И на смену страху пришла вполне закономерная злость.

— Тогда какого гоблина вы только что сделали? — я едва не сорвалась на крик. — И что это было? Наказание? Очередная демонстрация силы? А может, попытка меня убить? Вам что, семейная жизнь уже опостылела?! Так стоило и далее придерживаться холостяцкого образа жизни! Какого демона вы только что располосовали мою шею своими нечеловеческими клыками?!

Император расхохотался. Он просто хохотал, чуть откинув голову назад, и в этом смехе было что-то жуткое.

Что ж, я нашла в себе силы переждать эту странную реакцию на мои слова. Затем вернулась к разговору:

— Почему вы это сделали? — уже тише и спокойнее спросила я.

— Почему? — лениво отозвался кесарь. — Причина в том, нежная моя, что ты совершенно превосходна на вкус. В буквальном смысле данного выражения.

Я вздрогнула и не сдержалась:

— Мне полагается встретить данную информацию с чувством безудержного восторга?

Кесарь промолчал, насмешливо глядя на окровавленную супругу. К слову, кровь оттираться не желала. Без воды мне ее, похоже, не смыть…

Я нервно прикоснулась к месту прокуса — раны не осталось. Вообще никаких следов.

— Нежная моя, — негромко позвал кесарь.

Повинуясь, посмотрела на супруга. Император вновь приложился к бутылке, не отрывая взгляда от меня даже в процессе целенаправленного опьянения, затем задумчиво вопросил:

— Ты помнишь, что Мейлина сказала о пророчестве?

«Отдавшей жизнь за любовь позволь дышать», — пронеслось в моей голове.

— Именно, нежная моя, — кесарь грустно улыбнулся. — Но это лишь часть. Истинное пророчество звучит так: «Когда в сердце твоем воцарится нежная страсть, отдавшей жизнь за любовь — позволь дышать».

Я не особо вслушивалась в сказанное, так как бесконечно бесило ощущение собственной крови на теле. Хотелось отмыться от теплой тягучей влаги, прикосновений кесаря и чувства собственного бессилия!

— Коварная моя, ты не слушаешь, — задумчиво протянул император. — Хотя… возможно, оно и к лучшему…

К лучшему?! Мой собственный супруг только что прокусил мне шею, напился моей королевской крови, да еще и нахваливает ее вкус! Что тут произошло к лучшему?! Еще бы причмокнул в знак восторга!

Хватит… Нельзя нервничать, нельзя срываться, нельзя позволять ему… Нельзя… Нужно успокоиться!

Я с силой сжала ладони, пытаясь сдержаться, и ногти впились в кожу.

— Не смей! — с неожиданной яростью приказал кесарь.

Вздрогнув, удивленно взглянула на него.

— Не смей причинять себе боль! — выдал он неподдающийся логике приказ.

Горько усмехнувшись, язвительно прошипела:

— Ну что вы, мой дорогой супруг, это же исключительно ваша прерогатива!

В ответ император вновь отхлебнул из бутылки, а после швырнул ее об стену. Грохот разбившегося стекла, жалобный звон опавших осколков и расплывающееся пятно на стене…

А меня тошнило от запаха собственной крови.

— Сколько можно об этом думать? — раздраженно вопросил кесарь.

— О крови? — вопросила я.

— Именно!

Не знаю, что на меня нашло, но дальнейшие слова, учитывая сложившиеся обстоятельства, были невероятной глупостью:

— А о чем мне сейчас думать?! О вас? Или, может, о ваших постельных и гастрономических предпочтениях?! О чем, ваше величество?! Мне страшно! Мне жутко! Я испугана до дрожи вашим поступком! И единственные мысли, которые я сейчас допускаю, — это о раздражающем запахе крови, потому как думать о чем-либо в вашем присутствии… страшно, глупо и чревато последствиями от удушения до весьма болезненных укусов, а то и смерти! И в свете всего вышеизложенного мое желание видеть вас умершим более чем оправдано!

Странные глаза сверкнули во внезапно образовавшемся полумраке. Я испуганно вздрогнула, ожидая очередной демонстрации силы кесаря, но ничего не происходило… Император продолжал сидеть, сжимая зубы, в упор глядя на меня. И он молчал.

