Без очков она выглядела по-детски беззащитной. Бесцветное лицо казалось по-лисьи тонким, губы немного запали, глаза полуоткрыты.

Джереми поднял голову и, глядя в упор на стоящего с открытым ртом мистера Моретти, властно распорядился:

— Пошлите за доктором, но думаю, уже поздно. Вашей жене ничто не поможет.

— Жене? — прошептала мисс Глори, и ее лицо стало пергаментным.

— Ма-а!!! — в отчаянии закричал Даусон, как маленький испуганный ребенок. Его тонкий голос превратился в визг.

Единственным человеком, не потерявшим самообладания, оказалась Арабиа — растрепанная, изможденная, внезапно постаревшая. Она подняла голову и медленно, очень тихо сказала:

— Люси! Она наконец умерла.

Прежде чем кто-либо произнес хоть слово, мисс Глори взлетела по лестнице, скрылась в комнате Арабии и через секунду осторожно вынесла стакан воды. Она медленно спускалась по ступенькам, словно несла драгоценную амброзию. Поравнявшись с Моретти, старая дева холодно и злобно взглянула на него.

— Без сомнения, это следует отправить в Скотланд-Ярд и подвергнуть анализу, — сказала она. — Но если хотите, сэр, я могу подать вам эту воду вместо утреннего чая.

Мистер Моретти вытянул руку, словно защищаясь. Все краски исчезли с его лица, и обычно бесцветные брови и ресницы сейчас казались желтыми, как мед. Губы шевелились.

— Это была ее идея, не моя! — Он едва шевелил губами от испуга. — Вы должны… понять…

Но Даусон внезапно очнулся и, тыча в мистера Моретти тонким пальцем, яростно прошипел:

— Только потому, что вы! Только потому, что вы!.. — Лицо юноши исказила ненависть.

— Остынь, голубчик, — вмешался Джереми. — Полагаю, у тебя самого рыльце в пушку.

Даусон победно вскинул голову.

— Я чист, как младенец. В этой воде нет ничего, кроме щепотки безвредного порошка. Делайте сколько угодно анализов. Вы не сможете ничего доказать!

Мистер Моретти бросился вперед.

— Думаешь перехитрить всех? Говоришь, не твоих рук дело?

— Неужели вы считаете, что я позволил бы маме снова влезть в какую-то гадкую авантюру? Да, мне нравилось дурачить окружающих и безнаказанно запугивать их. Но это были всего лишь шутки, я не способен на убийство! Нет! Ни за какие ваши проклятые деньги. — Даусон сверлил мистера Моретти испепеляющим взглядом. — Я не собирался нарушать закон, чтобы сделать вас богатым, вы, ничтожный испуганный червяк! У вас даже нет мужества признаться, что вы причинили зло… Причинили всем. Ненавижу, ненавижу вас! Никогда не попадайтесь мне на пути! — Юноша опустился на колени перед маленькой безжизненной фигуркой и зарыдал: — Мама! Мамочка!

Миссис Стенхоп, она же Люси Болтон, Люси Мередит и Люси Моретти, лежала на кровати в заботливо убранной комнате наверху, комнате, которая так долго ждала ее возвращения. Везде были развешаны ее старые бальные платья, незаконченный дневник соседствовал на туалетном столике с пустыми флаконами из-под духов, с девичьими дешевыми безделушками и ниткой жемчуга, которую несчастная надевала на вечеринку, устроенную Арабией. Умершую одели в нарядное атласное платье, в котором она когда-то венчалась с Ларри, а в руки вложили ее любимую красную розу.

После смерти миссис Стенхоп выглядела молодой и невинной. На губах застыла загадочная улыбка. Смерть лишила ее жадности, коварства и абсолютной безжалостности.

Арабиа горько рыдала. Это она распорядилась, чтобы миссис Стенхоп перенесли в комнату Люси. Вечером Арабиа и Джереми зашли к Крессиде на чашку чаю, разговор, конечно же, крутился вокруг одной темы.

— Поймите, я оплакиваю не ту женщину, которую вы знали, — всхлипывала Арабиа. — Я горюю о моей маленькой девочке, моей ненаглядной Люси, которую я так сильно любила.

