Николас Боваллет, младший сын в семье, провел беспокойные годы юности в скитаниях по континенту, как это и полагалось человеку его происхождения. Он оставил Англию еще мальчиком, исполненный такой безрассудной дерзости, что его отец небезосновательно опасался за его жизнь. Боваллет вернулся на родину зрелым мужчиной, возмужавшим и закаленным, но непохоже было, что дерзость мыслей и поступков покинула его. Старший брат Николаса, унаследовавший к тому времени титул и положение отца, печально качал головой и называл его разбойником, плутом и настоящим головорезом, удивляясь, отчего тому не сидится на месте. Ему не терпелось вновь пуститься на поиски приключений. Он ушел в море, произвел некоторый шум в Новом Свете, а затем в роли спутника Дрейка сопровождал его в кругосветном путешествии. Под началом этого доблестного моряка он прошел Магелланов пролив, был свидетелем разграбления Вальпараисо, повидал далекие Филиппинские острова, Минданао и, обогнув печально знаменитый мыс Бурь, вернулся домой хозяином несметных богатств с бронзовым лицом и твердыми мускулами. Как бы то ни было, Жерар Боваллет, человек более трезвый, решил, что брату пора покончить с таким образом жизни. Николас уже получил почетное рыцарство, так пусть теперь успокоится, подберет себе подходящую невесту и станет отцом наследников, которых не суждено было иметь миледи Боваллет. Но вместо этого неисправимый Николас, едва успев побывать дома, вновь отправился в море, теперь уже на собственном корабле. Он совсем не был похож на почтенного землевладельца, каким его хотел видеть старший брат, и заботился лишь о том, как бы произвести побольше шума в мире. И Дрейк и Боваллет действовали в одиночку, но испанцы соединяли эти два имени вместе, причем Боваллет казался им каким-то дьяволом. Дрейк совершал невозможные поступки, действуя единственно возможным образом, а Боваллет отличался способностью добиваться чудес даже самыми невозможными путями. Что касается его собственных людей, то они были горячо привязаны к нему, твердо веря в его удачу и гений. Они были убеждены, что он сумасшедший, но само это безумие приносило им немалую выгоду, и все давно уже перестали удивляться его задумкам. Они верили своему капитану настолько, что были готовы идти за ним вслепую, не опасаясь попасть впросак. Его шкипер, Патрик Хоу, весь заросший бородой, любил говаривать:»Слушайте, мы побеждаем только потому, что Ник не знает поражения. От его орлиного взгляда не скроется ни одна мишень, но он слеп перед опасностью, и со смехом найдет выход из любого опасного положения, если только мы в нем окажемся. Сумасшедший? Да, пожалуй, так».

Действительно, сэр Николас с быстротой молнии кидался в самые невероятные предприятия, и всегда с победой уносился прочь, оставляя удивленных зрителей стоять, разинув рот, дивясь его дерзости.

Именно так он вел себя и в отношении доньи Доминики, не давая ей времени даже на, то, чтобы перевести дыхание. Казалось, все делалось по одному щелчку его пальцев. Да, это был удивительный человек, видит Бог!

Такие мысли бродили в голове Доминики, пока она стояла, глядя на него сверху вниз, и, поскольку Боваллет не обращал на нее ни малейшего внимания, она позволила себе презрительно рассмеяться и заметить, обращаясь, очевидно, к проносящимся по небу облакам: «Торговец, пересчитывающий награбленные товары!»

Боваллет быстро взглянул вверх. Солнце сияло в его голубые глаза, и он козырьком приложил ладонь ко лбу:

— Миледи Надменность! Примите тысячу пожеланий доброго утра!

— Утро не будет добрым, пока я нахожусь на корабле, подобном вашему, — с вызовом ответила она.

— Что такое? — заволновался сэр Николас, спрыгивая с бочонка. — Вам не нравится мой корабль?

Он был уже на середине трапа. Возможно, девушка и хотела, чтобы он поднялся к ней, но она ни за что бы не позволила ему самому догадаться об этом.

— Прошу вас, оставайтесь подле вашей добычи, сеньор.

Но он уже оказался рядом с ней, перекинул ногу через поручень и уселся, как беззаботный мальчишка.

— В чем дело? — повторил он. — Слишком много пыли в коридоре?

