Интересно, понимает ли это Бэрронс? И не все ли ему равно? Похоже, он вполне может пережить любой апокалипсис, хоть ядерный, хоть фейрийский. Может, он просто соберет других бессмертных нашей планеты и отправится с ними в иные миры? Мне нужно знать его позицию.

— У нас серьезные проблемы, Бэрронс.

Он ударил по тормозам так резко, что я чуть не заработала сотрясение мозга от рывка вперед. Я полностью ушла в свои мысли и не заметила, что мы приехали.

— Эй, здесь смертные, — раздраженно сказала я, потирая шею. — Может, ты не помнишь, но... — Ай, что за... — Бэрронс!

Он выдернул меня из машины за руку, едва не вырвав ее из сустава.

Я даже не заметила, когда он оказался сбоку. А потом меня пронесло через тротуар и швырнуло о стену.

Бэрронс наклонился ко мне, зажав мои ноги своими и завершая захват руками.

Я уперлась ладонями в его грудь, чтобы не подпустить его к себе. Ребра Бэрронса вздымались и опадали, как кузнечные мехи. Его возбужденный член, упиравшийся мне в бедро, был твердым, как камень. И большим, еще больше, чем раньше. Слишком большим. Я услышала звук рвущейся ткани.

Я посмотрела Бэрронсу в лицо и чуть не ахнула. Его кожа была цвета черного дерева и с каждой секундой темнела. Он был выше, чем следовало бы, а в глазах появились красные искры. Бэрронс зарычал, блеснув клыками в лунном свете.

Он изменялся. Волосы становились длиннее, гуще. Он опустил голову, и его острые клыки царапнули мне ухо.

— Никогда. Больше. Не используйте. Секс. Как оружие. Против. Меня.

Его голос был гортанным. Он говорил невнятно из-за слишком больших для человеческого рта зубов, но я отлично его поняла.

Я пожала плечами.

— Не хрен тут плечами пожимать! — прорычал Бэрронс.

Его щека прижималась к моей, и я чувствовала, как его лицо меняется, становится шире. И снова послышался звук рвущейся одежды.

— Я злилась.

И у меня было на это право.

— Я тоже. Но я не морочил тебе голову.

— Ты все время мной манипулировал.

— Я жесток? Да. У меня есть свой совет? Да. Я заставлял тебя говорить то, чего ты не хочешь? Определенно. Но я не имел твой мозг.

— Слушай, Бэрронс, что ты от меня хочешь? Это было... — Я поискала подходящее слово, и мне не понравилось то, что я нашла. — Легкомысленно. Понял? Но и ты не без греха. Ты обещал убить меня.

В его горле затрещала гремучая змея.

— Ты задолжал мне извинение, — выпалила я.

— За что?

Что-то царапнуло мне ухо, разрывая нежную кожу, и я почувствовала теплый ручеек крови. А потом моей кожи коснулся его язык.

— За то, что ты не сказал, что не можешь умереть. Ты хоть понимаешь, что это со мной сделало?

— Ах. Дай подумать. Через пару часов это заставило тебя трахаться с Дэрроком?

— Ты ревнуешь, Бэрронс? Похоже на то.

Я ни за что не стану с ним объясняться. Он мне ничего не объяснял. И поэтому я предполагала кучу ерунды и прошлой ночью чуть не повела себя, как идиотка.

Бэрронс со свистом втянул воздух сквозь клыки и толкнул меня в стену. Я не осознавала, как холодно этой ночью, пока меня грело тепло его тела. Он стоял посреди улицы, спиной ко мне, стиснув кулаки и прижав руки к бокам. Когти вытягивались из пальцев, он рычал и содрогался.

Я смотрела на него, прислонившись к стене. Бэрронс сражался за контроль над тем, в какой форме остаться, и, как бы я ни злилась на обе формы, мне больше нравился человек. Монстр был более... эмоционален, если это слово применимо к Бэрронсу в любой форме. К тому же он сбивал меня с толку. Я так и не могла избавиться от видения: Бэрронс, пронзенный копьем.

Провоцируя его, я не предполагала, что дойдет до этого. Бэрронс всегда был таким сдержанным, таким собранным. Я думала, что его превращение в зверя происходит по его воле. Что, как и все остальное в мире, это либо случается по его желанию, либо не случается вообще.

