Леопольдо почувствовал, как тоска за девушкой возвращается, чтобы обнять его и прижать к своей черной груди. Чтобы избавиться от непрошенной гостьи у Лепольдо был только один выход; он проверил будильник, выключил ночник, перевернулся на бок и закрыл глаза. Надеялся, что сон, этот защитник всех тех, кто жаждет душевного спокойствия, избавит его от новых сожалений и душевных мук. Сон не обманул его надежд, пришел, обнял за плечо как старый друг и увел с собой в мир вечной тишины и спокойствия.

Она зажала уши ладонями, чтобы не слышать тот вопль, что носился по салону, словно газель, убегающая от гепарда, то в одну сторону, то в другую, в надежде продлить свою бренную, никому кроме нее не нужную жизнь еще на краткий миг, миг пусть и короткий, но наполненный самым святым, что есть в мире - жизнью.

Прижалась грудью к коленям и пыталась молиться. Но как назло в голове возник точно такой же хаос, что творился в салоне самолета, самолета, раненой птицей, несшегося с ужасающей скоростью сквозь черные, пропитанные влагой как губка водой, тучи.

Но хаос, царящий в салоне, был бледной пародией на то безумие, что творилось за бортом самолета. Молнии одна за одной, будто соревнуясь в скорости, рвали небо на части с такими жестокостью и яростью, словно мстили ему за прошлые обиды, а оно, словно издыхающее гигантское животное, тревожило свои необъятные просторы оглушительными криками, раскатами грома, и лило из многочисленных ран прозрачную и холодную кровь, капли которой маленькими невидимыми молоточками вгоняли невидимые гвозди в обшивку фюзеляжа обреченного самолета.

Но она этого ничего не видела. Ее тело била крупная дрожь, а из закрытых глаз тонкими ручейками катились слезы. Из закоулков памяти выплыли образы матери и отца. Как же она хотела оказаться в эти минуты невероятного ужаса вместе с ними, в тишине и спокойствии отчего дома. Ей захотелось снова стать маленькой девочкой, почувствовать заботу матери и тепло крепких объятий отца. Но осознание невозможности этого, короткой вспышкой пронзившей измученное страданиями сознание, заставило ее только крепче прижиматься грудью к ногам и сильнее лить слезы. На какой-то миг ей показалось, что падение самолета замедлилось и его нос начал выравниваться, тем самым давая ее угасшей было надежде новую жизнь.

Она открыла глаза и подняла голову, отняла ладони от ушей и окинула салон бизнес-класса. Разбросанные по всему салону вещи, распахнутые, словно зевы чудовищ, дверцы верхних полок, несколько бездыханных тел. Некоторые из пассажиров в панике расстегнули ремни безопасности и теперь их обмякшие тела валялись на полу. Мертвые? Этого она не знала.

Она закрыла глаза, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота. Через некоторое время вновь открыла глаза, повернула голову вправо-влево. Краем глаза отметила согнувшегося пополам в кресле Винченцо, капли дождя на иллюминаторе. Время как будто остановилось. Как будто кто-то нажал на паузу, давая ей возможность увидеть все в мельчайших подробностях. Она видела распахнутые глаза живых, видела надежду, вспыхнувшую внутри каждого из них, видела кровь на висках у тех, кто лежал мертвый или без сознания на полу, видела испуганные лица стюардесс, заглядывающие в салон. Смолкли крики, тишина окутала салон непроницаемым саваном. Она тряхнула головой, словно желая прогнать наваждение и вернуть в салон жизнь.

Самолет в очередной раз тряхнуло. Наваждение не пропало, но жизнь в самолет вернулась. Она почувствовала, как ремень безопасности снова врезался ей в грудь, когда самолет продолжил падение. Надежда в ее груди умерла. Теперь уже окончательно. Крики вернулись. Ее сердце сжалось от боли, когда сзади донесся тоненький детский визг: "Папочка! Папочка!".

Она закусила губу, прижалась грудью к ногам и закрыла ладонями уши. В сознание вернулись образы мамы и отца, а еще образ Леопольдо. Как же ей их не хватало! Как же она хотела оказаться рядом с ними!

Она ощутила, как самолет начал заваливаться на левое крыло. В какой-то миг, не открывая глаз, она перевернулась на бок, подтянула ноги к груди и свернулась калачиком в кресле, прижалась к его спинке и замерла.

