, что ты мне рассказала, убедило меня в том, что ты – и все вы – поддались ужасной меланхолии! Твой брат! Ради Бога, как вы позволили ему стать таким тираном? Я не даю сэру Горасу стать даже Диктатором, а это единственное, что остается мужчине, если женщины в его семье так глупы, что поощряют его! Это ведет лишь к тому, что он становится занудой! Чарльз зануда? Уверена, что да! Но ничего! Если он так любит устранить приличные браки, он начнет искать мне мужа, и это его отвлечет от тебя. Сили, пожалуйста, пойдем со мной в мою комнатку! Сэр Горас посоветовал мне купить в подарок тебе и твоей маме мантильи, и, думаю, Джейн их уже распаковала. Как права я была, выбрав для тебя белую! Сама я слишком смугла, чтобы носить белое, но ты будешь выглядеть в ней изумительно!

С этими словами она увлекла Сесилию в свою комнату, где лежали аккуратно завернутые в серебряную бумагу мантильи, одну из которых она тут же отнесла в туалетную комнату леди Омберсли и вручила ей со словами любви от сэра Гораса. Леди Омберсли пришла в восторг от великолепной черной мантильи и была очень тронута (как она призналась Сесилии) устным посланием, сопроводившим ее, ни одному слову которого она не поверила, но которое указывало на деликатность ее племянницы.

К тому времени, когда Софи сменила свой дорожный наряд на вечернее платье из светло-зеленого крепа, пышно отделанное шелком на груди и перетянутое на талии поясом с кисточками, Сесилия тоже переоделась и была готова сопровождать кузину в гостиную. Пока Софи надевала жемчужное ожерелье, ее худощавая горничная, умоляя госпожу не ерзать, застегивала манжеты ее длинных пышных рукавов. Сесилия, одетая со вкусом, но не вызывающе, в узорчатое кисейное платье с голубым кушаком, завистливо подумала, что платье Софи сделано в Париже. Она была абсолютно права; почти все наряды Софи были из Парижа.

– Одно утешение, – наивно сказала Сесилия, – Эжени оно очень не понравится!

– Боже милосердный, кто такая Эжени? – воскликнула Софи, резко повернувшись – Почему платье ей не понравится? Оно ведь не безобразно, правда?

– Мисс Софи, вы будете сидеть спокойно? – вмешалась Джейн Сторридж, встряхнув ее.

– Нет, конечно нет! – ответила Сесилия Софи. – Но Эжени никогда не носит модные платья. Она говорит, что есть много вещей важнее, чем платья.

– Какая глупость! – заметила Софи. – Конечно, есть, но не тогда, когда надо одеваться к обеду. Кто она такая?

– Мисс Рекстон. Чарльз помолвлен с ней; мама послала предупредить меня, что та сегодня обедает у нас. Мы забыли об этом в суматохе твоего приезда. Она, вероятно, уже в гостиной, так как всегда очень пунктуальна. Ты готова? Мы можем идти?

– Если моя дорогая Джейн немного поторопится! – сказала Софи, протягивая вторую руку горничной и бросив плутовской взгляд на ее нахмуренное лицо.

Горничная довольно мрачно улыбнулась, но промолчала. Она закончила застегивать крошечные пуговки, набросила на плечи хозяйки вышитый золотом шарф и одобрительно кивнула. Софи наклонилась и чмокнула ее в щеку, сказав:

– Спасибо! Иди спать и не думай, что я позволю тебе раздеть меня, не дождешься! Спокойной ночи, дорогая Джейн!

Сесилия, сильно удивленная, сказала, пока они спускались по лестнице:

– Должно быть, она у вас давно? Боюсь, мама удивилась бы, увидев, что ты целуешь горничную!

Софи приподняла брови.

– Неужели? Джейн была горничной у моей матери, а когда мама умерла, моей доброй няней. Мне не хотелось изумлять тетю.

– О! Конечно, мама все правильно поймет! – поспешно сказала Сесилия. – Только, знаешь, это так необычно!

Решительная искорка в глазах кузины показывала, что ей не слишком пришлась по душе критика ее провожатой, но так как в это время они подошли к двери гостиной, то она смолчала и позволила ввести себя в комнату.

Леди Омберсли, два ее старших сына и мисс Рекстон уже сидели возле огня. Они оглянулись на открывшуюся дверь, и два джентльмена тут же встали, глядя на кузину: Хьюберт – с искренним восхищением, а Чарльз – критически.

– Входи, дорогая Софи! – радушно произнесла леди Омберсли. – Видишь, вместо шали я надела эту чудесную мантилью! Какое изумительное кружево! Мисс Рекстон очень понравилось. Позвольте представить вам мисс Стэнтон-Лейси, моя дорогая Эжени. Сесилия расскажет тебе, Софи, что скоро мы будем иметь счастье считать мисс Рекстон членом семьи.

– Да, конечно! – сказала Софи, улыбнувшись и протянув руку. – Я желаю вам счастья, мисс Рекстон, и моему кузену тоже. – Она повернулась, быстро пожав руку мисс Рекстон, и протянула ее Чарльзу. – Здравствуй!