Смелые действия ростовских большевиков воодушевили всех трудящихся Донецкого округа. Наша партийная организация приняла решение: немедленно развернуть подготовку к созыву съезда казаков-фронтовиков, чтобы установить революционную власть в округе, овладеть складами с оружием и снаряжением и, вооружив рабочих, крестьян, шахтеров, начать борьбу с Калединым.

Находились люди, которые выступили против этого. Они оправдывали свою нерешительность тем, что взятие власти неминуемо приведет к развязыванию гражданской войны. «К чему спешить? — говорили скептики. — С севера идут советские войска, они и разгромят Каледина, помогут нам установить народную власть. А если им не удастся разбить атамана, то уж куда нам?!» Вдобавок ко всему, Каледину удается послать свои войска в Ростов и разогнать ревком.

И, тем не менее, наши агитаторы разъехались по всем станицам и рабочим поселкам, пошли в воинские части и развернули широкую агитацию за немедленный созыв съезда.

23 января 1918 года в Каменской собрались представители многих воинских частей, гости из Воронежа. Тепло также встретили делегаты представителей Петроградского Совета.

Съезд проходил под руководством большевиков, все решения носили революционный характер. Правда, вначале некоторые его участники колебались, изредка даже раздавались антисоветские выкрики. Но потом встали на нашу сторону. Поводом к этому послужила телеграмма Каледина об аресте всех делегатов и доставке их в Новочеркасск для расправы. Ф. Г. Подтелков поднялся и прочитал вслух телеграмму. Она вызвала бурю негодований:

— Пусть только попробуют тронуть!

— Долой Каледина!!!

— Даешь поход на Новочеркасск!

Предложение Подтелкова об избрании Донского ревкома, о передаче власти в руки этого комитета и о вооруженной борьбе с контрреволюцией встретило единодушное одобрение. В ВРК вошли: Подтелков — председатель, Кривошлыков — секретарь, Дорошев, Кудинов, Елисеев, Ермилов, Жданов, Ерохин, Ковалев, Криушев, Маркин и другие.

Съезд решил также взять в свое распоряжение военные склады с оружием, снаряжением, боеприпасами, начать организацию отрядов Красной гвардии, а контрреволюционно настроенных офицеров арестовать.

Под гром аплодисментов делегаты направили приветствие В. И. Ленину. Кстати, следует сказать, что Каледин, посылая угрожающую телеграмму съезду, все еще надеялся на казаков: «Опомнятся, придут в себя, изменят свои намерения. Фронтовики просто заблуждаются». Но когда атаман узнал о решениях съезда, понял: события в Каменской — не пустая игра сбитых с толку казаков, а дело весьма серьезное. Тогда он приказывает десятому казачьему полку смести с лица земли мятежников-большевиков. Но и здесь просчитался белогвардеец; убедившись в правоте своих товарищей, личный состав полка перешел на сторону Донревкома.

А утром 24 января 1918 года жители станицы Каменской, близлежащих сел и хуторов читали расклеенное повсюду воззвание, извещавшее население о том, что съезд образовал Военно-революционный комитет, к которому впредь, до образования Советов, переходит власть в Донской области.

Весть о событиях в Каменской мигом облетела города и станицы Дона и вызвала горячую поддержку трудящихся. Со всех концов потянулись в станицу ходоки — узнать, что там произошло, какая такая власть новая народилась. Приходили, знакомились, набирали с собой кипы листовок и спешили по домам.

В. И. Ленин придавал большое значение революционной борьбе казачества. Приветственную телеграмму съезда в Совнаркоме получили поздно вечером, и Владимир Ильич так оценил это событие:

«...Мы получили известие с Дона... о том, как собрался съезд части казаков в Воронеже и съезд 20 казачьих полков и 5 батарей в станице Каменской. Фронтовое казачество собрало свой съезд, потому что видит, что вокруг калединцев собираются офицеры, юнкера и сынки помещиков, которые недовольны тем, что в России власть переходит к Советам...

