Никто даже опомниться не успел, как Христофор подлетел со своей койки, схватив валяющийся на тумбочке большой раскрытый складник, которым ему доверили открыть банку каких- то консервов во время недавнего застолья да так и оставили у него, и два раза со всего размаха ударил Серегу в грудь.

Серега захрипел и, запрокинувшись назад, упал на спину и засучил длинными ногами.

- Ты че наделал, урод? – закричал со своей койки Антон - тот, с перевязанной головой, который стал потом моим соседом по палате.

- Ага, ты тоже хочешь, да? – почти спокойно спросил Христофор и, сжимая в руке окровавленный складник, закосолапил к койке Антона. Антону стало по-настоящему страшно: он хоть и поздоровее Христофора, но у того в руке был нож, с которого капала еще теплая кровь только что заваленного им богатыря Сереги. То же самое рассвирепевший пьяный эвенк явно собирался проделать и с Антоном - видимо, припомнив, как Антон постоянно обидно хохотал, когда Серега издевался над ним.

- Меня, бля, спасло только то, бля, что я успел схватить подушку и прикрыться ей! – возбужденно брызжа слюной, рассказывал Антон. – Он подушку-то мне успел распороть, бля, а я перепрыгнул вот через твою койку, бля, и выскочил в коридор!

Все это происходило при звуке хоть и приглушенного, но все еще достаточно громко работающего видака, и при его же зыбком свете, и походило, наверное, на кошмарный сон. Я поежился.

- А ты-то где был? – спросил я у того, небритого, что был соседом Христофора.

- А я че? Я еще раньше убежал. За помощью, - честно сказал небритый.

И мы все расхохотались.

Но тогда, конечно, никому было не до смеха. Христофор пришел в себя, бросил нож и босиком убежал по коридору вглубь хирургического отделения, оставляя на кафельном полу следы от перепачканных кровью подошв. Там, за операционной, был спуск на первый этаж, в поликлинику, запертую снаружи на ночь. Вот по этим-то следам Христофора, спрятавшегося под одной из низких и широких кушеток для посетителей, нашли и повязали приехавшие менты. Христофор оказался самым настоящим психом, состоящим даже на учете. И до поры не буйным.

Вместо зоны его отправили на принудительное лечение.

А Серегу, который в иной ситуации таких, как Христофор, смог бы одной левой уложить штук с пяток, отправился на кладбище, оставив вдовой длинноногую красавицу-жену и двоих несовершеннолетних еще детишек.

…Ну, все, капельница моя кончилась. Мой новый сосед по палате язвенник Гриша перестал раскачиваться на койке с обхваченными руками животом и спросил:

- Че, медсестру позвать, чтобы отключила?

- Да ну, - беспечно сказал я. – Ты лучше сам иди-ка все же к врачу. Вон уже, зеленый весь сидишь. Как бы чего не случилось.

Гриша понуро покивал головой и зашаркал тапками по коридору в ординаторскую. А я привычным жестом выдернул иглу из вены и тут же наложил на пролившийся темной венозной кровью прокол оставленную медсестрой проспиртованную ватку, крепко согнул руку в локте. Еще пять минут – и можно переодеться и идти на выход, куда за мной должна подъехать машина.

А завтра снова сюда. Будем надеяться, что никаких трагических происшествий в моей палате, и вообще в больнице, за эту ночь не случится…

Кровные узы

Был декабрь 1997 года. Я лежал в отделении сосудистой хирургии с обострением.  В палате со мной также мучились болями, терзающими их ноги из-за недостатка кислорода, плохо поступающим в ткани  с кровью по суженным или вообще «забитым» артериям,    еще двое мужиков.

Артур Иванович лежал, как и я, под капельницей.   А Витя Брюханов,  мужик лет сорока из канской глубинки, беспокойно хромал по палате. Подошла его очередь на «штаны» -  операцию по аорто-бедренному шунтированию.  Это когда  делают разрезы на животе и бедрах в форме штанов, чтобы добраться до артерий.

Во время этой длительной операции больному постепенно вливают  до двух литров теряемой крови. А в 90-е  ее катастрофически не хватало – доноров лишили всех льгот, и  они перестали сдавать кровь. Так что больным зачастую надо было самим раздобывать для себя доноров, или покупать кровезаменитель - плазму. Даже бинты надо было иметь свои!

