— Ну как, будем обсуждать или всем все ясно? — опросил командир.

— Ясно, — ответил Харченко, и с этим все согласились.

Адъютант запечатал написанный им под диктовку командира ответ, вручил его парламентеру и велел дежурному проводить того на катер.

Парламентера увели, но собравшиеся в штабе командиры еще долго не расходились, продолжая разговор об ультиматуме адмирала Яникоста. Ультиматум не испортил наших победных настроений, а ответ Тарана еще больше подогрел их.

Между тем вернулся дежурный, провожавший парламентера, и сообщил, что все захваченные катера уже на ходу. На одном даже сооружена пушка из… трехдюймового резинового шланга.

— А толк какой от этого будет? — усомнился Харченко.

— Молодцы ребята, толк должен быть, — сказал командир и тут же поинтересовался: — А парламентер видел это орудие?

— Мы его туда близко не подводили, — ответил дежурный, — но издали наверняка видел…

Начинало темнеть, и Таран предложил всем командирам отправиться по своим местам, зорко следить за берегом.

— А сам я, — сказал он с улыбкой, — побреду на базу флота, к катерам.

Вернувшись в штаб поздно вечером, Прокофий Иванович еще раз похвалил наших моряков за изобретательность. Вскоре стали возвращаться и другие командиры, проверявшие охрану побережья. Таран приказал подать чего-нибудь поесть. За столом шел разговор о событиях минувшего дня. Все сходились на том, что денек выдался на редкость хороший.

Было за полночь, первые петухи уже пропели, как вдруг в штаб ворвались два партизана и с ними — опять тот же грек парламентер. Сначала мы подумали, что этот посланец Яникоста до сих пор еще не отбыл с нашим ответом, но оказалось, что он привез от своего адмирала новый пакет.

Приближался час, когда во исполнение своей угрозы мы должны были открыть артиллерийский огонь с косы Джаларгач. Не имея артиллерии, командир, естественно, начинал нервничать. Он приказал дежурному увести парламентера в другую комнату и сразу же стал читать вслух новое послание Яникоста. Послание это гласило:

Обсуждение новой ноты Яникоста продолжалось до трех часов ночи. Командир не торопил, хотел, чтобы все высказали свое мнение. Наконец решено было никакого ответа не посылать, а парламентера проводить до пристани, чтобы он поскорее убирался туда, откуда явился.

Утром в воздух поднялись гидропланы интервентов, загремели залпы с их кораблей. Туман еще не совсем рассеялся. Солнце то показывало свой безлучный диск, то скрывалось в ватной пелене. Но на морском горизонте было уже светло. Мы четко видели стоявшие на рейде корабли и вспышки их выстрелов.

Бомбардировка продолжалась недолго, и урон она причинила нам небольшой: было ранено несколько бойцов и убита одна лошадь. А как только стих грохот разрывов, из труб вражеских кораблей повалил густой бурый дым. Увидев это, мы сразу поняли, что греки вслед за французами решили покинуть наши воды.

Первыми взяли курс в море крейсер и миноносцы. За ними тронулись транспорты и вся прочая мелкота. Позади всех тащилась какая-то баржа. Алексей Гончаров на своей флагманской «Пчелке», сопровождаемой двумя другими трофейными катерами, устремился за ней, и на глазах уходивших в море интервентов баржа вынуждена была повернуть назад. Хорловским буржуям, пытавшимся удрать вслед за греками, пришлось вытаскивать на берег свои чемоданы с золотом и разными драгоценностями, которые Таран сдал потом в советскую казну.

Попала в руки партизан и София Богдановна Фальц-Фейн — некоронованная царица Хорлов, Перекопа и всех земель до Аскании-Новы. Во избежание самосуда, который грозил этой ненавистной народу старой злой барыне от рук ее бывших батраков, Таран велел ее арестовать и посадить в караулку при штабе.