Пускай теперь господа Рябушинские, которые туда миллионы направляли и здесь миллионы давали, чтобы саботажники получали свое жалование и творили помеху Советской власти, пускай теперь господа Рябушинские с господами капиталистами Франции и Англии и с румынским королем, пускай печалятся и плачутся на свою судьбу: последняя их ставка бита даже на Дону...»[1]

Через неделю после этого мы узнали о созыве в Петрограде III Всероссийского съезда Советов. Делегатов революционного казачества приняли В. И. Ленин и Я. М. Свердлов.

Вот как описывает эту встречу старый большевик Мандельштам, сопровождавший нашу делегацию в столицу: «Владимир Ильич прислал нам свой автомобиль и сказал, что он нас сейчас же примет... Помню, что когда мы вошли в кабинет, то первая встреча с В. И. Лениным произвела на казаков очень сильное впечатление. Когда нас ввели в кабинет, кажется, Захаров сказал:

«От имени Донского революционного казачества приветствую председателя Совнаркома Советской России», на что т. Ленин ответил ему в тон, с достоинством: «От имени Советской России приветствую Донское революционное казачество».

III Всероссийский съезд Советов обратился к донскому казачеству с воззванием, в котором с восторгом отмечал первые победы над генералами, капиталистами и помещиками, собравшимися на Дону вокруг врага народа  Каледина. Съезд призвал революционное казачество разгромить калединщину, создавать свои Советы и вместе с крестьянами брать власть в свои руки.

Влияние большевиков в казачьей среде непрерывно возрастало. Вожаки контрреволюции не могли смириться с этим. Каледин вынужден был прибегнуть к политике лавирования и переговоров. План его оказался довольно прост: любыми средствами вызвать в Новочеркасск членов ревкома и постараться воздействовать на их «казачью совесть», а будут протестовать — припугнуть. Если же и это не удастся, то хотя бы затянуть переговоры, выиграть время для собирания сил и разгрома Советов на Дону.

26 января в станицу Каменскую прибыла делегация войскового правительства: полковник Бирюков и войсковой старшина Агеев.

В Донревкоме их встретили вежливо. Пока зажигали лампы, заносили скамьи — стульев не хватало, — Бирюков и Агеев пристально наблюдали за всем. Увидев сидящего за столом, в углу, ростовского большевика Арона Френкеля (положив голову на стол, он притворился спящим), делегаты зашептались, кивая на его пышную, курчавую шевелюру.

За стол сели Подтелков, Кривошлыков, Дорошев, Криушев, Шурупов, Кудинов. Чтобы избежать упреков делегации по поводу участия в переговорах иногородних, Щаденко не показывался в зале. Но все члены Донревкома нуждались в его помощи. Поэтому Ефим Афанасьевич находился в коридоре, а Кудинову поручили информировать его и получать советы.

Пышный, дородный Бирюков, заметив красную скатерть, поморщился и поспешно убрал свои крупные холеные руки под стол. Потом, взявшись кончиками пальцев за край покрывала, завернул его и демонстративно положил локти на голые доски. Подтелков за всем этим наблюдал молча, уголками глаз.

— Прошу вас изложить цель приезда в ревком, — спокойно сказал Федор Григорьевич сидевшему напротив Бирюкову.

Но тот продолжал молчать, рассеянно глядя в угол: видимо, они тоже заранее условились, кому начинать разговор.

Кашлянув, Агеев сурово произнес:  

— Войсковому правительству стало известно, как несколько казачьих частей созвали самовольно в Каменской съезд, поддались агитации большевиков. Ревком считает себя верховной властью на Дону, а законное правительство объявил вне закона. Вы недавно выпустили листовку, призывающую казаков к братоубийственной войне.

И стал костить большевиков направо и налево, со спокойного тона перешел на наглый, надменный. По лицу забегали бурые пятна гнева.

— Ревком сам боится казаков, а потому напустил в Каменскую разные большевистские отряды. Завели переписку с Лениным, просите у него денег, оружия! — гневно бросал Агеев.

— Разрешите, разрешите, — перебил нетерпеливо Подтелков. Но Агеев протестующе махнул рукой.