Наступило 1 Мая. Утро выдалось ясное, тихое. Над аэродромом висело голубоватое безоблачное небо. Вдали за перелеском виднелась деревушка. Над крышами многих домов уже струился дымок. Некоторые хозяйки встали раньше нашего. Мне почему-то вспомнилось детство, захотелось свежих драчен. Моя мать очень хорошо умела их готовить. Не дожила, родная, до этого торжественного дня, не увидит, как ее сын поведет над Красной площадью боевой авиационный полк.

Мысли эти промелькнули мгновенно. Приняв рапорт полкового инженера Н. М. Павлова о готовности самолетов, я приказал построить летный состав. После того как штурман Малыгин уточнил маршрут и время вылета, я дал последние указания и подал команду «По самолетам!».

И вот мы уже в воздухе. Справа от меня звено Голубенкова. Хорошо вижу самолет ведущего, но разглядеть его лицо мешают солнечные блики на кабине. Приближаемся к Красной площади. Командующий В. А. Хользунов летит впереди полка. Время от времени он дает по радио краткие распоряжения. Слушая Виктора Александровича, вспоминаю нашу недавнюю встречу, разговор, его вопрос — а сумеете ли занять первое место.

Пролетая над Красной площадью, мы не видели, что там происходило. Членам экипажей категорически запрещалось хоть на мгновение отвлекаться от выполнения своих обязанностей. Неточное движение хотя бы одного из летчиков могло привести к нарушению строя всего полка. А за нашим полетом следили тысячи людей, не только соотечественники, но и зарубежные гости.

За годы первых пятилеток наша страна стала крупнейшей индустриальной державой и сумела создать мощную авиационную промышленность, оснастить свои Военно-Воздушные Силы первоклассными самолетами. Если всего несколько лет назад воздушные парады вообще по проводились, то сегодня среди крылатых участников праздника одних бомбардировщиков насчитывалось 38 полков! И, к нашей чести, мы летели первыми в этой армаде.

Считанные минуты мы находились в небе Москвы, а пролет над Красной площадью показался мгновением. Но сколько труда затратили авиаторы самых различных специальностей, чтобы порадовать родной народ своим искусством пилотажа, чтобы всему миру показать исполинские крылья Советской державы.

Красная площадь, Кремль, а затем и окраина столицы остались позади. Плотный треугольник, образованный сорока пятью самолетами нашего полка, стал расчленяться на эскадрильи. Ведущая девятка взяла курс на аэродром. В эфире вдруг прозвучали мои позывные, и я услышал знакомый голос В. А. Хользунова:

— Вы прошли над Красной площадью лучше всех. Вас поздравляет с успехом командующий парадом Маршал Советского Союза товарищ Буденный.

Радиостанции имели в своих кабинах все командиры эскадрилий. Слышали ли они волнующие слова только что переданного поздравления? Слышали! Вот сначала Н. Я. Алексееев, затем С. С. Суров, Ф. И. Меньшиков, В. Дрянин — все комэски приветливо покачали крыльями. Я ответил им тем же. Они заслуживали самой высокой похвалы. Ведь на их плечах лежала основная тяжесть подготовки к параду.

Главная часть задания была выполнена, но озабоченность не оставляла меня. Теперь нужно было обеспечить образцовую посадку сорока пяти бомбардировщиков. Это — не простое дело. Как и заранее планировалось, приземляюсь первым. На стоянке, возле легковой автомашины, вижу инженера полка Н. М. Павлова. Его загорелое лицо сияет. Значит, и он уже знает о нашем успехе.

— Второй раз в жизни испытываю такую радость, — с улыбкой говорит Павлов.

— А когда же первый?

— Помните, я рассказывал вам о службе на Севере? Вспомнил. Бомбардировочный экипаж, в который входил Павлов, выполнял тогда полет в полярных широтах. В воздухе отказали моторы. Пришлось, несмотря на пургу, садиться. По дороге на базу случилось так, что Павлов потерял товарищей и заблудился. Несколько суток он бродил по тундре, пока не наткнулся на юрту охотников. Его с обмороженными руками и ногами отправили в госпиталь. Тогда Павлов мысленно простился с авиацией. Но врачи все-таки сумели вернуть его в строй. Когда он снова оказался на аэродроме, то даже заплакал от радости. С тех пор Павлов и служит в нашем полку.