Когда конвойные, едва отбившись от наседавшей на них толпы, привели Фальц-Фейншу в отведенное ей помещение, начальник караула Петро Колтун, тоже бывший ее батрак, закричал:

— Ну, чего притащили сюда эту крысу? Караулку поганить?

Старший конвойный стал его урезонивать:

— Ты, я вижу, в политике плохо разбираешься. Командир велел беречь ее. Не иначе как заложницей будет она теперь. Антанта будет с нами об ней торговаться.

— Да на кой черт она им нужна? Станут они из-за нее в такое время переговоры вести! Сам знаешь, как их адмирал Яникоста на нас рассерчал за то, что мы отклонили его ультиматум.

— Нет, ты, друг, не прав. Софка ведь сюда пригласила этих греков. Как же им о своей хозяйке не позаботиться. Да и сын ее Эдуард там где-то у них.

— В расход бы ее, стерву, пустить! — требовали другие караульные.

— Что вы, хлопцы, — возражал конвойный. — За это судить будут. Вы вот распишитесь в получении, а потом что хотите, то и делайте с ней.

— Не буду я расписываться за эту гадюку! — заупрямился Петро Колтун. — Сколько она нам платила за сезон? По восемь — десять целковых, да из них еще рубля по два штрафных удерживала. А приказчики ее, сколько нас угощали плетьми да пинками? К чему ж такую заложницей оставлять? Это чья-то глупая выдумка или кто-нибудь в шутку сказал, а вы, дураки, и поверили… Тьфу — заложница, да у всей Антанты золота не хватит на ее выкуп — уж очень много она из нас высосала. Ее долг далее не сосчитать, настолько он велик. Мало ли людей отправила эта тиранка на казнь и каторгу в пятом году! А помните, как на виноградниках намордники батрачкам надевали, чтобы они виноград не ели?

— Хватит тебе, Петро, счеты с этой барыней сводить. Знаем, что она тебе здорово насолила, да и всем нам не меньше, но не надо, товарищи, пачкаться, имейте уважение к себе, — сказал заглянувший в караулку на шум наш почтенный Степан Задырко, такой же фальц-фейновский батрак, как и все турбаевцы, по человек уже партийный.

В караулке стихло, и Фальц-Фейнша, молча сидевшая на лавке в углу в своих изодранных толпой шелках, осмелела — потребовала разговора с командиром наедине. Таран согласился, сам пошел в караулку. А когда вернулся, плюнул и сказал:

— Вот ведь, гадина, что придумала! Говорит мне: «Я вижу, Прошка, что ты умеешь управляться с людьми, иди служить ко мне — будешь управляющим всеми моими имениями, спасу тебя от петли, а то не минуешь ее, когда вернется порядок».

Несколько дней, пока мы были в Хорлах, Фальц-Фейнша сидела в караулке. Но, когда уходили обратно на Перекоп, Таран не захотел тащить ее с собой — велел выпустить, и вскоре до нас дошел слух, что какие-то конники, прискакавшие в Хорлы после нас, зарубили Софку шашками. Может быть, это были и наши турбаевцы, потихоньку отставшие в пути и вернувшиеся в Хорлы, чтобы свершить суд над своей бывшей барыней: расследованием этого дела тогда никто не занимался — не до того было.

Отряд наш снова занял свои старые позиции на Перекопе рядом с чаплынцами. В конце марта 1919 года на помощь нам подошли советские войска из группы Дыбенко. Общими силами был предпринят штурм укрепленного французскими инженерами перешейка, но не хватало артиллерии и толку не получилось — лишь напрасно жертвы понесли.

Неудачные бои привели Тарана к мысли, что удар с фронта следует подкрепить ударом с тыла, и катер «Пчелка», не доходя до пристани Сарабулат, высадил ночью десант — двенадцать смельчаков во главе с самим Тараном. Уничтожив охрану пристани, партизаны овладели телефоном, и Прокофий Иванович объявил по проводу: