Раздосадованные неудачными атаками и потерей четырех самолетов, гитлеровцы оголтело бросались на штурмовиков с разных сторон. А «ильюшины», обороняясь, все тянули и тянули к своему аэродрому. На машинах было много повреждений. Однако никто из состава павловской группы не только не погиб, но даже не был ранен.

Возвратившись на аэродром, командир полка подполковник Заклепа, который тоже ходил на задание в составе отважной семерки, доложил мне, что летчики и воздушные стрелки сражались самоотверженно.

— Преклоняюсь перед искусством капитана Павлова руководить боем, — сказал он в заключение.

Политический отдел дивизии организовал в частях беседы, выпуск стенгазет, боевых листков, бюллетеней и листков-«молний», посвященных воздушному бою группы дважды Героя Советского Союза И. Ф. Павлова с 32 немецкими истребителями. В одной из стенных газет я прочитал короткую заметку младшего лейтенанта В. Карпецкова. Заканчивалась она словами: «Безумству храбрых поем мы песню!»

Я хорошо знал этого молодого светловолосого летчика, уроженца села Борисово, Горьковской области. Невысокий ростом, ладный и подбористый, Василий Карпецков один из первых среди новичков эскадрильи капитана А. И. Миронова получил и в совершенстве освоил боевой самолет. Когда я проверил его знания и летное умение, у меня сложилось впечатление, что Василий — не вчерашний выпускник училища, а зрелый воздушный боец.

В обыденной жизни он как бы стеснялся показать перед сверстниками свое превосходство в знаниях и способностях. Зато в воздухе он буквально преображался. Вскоре о молодом штурмовике Василии Карпецкове заговорил весь полк. В самой сложной обстановке летчик умел отыскать батареи и аэродромы врага, метко бомбить и стрелять.

Эти способности, а вернее, дар воздушного бойца особенно пригодились ему, когда дивизия действовала в Прибалтике. Мы непрерывно атаковали врага, уничтожали его танки, расстреливали артиллерийские, минометные батареи и пехоту.

Карпецков в этих тяжелых боях проявил себя настоящим героем. Его наградили орденом Красного Знамени, приняли в члены партии. О таких людях говорят, что они из особого материала.

В составе группы, которую водил капитан Миронов, Василий всегда отличался. В одном из полетов он четырежды атаковал цель, поджег два танка, уничтожил зенитную батарею противника. Но в момент выхода из пикирования самолет младшего лейтенанта получил повреждение. Командир приказал Карпецкову следовать на свой аэродром в сопровождении истребителей прикрытия.

Уже в начале обратного маршрута на самолет Карпецкова набросились несколько «Мессершмиттов-109». Немецкие летчики рассчитывали на легкую добычу: штурмовик поврежден и добить его не составляет большого труда. Однако они просчитались. «Яки», прикрывавшие Ил-2, мужественно обороняли экипаж Карпецкова, да и. Василий со своим стрелком-радистом умело давали отпор врагу.

Но вот на борту штурмовика кончились боеприпасы, и фашистские истребители, сковав действия «Яковлевых», атаковали «ил», вывели из строя радиостанцию и органы приземления — вырванное взрывом шасси беспомощно болталось под фюзеляжем.

И все же под прикрытием товарищей Карпецков долетел до своего аэродрома. Не имея возможности приземлиться на узкой, ограниченной с трех сторон лесом взлетной полосе и связаться по радио с командным пунктом, летчик написал записку, положил ее в шлемофон, который туго перевязал и, пролетая над КП, сбросил. Мне принесли этот импровизированный вымпел. На неровно оторванном клочке бумаги, исписанном крупными буквами, Василий сообщал: «Садиться на аэродром не могу: машина развалится. Да и полосу загорожу, сорву боевые вылеты товарищей. Сажусь на шоссе».

На глазах у всех младший лейтенант развернул едва державшийся в воздухе штурмовик и повел его на посадку. При соприкосновении с землей шасси отвалилось, и самолет приземлился на фюзеляж.

В тот же день Василий Карпецков на другом Ил-2 совершил еще два боевых вылета. Вечером я вручил отважному летчику-коммунисту орден Славы.

