Заглатываю прекрасный коньяк как простую воду, очень приличную дозу. Противнейший вкус морской воды и слабости напиток перебил – за одно это спасибо. Застегиваю спальник и иду на встречу с Морфеем. Самому интересно, он меня отпустит или отконвоирует к привратнику врат.

* * *

Просыпаюсь от настойчивого дерганья за ноги. Лучше бы помер вчера… Тело болит, поташнивает, и вместо снов были кошмары – хорошо, что не запомнились. Мычу, что со мной все хорошо, только бы отстали, но тип попался приставучий, с на диво хорошим настроением. Он выдал мне в ответ фразу, заставившую откровенно задуматься. Общий смысл был понятен: какаято из местных монастырских шишек зовет знакомиться, но вот стиль говора вгонял в ступор. С говором поморов в принципе знаком – говор достаточно специфический, с растягиванием фразы и усилением голоса к концу предложения. Но такого яркого носителя древнего слога еще не встречал. Если учесть сплошные старорусские словечки и построение фразы, для понимания которой надо выворачивать мозг, то проще вылезти и идти с ним к нормально говорящему образцу, чем пытаться вести диалог, напрягая мозги, и без того плохо работающие.

Ворочаюсь в спальнике, нащупывая замок молнии – опять спальник во сне перекрутил, похоже, ночка была беспокойной. Раскрыл спальник, посмотрел на лежащий рядом капитанский запас, решил, что это уже будет перебором, и начал выбираться. Сразу стало холодно, босые ноги на мокром песке, общая промозглость погоды. Хорошо, дождь кончился, и от ветра пляж прикрыт обрывистым берегом.

Вытаскиваю спальник, накидываю на плечи и кутаюсь в него. Оцениваю свое состояние как паршивое, но на движение без рывков и усилий в принципе способное. Радует возврат зрения, правда, все размыто и приходится щуриться – но гигантский прогресс от вчерашнего налицо. Осматриваю местного мужичка, както тут совсем бедно живут. Знаю, конечно, что на Кольском народ живет много хуже, чем в Питере, но раньше не видел, чтоб чуть ли не в войлочных половичках, подпоясанных веревкой, ходили. Повезло, что поморы народ молчаливый. Стоит мужичок, меня рассматривает, с расспросами не лезет, есть время собраться с силами и мыслями.

Иду к Катрану. Он, похоже, ночевал спокойно – все лежит, как лежало, даже на разбросанное имущество никто не позарился. Поморы гордятся, что у них издревле воровства не было и дома не закрывали. Как там было раньше, не в курсе, а вот сегодня синеватые поморяне тырят все, что вокруг палатки лежит, и сразу пропивают. Выходит, чуток везения ко мне возвращается – поморяне рядом не проходили.

Пытаюсь отстегнуть вещевую герму – спальник сползает. Мокрые, затянутые стропы, которыми гермы пристегнуты к Катрану, поддаются плохо. Приплясывая голышом у катамарана, отстегиваю наконец герму, бросаю ее висеть на страховочной веревке, кутаюсь обратно в спальник.

Присаживаюсь перед гермой, начинаю быстро одеваться. Интересное, кстати, наблюдение, почему голый мужик первым делом запрыгивает в трусы, а женщина обычно одевается с верхней части, оставляя трусы на потом. Утепляюсь до состояния удовлетворения от жизни и начинаю перерывать герму в поисках запасных кед, так как запасных сапог у меня нет.

Наконец обуваюсь и начинаю процесс приборки пляжа, нечего лишний раз вводить местных в искушение. Собираться как положено сил нет, посему покидал в гермы что мог, остальное закинул в кулек тента. Сходил вдоль пляжа за кошкой, подобрал там же мокрую кучу, которая раньше была штормовкой. Штормовку развесил на мачте, кошку зацепил за транец и повесил на нее свернутый в несколько колец остаток веревки.

Прошелся еще раз по пляжу, вроде ничего в глаза не бросилось. Оценил организм на предмет поесть. Есть хотелось, но одновременно ощутимо тошнило. Решил не рисковать. Мужичок, раньше неотрывно за мной наблюдавший, ковырял загнутый рог краспицы, надеюсь, это он не к цветмету приглядывается.

– Ну что, пойдем? – задаю вопрос помору.

Он замирает – такое ощущение, что переводит мысленно фразу с русского на китайский, – потом кивает и идет по пляжу, забирая существенно правее места моего крушения.

Дальше мы забираемся на обрывистый берег по еле заметной тропке, буксуя на осыпающемся склоне. Останавливаюсь обозреть окрестности, прикрытые ранее обрывистыми берегами. Красивейшие тут все же места, если бы не штормовая серость – была бы вообще открытка.

Впереди, достаточно далеко, небольшой поселок с церквушкой. Перед ним на пляже угадываются мелкие черточки лодок, а рядом с берегом, на рейде, стоит крупный одномачтовый баркас. Я несколько раз бывал на Кольском, и меня уже не удивляет разнообразие местных плавсредств – тут можно встретить и лодкудолбленку, и чуть ли не старинный поморский коч, а рядом с ними будет лежать современная моторка и на рейде стоять проржавевший до сквозных дыр малый траулер.

На этот раз увидел баркас с уклоном в старину – флаг им в руки, если делать нечего. Хотя если разрешат, полазаю по баркасу с удовольствием – у такого самостроя всегда можно встретить интересные технические решения.

Идем к поселку. Плотнее застегиваю куртку, наверху ветер значительно злее, хотя местные к нему, похоже, привыкли. Мой провожатый идет бодро, в свой половичок не кутается, с разговорами не лезет. Довольно бодро дошли до домиков. Поселок как поселок – домики старые, с низкими, нахлобученными крышами, венцы почерневшие от времени и непогоды. Маленькие окошкибойницы под самой крышей – вот это уже необычно, я такие только у музейных экспонатов видел.

На дворах домов попадается деревянный хлам, не видно разбросанного железа и полуразобранных механизмов, как это обычно бывает. Вряд ли они прибрались к моему приходу. Начинаю опасаться, что попал в общину староверов – у них пунктик на стиле жизни, завещанном предками, а с ними общаться весьма не просто, тараканы у них в голове больше моего Катрана размером. Знакомого, ночевавшего в такой общине, чуть не женили – он, мол, девушку за руку подержал, урон девичьей чести нанес. Расслабленное настроение улетучивается, надо срочно ремонтироваться и отчаливать, желательно до темноты. Лучше на другом берегу залива лагерем встану и отремонтируюсь основательно.

Заходим в домишку, предварительно обстучав обувь на пороге, высоко задирая ноги через порог и согнувшись пополам в низком проеме. Темные узкие сени с висящей по стенам рухлядью и стоящей у двери лавкой, придерживающей пару деревянных бадеек с водой. Из сеней вступаем в горницу через такой же миниатюрный проем. Одна большая комната, стол, лавки, большая печка. Остальное убранство декорировано серыми простынями, служащими, наверное, перегородками.

За столом сидит поп, если судить по одежде. Мой провожатый крестится на иконы и кланяется попу. Ну, не то чтоб в ноги упал, скорее, изобразил поклон. Немая сцена: все смотрят на меня. Изза простыни выходит местная хозяйка в толстой и длинной ночной рубашке, видимо, считающейся платьем.

Точно староверы – подозреваю, основательно попал. Надеюсь только, до торжественного сжигания некрещеного меня дело не дойдет. К вопросам веры и религии тут относятся очень трепетно.

– Мир дому вашему, благополучия и здоровья хозяевам, – начал представляться. – Зовут меня Александр, попал в шторм у ваших берегов и сильно поломался. С ремонтом способен справиться своими силами, но был бы благодарен за помощь в подъеме лодки и спуске на воду.

Поп смотрит на меня както более пристально, похоже, как и провожатый, переводит мысленно с русского на китайский. Потом выдает фразу на сленге проводника – выходит, напрасно надеялся, что проводник был уникальный. Теперь сам мысленно перевожу с китайского на русский, складывается примерно следующее.

– И тебе, ветряной гость, здоровья и жира. Откуда ж ты будешь, коль на иконы не крестишься?

Врать смысла не видел, все же старообрядцы не звери, относиться будут, конечно, хуже, но мне с ними не жить, а катамаран в крайнем случае подниму в одиночку.

– Еду от Питера, и уж простите, но не крещен, вот и не кланяюсь на иконы.