С инженером мы поехали на командный пункт. Там нас встретил начальник штаба полка майор А. Паручаев. Недавно он за отличное выполнение особого задания был награжден наркомом именными часами.

На командном пункте мы застали командира бригады, представителей штаба парада, политического отдела, парткомиссии, даже прокуратуры.

— Товарищ комбриг…

Но Казьмин не стал выслушивать мой доклад. Протянул вперед руки и крепко обнял меня. Потом сказал;

— Руководите посадкой. А то, не ровен час, ошибется кто-нибудь из летчиков.

Все, однако, обошлось благополучно. Когда последний бомбардировщик был зарулен на стоянку, я доложил Казьмину:

— Товарищ командир бригады, правительственное задание выполнено!

Вечером все участники парада были приглашены в Большой Кремлевский Дворец. Вместе с однополчанами поехал туда и капитан Голубенков. Бледность лица, из-за которой комбриг хотел отстранить его от полетов, оказалась ни при чем. Он и сам показал образец пилотирования самолета-бомбардировщика и как ведущий обеспечил успешные действия всех остальных экипажей группы.

В Кремле нас принимали руководители партии и правительства. Когда провозгласили тост за Красный воздушный флот, к нам подошел командующий армией В. А. Хользунов.

— За вас, товарищи! — сказал он негромко, но торжественно. — За вате здоровье, за успехи в боевой и политической подготовке.

Перед войной, в том же 1938 году, когда наш полк участвовал в Первомайском параде, мне довелось познакомиться с авиаконструктором С. В. Ильюшиным. Произошло это на Центральном аэродроме. Узнав, что я летаю на ДБ-3, Сергей Владимирович пригласил меня в укромный уголок и долго расспрашивал об этой машине: как она ведет себя в воздухе, удовлетворяют ли ее боевые качества.

В то время лучшего дальнего бомбардировщика не было не только у нас, но и в ВВС других государств. И потому я, не опасаясь покривить душой, уверенно сказал:

— Хороший самолет. Только бы скорости ему немного прибавить.

— Скорости? — с улыбкой переспросил Ильюшин и, помолчав немного, твердо заявил: — Будет скорость.

Потом Сергей Владимирович в общих чертах рассказал мне о своем новом самолете, который в ближайшее время должен поступить на вооружение.

— Пойдемте в опытный цех. Кое-что покажу.

На заводе я увидел макет необычного самолета. Внешне он походил на истребитель увеличенных размеров. Осматривая его, я, разумеется, и не предполагал, что с этой машиной у меня будет связана вся дальнейшая служба в авиации. Передо мной стоял макет того самого «ила», который в Великую Отечественную войну станет всемирно знаменитым.

Поначалу самолету Ил-2 не очень везло. Его опытный образец прошел государственные испытания в январе 1940 года. Но военное ведомство, вопреки положительному заключению комиссии, не разрешило запускать эту машину в серийное производство. Она-де, мол, недостаточно защищена броней. В спорах прошел почти год. Тогда С. В. Ильюшин обратился в Центральный Комитет партии. В ноябре 1940 года его пригласили на беседу и внимательно выслушали. После тщательной проверки результатов испытаний было принято решение немедленно приступить к серийному производству нового штурмовика. В марте 1941 года два серийных Ил-2 уже сошли с конвейера.

С самого начала С. В. Ильюшин решительно настаивал на том, чтобы штурмовик выпускали таким, каким он его задумал и воплотил, то есть с двумя кабинами летчика и воздушного стрелка. Однако по требованию руководителей ВВС самолет сделали одноместным.

Когда разразилась война, дорого обошлось нашим летчикам-штурмовикам это упрямство военного ведомства. После ликвидации кабины стрелка самолет оказался совершенно незащищенным с задней полусферы. Эта ошибка потом была исправлена. Ил-2 стали выпускать в двухместном варианте.

Итак, серийный выпуск штурмовиков начался за несколько месяцев до начала войны. Авиационные заводы, в том числе и Воронежский, получили строгое указание в кратчайший срок наладить производство этих машин.