- Если это должно произойти, то пусть это произойдет как можно скорее, - подумала она. - Мама, папа, я люблю вас. И тебя, мой милый.

Из глаз ее покатились слезы, когда она отчетливо увидела в своей голове образы родителей и Леопольдо. А потом слезы перестали бежать из ее глаз, странное спокойствие охватило ее, даже апатия.

Что-то ударило в фюзеляж и разбило иллюминатор впереди. В салоне резко похолодало. Заревело. Салон наполнился туманом и пылью. Ангелика почувствовала, что ей стало не хватать воздуха. Будто кто насильно вытягивал его из ее груди. Боль пронзила кишечник, в ушах зазвенело.

Шлепок по затылку привлек ее внимание. Она открыла глаза и сквозь серое марево увидела перед глазами кислородную маску. Скорее интуитивно, чем осознанно она натянула ее на лицо, снова закрыла глаза и наполнила грудь чистым воздухом. В голове хаос прекратился, а что происходило за ее пределами, это ее уже не интересовало. Мысли ее потекли плавно, и даже лениво, словно опьянели от избытка кислорода. Она сильнее прижала руки и ноги к груди, наклонила голову и стала ждать смерти. Несмотря на то, что тело ее находилось в падающем самолете, мысли ее были далеко-далеко отсюда, в Милане.

Сильные скрежет и треск заставили ее вернуться в настоящее, но ненадолго. Холод сковал ее тело. Она почувствовала удар, толчок, боль в левом плече, боль настолько сильную, что ей захотелось кричать. Но крик так и не покинул ее грудь. Мгновение спустя она потеряла сознание.

Глава 2

- Ангелика! - звал ее голос. - Ангелика!

Она словно просыпалась от долгого сна, сна столь долгого, что ей не хотелось открывать глаза, хотелось спать, спать, спать. Здесь было тепло и уютно, а ее звали в холод, холод и безнадежность.

Кто-то шлепнул ее ладонью по щеке, приводя в чувство. Она протестующе замычала и открыла глаза, но ничего не увидела. Она закрыла глаза и открыла их снова, словно первая попытка ее не устроила. Ничего не изменилось. Темнота все еще была здесь. Ее уши слышали плеск волн, а нос вдыхал смесь из запаха потных человеческих тел, тлеющего пластика и влажного соленого воздуха.

- Слава богу, ты жива, - услышала она.

- Я ничего не вижу, - сказала она невидимому голосу и даже удивилась, как безжизненно звучал ее голос.

- Все хорошо. Твоим глазам надо привыкнуть к темноте. Подожди минутку и скоро ты все увидишь.

Голос казался ей знакомым.

- Кто вы? - спросила она. - И где я?

- Это Алессандро, Ангелика. Ты помнишь меня? Мы с тобой летели в одном самолете. Самолет совершил посадку на воду, если это падение можно назвать посадкой. Теперь мы где-то в Атлантике... Ангелика, подвигай руками, ногами. Ходить можешь? Надо спешить. Мы не можем здесь долго задерживаться. Самолет через минуту-другую затонет.

Она застонала, желая всем сердцем прогнать окружавшую ее кромешную тьму. Спустя мгновение та дрогнула, и девушка увидела склонившегося над ней мужчину. Память возвращалась, но как-то медленно, словно нехотя, но она вспомнила его.

- Я вижу тебя, Алессандро, - выдохнула Ангелика, чувствуя, как вместе с памятью в ее тело приходит и боль.

- Вот и хорошо, Ангелика. Давай, пошевели руками и ногами. Покажи мне, что ты можешь двигаться, - Алессандро отбросил в сторону, свисавшую сверху кислородную маску, и расстегнул ремень безопасности ее кресла.

Она двинула одной рукой, другой. Левое плечо взорвалось острой болью. Она застонала, из глаз брызнули слезы.

- Руки двигаются. Отлично. Теперь подвигай ногами, - попросил Алессандро.

Она попыталась двинуть ногами, но ничего не почувствовала. Она не чувствовала своих ног. Осознание этого ножом полоснуло ее сознание.

- Алессандро, я не чувствую ног, - зашептала она из последних сил сдерживаясь, чтобы не разрыдаться.