Хорошо было тем, у кого в городе имелись родственники или друзья, они-то и становились донорами.  У Вити в Красноярске никого не было.

В его деревне,  откуда ему на медсестринский пост изредка звонила мать, доноров нормальных просто не осталось, да и кто бы их сюда привез и увез? Денег на плазму у Вити тоже не было. И помочь ему было некому, он жил со старенькой матерью один,  жену же у него отбил и увез несколько лет назад в неизвестном направлении его же лучший друг, о чем Витя как-то поведал нам в порыве откровенности.

Мы бы с Иванычем с радостью отдали  ему свою кровь, но у нас ее не брали. Денег и у нас тоже не было –  тогда, если помните,  везде было плохо с наличкой, зарплаты вырывались с боем.  Вите оставалось лишь уповать на чудо. До операции оставалось два дня, а у него ни крови, ни плазмы. Операцию же откладывать было крайне нежелательно – могла начаться гангрена…

И назавтра свершилось чудо. Пришел заведующий отделением и сказал, что  Витю будут  готовить к операции.

- Дак, а кровь-то?.. – испуганно спросил Витя. Оказалось, кто-то сдал для Вити свою кровь.

- Но кто… – растерянно сказал Витя. Однако завотделением уже ушел.

Витю на операцию забрали следующим утром. Его не было двое суток. Прикатили Витю  в палату из реанимации  бледного, с сизыми небритыми щеками, но уже с живым огоньком в глазах.

Перебинтованный с бедер и  почти по грудь, он слабым, но счастливым голосом рассказывал, как его усыпляли перед операцией, а он никак не мог заснуть, как тоскливо и больно ему потом  было в реанимации.

- К вам посетитель!

В дверях палаты улыбалась  медсестра Танечка.  Мы обернулись все трое: к кому? Оказалось, Танечка улыбается Вите!  Она впустила в палату  мужчину примерно наших лет, с накинутым на плечи белым халатом.

- Серега!?– изумленно  спросил Витя, и даже попытался приподняться с постели, но сморщился от боли и снова упал на подушку. – Откуда? Как ты меня нашел?

- Да уж нашел, -  сказал посетитель,  усаживаясь на стул рядом с кроватью Вити. – Живу я в Красноярске. А в деревню звоню иногда, вот и узнал. Ну, как ты?

- Да нормально, - почему-то помрачнев,  сказал Витя. – Операцию вот  сделали, ногу мне спасли…

- Знаю, - проявил свою осведомленность гость,  и улыбнулся.

Витя вгляделся в эту улыбку, и  на лице его вдруг проявилось явное замешательство.

- Погоди, - хрипло сказал он. – А это… Кровь-то не ты ли для меня сдавал, а?

Теперь пришла очередь замолчать Сергею. Наконец, он с неохотой сказал:

- Ну, я. Мне завотделением все рассказал, когда я узнавал насчет  тебя…  Да это… ты не думай… Стал бы я тебе один целых два литра своей крови сдавать, как же! Я взял еще  мужичков из своей бригады.

- Значит, это ты…  - продолжал упрямо твердить Витя. – Ну, спасибо, раз так. Только я тебя все равно не прощу за Ольгу, понял? И этими своими… кровными узами… ты меня не свяжешь, понял?

Сергей неожиданно опять широко улыбнулся.

- Ну, раз сердишься, значит, будешь жить. А больше мне ничего не надо! Бывай, друг! И вы, мужики, бывайте!

И Сергей, пожав неподвижно лежавшую на груди Вити  его руку, попятился к выходу.

Уже в дверях его нагнал  негромкий Витин оклик:

- Слышь, Серега! Ольге тоже от меня привет.  Живите, хрен с вами!..

И по просветлевшему лицу Сергея стало понятно, что эти слова для него были лучшей благодарностью бывшего друга.  А может, и не бывшего.

Он молча кивнул и вышел из палаты…

Улетный  укол

Прихватил меня как-то радикулит – с кровати слезть не мог. Пришлось даже скорую вызывать. Ну, приступ сняли, обезболили,  и посоветовали срочно в больницу идти.