На вечеринке Арабиа догадалась, что миссис Стенхоп — это Люси. Миссис Стенхоп, незаурядная актриса, успешно изменила свою внешность огромными очками, а чтобы ее не узнали по голосу, придумала болезнь горла. Да и без этого в ней почти невозможно было узнать любимицу Арабии. Та Люси, светловолосая, хорошенькая, еще более расцвела, выйдя замуж, но к сорока годам утратила былую привлекательность. Миссис Стенхоп лишь однажды потеряла бдительность — в ту ночь, когда Крессида слышала крик. Это мистер Моретти выразил нетерпение по поводу реализации его честолюбивых планов и ударил жену.

Во время вечеринки, когда Арабиа провозгласила Крессиду своей наследницей, миссис Стенхоп решила, что пора обнаружить себя. Она вышла под предлогом замены облитого вином платья и надела нитку жемчуга, подаренную ей когда-то Арабией на день рождения, которую старая леди не могла не узнать.

И действительно Арабиа поняла, кто перед ней. Тогда-то и начала она запираться в своей комнате, понимая, что ей грозит опасность, что ее хотят устранить.

— Разве могла ваша собственная дочь причинить вам зло? — в ужасе прошептала Крессида.

— Она не была моей родной дочерью, — проронила Арабиа. — Люси — ребенок моей сестры. Она жила со мной только четыре года, возможно, поэтому я и не узнала ее. Моя сестра была замужем за негодяем! Он бросил ее с младенцем на руках, а когда она умерла, Люси было всего пятнадцать лет. Я удочерила племянницу. Какой милой, прелестной и нежной она была! Без сомнения, я избаловала ее, но кто бы на моем месте поступил иначе, глядя на этого ангела? К тому же, кроме меня, у нее никого не было. Я рассказывала вам о вечеринках и беззаботном веселье. Все это правда. Розы, поклонники восхищение. И Ларри, ее первый муж, обожал Люси. У них была прекрасная свадьба…

Арабиа прервала рассказ, чтобы вытереть слезы. Ее лицо снова стало морщинистым и безобразным.

— Ларри умер через три года после свадьбы, — с горечью сказала она. — Его отравили…

— Но не Люси! — с надеждой воскликнула Крессида.

— Именно она, его горячо любимая жена. О, не без подстрекательства, уверяю вас. Не обошлось без ее трусливого, безнравственного любовника Монти. Он уже отсидел за мошенничество пять лет в тюрьме, но должен был получить больше, гораздо больше.

— Монти? — прошептала Крессида.

— Да, Монти. Или Моретти — как вам больше нравится. Разве я не говорила вам, что он гусеница, пресмыкающийся слизняк? Господи, что она могла найти в нем на свою погибель?!

— А ребенок? Она ждала ребенка от Монти!

Арабиа выглядела невероятно усталой.

— Господь свидетель, я ничего не знала о ребенке. Люси явилась в мой дом сразу после смерти мужа и прожила несколько недель, пока ее не арестовали. Врач сказал, что Ларри умер естественной смертью, но миссис Мередит оказалась подозрительной и настояла на вскрытии. Короче, убитая горем молодая вдова, которую я утешала, оказалась преступницей… А потом я узнала, что она часами просиживала над дневником и, не отрываясь, писала о Монти.

— Это вы вырвали те страницы? — догадалась Крессида.

— Я вычеркнула Люси из своей жизни, — просто ответила Арабиа. — Она для меня перестала существовать. Я похоронила Люси в своем сердце, придумав для окружающих сказку о трагической смерти. Уверяю вас, это был единственный способ не потерять рассудок.

— Но Люси не умерла.

— Только не для меня. Она оказалась дочерью своего отца, а не матери. И я вырвала ее из своего сердца.

Даже теперь Крессида считала бескомпромиссность старой леди достойной восхищения. Вся жизнь Арабии окрашена любовью, драматизмом и счастьем. Ни разу уныние не сломило ее дух. Самое ужасное событие она вырвала из своего сердца, словно его не существовало. Только человек с такой силой воли, воображением и жизнелюбием мог сделать это.

Но с годами все острее стало чувствоваться одиночество. Арабиа страстно возжелала найти замену очаровательной, веселой Люси, найти девушку, которая скрасит ей остаток жизни.

— Поверьте, я ничего не знала о ребенке, — повторила она. — Но даже если бы узнала, что я могла сделать? Я пребывала в неведении до тех пор, пока вы не принесли мне вязаный детский носочек. Это было для меня ударом!