А несколько дней спустя в одном из ожесточенных воздушных боев младший лейтенант Василий Карпецков пал смертью храбрых…

В двадцатых числах августа 1944 года наши войска, успешно наступая, продвигались с боями к взморью юго-западнее Риги. Они разъединяли мощную немецкую группировку. Чтобы спастись от разгрома, гитлеровцы сосредоточили в районе Шяуляя значительные силы, в том числе большое количество танков, нацеленных во фланг нашим войскам. Резко активизировала действия вражеская авиация.

В такой сложной обстановке 335-й штурмовой авиадивизии совместно с другими частями предстояло сорвать наступление противника под Шяуляем.

В воздух поднялась эскадрилья штурмовиков. Первую четверку вел заместитель командира эскадрильи В. Сологуб, вторую — Н. Платонов. Их сопровождала восьмерка Ла-5. Еще до подхода к линии обороны гитлеровцев летчики заметили чуть впереди и справа от себя группу Ю-87. Они шли под прикрытием истребителей ФВ-190.

Лидер «ильюшиных» решил атаковать бомбовозы на встречных курсах. О своем намерении В. Сологуб сообщил по радио истребителям прикрытия. «Лавочкины» должны были отсечь «фоккеров» от бомбардировщиков.

По команде В. Сологуба обе четверки Ил-2 повернули на противника, выстроились по фронту и перешли в набор высоты. Сближались очень быстро. Часть наших истребителей уже завязала воздушный бой с вражескими. Когда штурмовики вышли на одну высоту с «юнкерсами», расстояние между ними было около 2500 метров.

Девять Ю-87 шли в плотном строю. В. Сологуб передал по радио, чтобы без его команды экипажи не открывали стрельбу. Когда же до бомбардировщиков оставалось 500–800 метров, ведущий приказал:

— Огонь!

Каждый из восьми наших экипажей одновременно ударил из двух пушек и двух пулеметов. Немцы начали нервничать. Строй их самолетов нарушился. Один бомбардировщик, летевший в середине, накренился и задымил. Остальные «юнкерсы», лишенные поддержки своих истребителей, отстреливались беспорядочно. Их снаряды не достигали цели. А штурмовики продолжали сближение с противником,

— Огонь! Огонь! — повторял командир группы «илов».

Загорелись еще два Ю-87. Строй гитлеровских самолетов окончательно распался. Они сбрасывали бомбы бесприцельно, куда попало. Тем временем наши истребители прикрытия сбили трех ФВ-190 и подожгли один бомбардировщик. Потеряв семь самолетов, враг повернул вспять.

Штурмовики, перестроившись, взяли курс к основной цели — скоплению танков. На подходе к Шяуляю Сологуб увидел, как бронированные машины выползали из укрытий на дорогу. Гитлеровцы не ожидали налета и спокойно разворачивались в маршевую колонну. Тут на них и нагрянули «ильюшины». Группа В. Сологуба ударила по головной машине, а Н. Платонова — по замыкающей. С первой атаки летчикам удалось зажечь три танка, а при очередном заходе Николай Силкин уничтожил четвертую машину.

Штурмовики еще трижды атаковали цель. Всего они подбили семь гитлеровских машин.

Восьмерка В. Сологуба возвращалась на свой аэродром. Навстречу им летели группы Героев Советского Союза Н. Макарова и Ф. Садчикова, которые должны были добить вражескую колонну.

…С двадцатилетним командиром эскадрильи Федором Ильичом Садчиковым я познакомился в то время, когда наша дивизия вела бои с тапками противника, рвущимися из Тильзита на Шяуляй и Митаву. Приземлившись на аэродроме Береначай, где базировался полк Героя Советского Союза подполковника В. Г. Болотова, я увидел на опушке леса группу летчиков. Собравшись у одного из самолетов, они внимательно слушали невысокого роста капитана с планшетом в руке. Он давал последнее указание перед вылетом. Заметив меня, офицер доложил, что эскадрилья его через 15 минут уходит в бой.

Федор Садчиков поправил черную шевелюру и, улыбнувшись карими глазами, над которыми взметнулись густые брови, сказал:

— Мы ведь с вами земляки, товарищ полковник. Воронежцы.

В памяти моей всплыли картины напряженных будней на аэродроме под Воронежем. Я вспомнил свой первый боевой вылет на Ил-2, изрешеченную пулями и осколками снарядов машину Карпова, который вол разводку под Орлом…