Она едва слышно фыркнула.

— Дело в том, сеньор, что это пиратское судно, а вы мой враг.

— Напрасно вы так думаете, милая! — сказал он весело. — Я не враг вам.

Девушка метнула испепеляющий взгляд, но это не произвело на него никакого впечатления.

— Вы провозглашены врагом всех испанцев, сеньор, и мне это хорошо известно.

— Возможно, но я собираюсь в ближайшее время сделать из вас англичанку, дорогая, — откровенно признался он.

Это заявление застигло Доминику врасплох. Она ахнула, вспыхнула и сжала кулачки.

— Ну, и где же ваш кинжал? — поинтересовался Боваллет, весело наблюдая за ней.

Она круто повернулась и бросилась прочь. Леди была возмущена, она не находила слов, но одновременно ей было интересно, последует ли он за нею. Николас же дал девушке уйти на такое расстояние, что его люди не могли больше видеть их, и догнал ее. Положив руки Доминике на плечи, он повернул ее лицом к себе. Его глаза больше не дразнили девушку, а голос стал мягче.

— Леди, вы назвали меня насмешником, но теперь я не шучу. Вот мое торжественное обещание! Не пройдет и года, как я сделаю из вас англичанку. А это моя печать. — Он быстро нагнулся и поцеловал ее в губы раньше, чем она смогла остановить его.

Доминика возмущенно вскрикнула и быстро вскинула руки, намереваясь постоять за себя. Но Боваллет уже знал ее характер и был готов к отпору.

— Вы будете считать меня негодяем или пожалеете, как бедного сумасшедшего? — спросил он, держа ее руки и снова подтрунивая над ней.

— Я ненавижу вас! — страстно прошептала она. — Презираю вас и ненавижу вас!

Боваллет отпустил ее.

— Ненавидите меня? Но почему? Доминика быстро провела рукой по губам, словно стирая поцелуй.

— Как вы посмели! — она задыхалась. — Держать меня! Целовать меня! О, презренный! Как вы меня оскорбили! — Она бежала к трапу, ведущему в кают-компанию.

Но Николас уже стоял перед ней, загораживая путь.

— Стой, дитя! Здесь какое-то недоразумение. Я женюсь на тебе. Разве ты не поняла меня?

Она топнула ножкой, попыталась обойти его, но не сумела.

— Вы никогда не женитесь на мне! — выпалила она. — Вы гнусный негодяй! Считаете меня своей пленницей, и делаете со мной, что вам заблагорассудится!

Он крепко ухватил ее за руки чуть повыше локтей и слегка встряхнул.

— Нет, нет, к чему говорить о пленниках и тюремщиках, Доминика? Чем я мог обидеть вас?

— Вы вынудили меня! Вы осмелились поцеловать меня и силой удерживаете!

— Прошу прощения. Так заколите меня в отместку моим же кинжалом, милая. Ну вот, он уже у вас в руках. Это будет быстрая и верная месть. Нет? И что же мне тогда делать? — Руки его скользнули к ее запястьям, он склонился, целуя ей пальцы. — Вот так! Пусть все будет забыто, пока я не поцелую вас еще раз! — Он проговорил это, бросив на нее страстный взгляд, перед которым трудно было устоять.

— Этого никогда не будет, сеньор.

— Итак, она бросает вызов. Я принимаю его, миледи, и отвечу вам испанской пословицей — Vivir para ver![41]

— Едва ли вы женитесь на мне силой! — возразила она. — Даже вы!

Он обдумал ее слова.

— Верно, девочка, это было бы слишком просто.

— Предупреждаю вас, что это будет совсем не просто!

— Что это, еще один вызов? — поинтересовался он.

Доминика отступила на шаг.

— Вы не посмеете!

— Не бойтесь, я же сказал, что не сделаю этого. Успокойтесь, я буду ухаживать за вами по-королевски.

— И где же вы будете ухаживать за мной? — с презрением спросила она. — Мой дом находится в самом сердце Испании, да будет вам известно.

— Будьте уверены, я последую за вами туда, — пообещал он и рассмеялся, увидев недоверие на ее лице.

— Болтовня! О, пустой хвастун! Вы не решитесь!

— Ждите меня в Испании! — произнес он. — Клянусь вам чем угодно!