Я вспомнила, как впервые услышала странный треск в его груди — в ту ночь, когда мы отправились за Книгой с тремя камнями. Наша попытка окончилась неудачей, и он принес меня обратно в магазин. Я пришла в себя на диване. Бэрронс глядел в огонь. Я тогда подумала, что из его кожи может выйти обивка для стула, которую я не хотела бы видеть. Под его человеческим обличьем скрывался нечеловек. Но почему? Как? Кто он?

При мне Бэрронс ни разу не терял контроля над собой. Или его способность сдерживать зверя ослабла?

А может, я пробралась глубже под его изменчивую шкуру?

Я улыбнулась, но не едко. Мне нравилась эта мысль. Я не знала, кто облажался больше: Бэрронс или я.

Около трех минут я стояла у стены, а он замер спиной ко мне.

Медленно, словно превозмогая боль, Бэрронс снова изменился, содрогаясь и рыча. Я поняла, почему вчера подумала, будто мои руны его убили. Превращение из зверя в человека было крайне болезненным.

Когда Бэрронс наконец повернулся ко мне, в его темных глазах не было и следа красного. Ни намека на рога на голове. Он скорчил гримасу, шагнув на тротуар, словно у него болели ноги, и в лунном свете сверкнули его белые зубы.

Бэрронс снова был мужчиной тридцати — примерно — лет, мощно сложенным и одетым в длинный плащ. На плечах и спине плащ был разорван.

— Еще раз отымеете мой мозг, и я отвечу вам тем же. Но не в мозг.

— Не угрожай мне.

Мне тут же захотелось проверить, сдержит ли он свое обещание. Я злилась на него. Я хотела его. Когда дело касалось Бэрронса, мой мозг отключался.

— Я не угрожаю. Я предупреждаю.

На кончике моего языка вертелся язвительный ответ.

Но мне пришлось проглотить его, когда Бэрронс сказал: — Я ждал от вас большего, мисс Лейн. Он отвернулся к двери и вошел в дом.

Я почти ожидала застать стражу Невидимых на верхнем этаже, но либо Дэррок был слишком уверен в себе, чтобы беспокоиться о таких мелочах, либо после его смерти армия не видела смысла охранять его убежища.

Бэрронс сразу направился в спальню Дэррока. Я пошла за ним, поскольку у меня еще не было возможности ее обыскать. И стояла в дверях, глядя, как Бэрронс крушит пышную обстановку, отбрасывая с дороги стулья и оттоманки, выворачивая ящики и пинками расшвыривая их содержимое, прежде чем повернуться к кровати. Он сорвал покрывала и простыни, вырвал матрац, вынул нож и распорол обивку в поисках того, что могло быть спрятано внутри. Затем Бэрронс остановился. Миг спустя он склонил голову набок и глубоко втянул в себя воздух.

Я сразу все поняла. Чувства Бэрронса обострены до предела. Близость внутреннего зверя дает ему определенные преимущества. Он знал мой запах и не учуял его в постели Дэррока.

Я поняла, в какой миг Бэрронс решил, что мы с Дэрроком, возможно, занимались этим на кухонном столе, или в душе, или на кушетке, или на балконе, или устроили оргию на глазах у Носорогов и стражи.

Я закатила глаза и предоставила ему самому заканчивать обыск. Пусть верит во что хочет, пусть хоть утонет в образах нашего с Дэрроком секса. Возможно, Бэрронс и не испытывает ко мне романтических чувств, но собственнический инстинкт у него точно имеется. Я надеялась, что сама мысль о том, что кто-то играл на его газоне, сведет Бэрронса с ума.

А я торопливо прошла в комнату, в которой спала. Мои алые руны все еще пульсировали на пороге и стенах. Они стали больше и светились ярче. Я не замедлила шаг. Прошлой ночью я все здесь обыскала. Схватив рюкзак, я вышла в гостиную и начала заталкивать в него фотоальбомы Алины. Теперь они мои, а когда все закончится, я сяду, возьму их и целыми днями, а то и неделями, буду рассказывать себе счастливые сказки о ней.

Я слышала, как Бэрронс в своей берлоге расшвыривает вещи и ломает лампы и стулья. Войдя, я увидела, как рассыпаются книги, как в воздух взлетают листы бумаги. Он держал под контролем зверя, но совершенно не сдерживал человека. Свой разорванный плащ Бэрронс сменил на один из плащей Дэррока.

— Что ты ищешь?

— Ему наверняка был известен короткий путь, иначе я убил бы его гораздо раньше.