Не знаю, сколько мы просидели вот так, в тягостном молчании. Я в ужасе от случившегося боялась даже пошевелиться, а кесарь не сводил с меня странного взгляда нечеловеческих глаз.

Дворец постепенно погружался в тишину, гасли окна, ярче вспыхивали фонари во дворе и на подъездной дороге, а мы все так же безмолвно сидели.

И вдруг кесарь с невероятной горечью в голосе произнес:

— Однажды я допустил роковую ошибку, позволив той, которую любил, строить козни за моей спиной. Я знал об этом, нежная моя. Знал со всей очевидностью! Но прощал ее глупую и столь наивную ложь, закрывал глаза на попытки предать и отвечал добром на ее неумелые старания по отправлению меня на смертный путь. Я просто любил Элиэ… любил настолько, что, выбирая между возможностью спастись и жизнью своей старательной убийцы, предпочел сохранить ее жизнь.

Я невольно посмотрела на кесаря. Оказывается, любимая женщина была в числе желавших его смерти. Неожиданно!

— Вторым был мой брат, — усмехнувшись, сообщил Араэден.

— А третьим? — почему-то спросила я.

— Ее любовник. Темный.

Светлый и темный… Забавно.

Кесарь в очередной раз сделал глоток, но мне вдруг подумалось, что жажда вина у него гораздо слабее, чем жажда мести.

— Месть?! — чуть приподняв бутылку, император всмотрелся в ее темное содержимое. — Я никогда не думал об этом. Какой смысл думать о мести, если нет возможности реализовать задуманное? Мне нужно было выжить и вернуться. Власть, Прайда, грызня местных царей… все это я никогда не считал важным.

По тонким губам скользнула ироничная усмешка, затем Араэден задумчиво произнес:

— А сейчас, когда так близок к цели, я вдруг со всей очевидностью осознал невероятное — это тоже уже не важно. Важна лишь цена, которую я должен заплатить за свое возвращение. Должен… но не хочу.

Я на мгновение дыхание задержала… Цена за возвращение?! Он серьезно?!

— Да о чем речь, — решила высказаться я, — да ради вашего возвращения домой я готова разграбить всю казну Оитлона!

Невеселый смех, и едва слышное:

— За открытие порталов между мирами нужно платить кровью, нежная моя.

И все?

— У меня еще много! — с энтузиазмом напоминаю.

Араэден улыбнулся, на этот раз с легкой грустью, и спокойно произнес:

— Я найду способ избежать уплаты этой непомерной для меня цены. А сейчас услышь меня.

— Я и так слушаю очень внимательно.

— Слушаешь, нежная моя, — император чуть кивнул, — но не слышишь. Так вот, услышь меня, Кари Онеиро! Однажды я допустил роковую ошибку, позволив той, которую любил, строить козни за моей спиной… Повторно я подобной глупости не совершу.

И вся эта фраза произносилась в процессе пристального взирания на меня. От взгляда кесаря вновь стало жутко… что не удивительно после случившегося.

— Я был услышан? — чуть насмешливо улыбаясь, вопросил император.

Конечно! Кто-кто, а кесарь умел вызвать неподдельный интерес у собеседника, в этом никто никогда не сомневался. Однако изречение… Не спорю, мысль быть осмотрительнее в выборе любимых достойна внимания…

— Любимых не выбирают, нежная моя.

Молча жду продолжения, супруг также молча смотрит на меня. И чего он от меня хочет? Какого именно понимания и, главное, понимания чего? Всем и так ясно, что ни одна из любовниц кесаря никогда не пойдет против него… у них же, помимо наличия здравого чувства самосохранения, еще и любовь, и немое обожание вплоть до обожествления.

— О да, я бог, — кесарь усмехнулся, — я жестокий и кровавый бог Рассветного мира… Я зло…

— Всемирное, — почему-то добавила я. — А еще узурпатор. А еще…

— Достаточно!

Жаль, лично я бы с удовольствием продолжила.

И снова тишина заполнила пространство, но на сей раз молчание длилось недолго.

— Я дал тебе время на урегулирование вопроса по поводу брака между айсиром Грахсовеном и айсирой Лорианой, наследницей Оитлона. Поторопись с решением данного вопроса.

Стараясь вообще ни о чем не думать, я кротко ответила: