* * *

В ходе контрнаступления под Сталинградом наши батальоны действовали на значительном расстоянии от штаба бригады. В этих условиях проводная связь помогала плохо. Вся надежда была на радио. Между тем бригада имела мало радиостанций.

В декабре штаб бригады располагался на окраине поселка Вертячий.

В один из вечеров, когда мы сидели за фронтовым ужином, задрожали стекла нашей мазанки. Выскочивший на улицу ординарец, вернувшись, доложил:

— Танков наших идет видимо-невидимо!

Через несколько минут у мазанки остановился виллис. Молодой, стройный генерал в перепоясанном ремнями полушубке представился:

— Командир 23-го танкового корпуса генерал Пушкин. Не разрешите ли погреться?

Мы, конечно, пригласили генерала и сопровождавших его офицеров к себе, предложили вместе поужинать. Среди спутников Пушкина я узнал капитана Бориса Дворкина, с которым мы учились в академии, правда на разных факультетах. Он слыл отличным радистом, мог заставить работать любую радиоаппаратуру. «Вот бы кого заполучить в бригаду начальником связи!» — подумал я.

Перекинулся парой слов с Дворкиным.

— Кем служишь?

— Да помощником начальника связи корпуса.

— Пойдешь в бригаду начальником?

— Я не возражаю, но ведь не отпустят.

— Ну, это мы попытаемся сделать…

Во время ужина генерал Пушкин попросил у командира бригады несколько канистр с бензином:

— Понимаете, солярки у нас много, а бензина даже для личной машины кот наплакал!

Мгновенно в голове у меня родился дерзкий план. Опережая ответ комбрига, вступаю в разговор.

— Конечно поможем, товарищ генерал. Сейчас дам команду, чтобы налили.

М. Ф. Иоффе недовольно покосился на меня: зачем, мол, эта неуместная щедрость. Ведь с бензином и у нас было туговато. Легонько дотрагиваюсь до руки Михаила Фадеевича и шепчу, что все идет, как надо.

После ужина, когда канистры были укреплены на генеральской машине, а Ефим Григорьевич Пушкин благодарил нас за гостеприимство, я с невинным видом обратился к генералу:

— Товарищ генерал, погибаем без хорошего связиста. Оставьте, пожалуйста, нам капитана Дворкина.

Пушкин нахмурился и с недоумением посмотрел на меня. Потом рассмеялся:

— Ладно, что поделаешь, берите. Только оформите его перевод с моим начальником штаба, как положено.

Весной 1944 года мы узнали, что Герой Советского Союза генерал-лейтенант танковых войск Ефим Григорьевич Пушкин погиб в одном из боев на Украине…

Дворкин сумел за короткий срок организовать сбор и ремонт трофейных радиостанций, научить расчеты работать на них. И уже к началу боев по уничтожению окруженных немецко-фашистских войск батальоны бригады имели надежную радиосвязь.

Однако мы отлично понимали, что даже надежная радиосвязь не сможет заменить личного общения с подчиненными. Поэтому офицеры штаба ежедневно выезжали в батальоны.

Ориентироваться в степях междуречья Волги и Дона было очень трудно. В начале января похолодало, выпал снег. Через несколько дней потеплело, начал накрапывать мелкий дождь. Затем ударил сильный мороз. Степь покрылась ледяной коркой и стала словно серебряной. Обледеневшие кусты, бурьян, будяки от порывов ветра тонко и мелодично позванивали. Единственным ориентиром в степи были столбы проводной связи. Да и они превратились в большие серебряные сосульки. В таких условиях немудрено было и заблудиться. Это и случилось со мной и водителем Козловым в один из последних дней января.

На пикапчике поехали в батальон, действовавший в районе Большой Рассошки. Едем, едем по степи, а поселка все не видно. Чувствую, заблудились. Начинает темнеть. Неожиданно впереди увидели тускло мерцающий огонек. В том же направлении время от времени вспыхивали разноцветные ракеты. Поехали «на огонек». Когда до него оставалось метров двести, Козлов заметил полузанесенный снегом легковой автомобиль М-1.

— Разрешите, товарищ майор, посмотреть? — обратился ко мне водитель и, получив разрешение, с отверткой в руке побежал к разбитой машине. Действия его понятны — с запасными частями трудно, а наш пикап на базе эмки.

В кабине стало холодно, и я вылез немного поразмяться, согреться и сейчас же услышал знакомый, но не очень-то приятный посвист пуль. Откуда? Ведь выстрелов не слышно. Я вздрогнул от неожиданности, когда рядом со мной выросла фигура в белом маскировочном халате. Как он только сумел так незаметно подойти?

— Куда вас черти несут? Ведь там фрицы сидят!

Оказывается, мы в темноте проскочили наш передний край. И, не заметь Володя Козлов злосчастной эмки, нн появись солдат боевого охранения, угодили бы прямо в лапы к гитлеровцам.

Постепенно личный состав 16-й отдельной инженерной бригады специального назначения накопил большой опыт по минированию и преодолению минно-взрывных заграждений.

Наши саперы в совершенстве знали все образцы советских мин и применявшиеся на фронте мины противника.

В бригаде внимательно следили за всеми «новинками» минно-взрывной техники гитлеровцев.

Вспоминаю, как в середине декабря в штаб бригады поступило донесение из батальона капитана Ванякина: «Перед передним краем обороны немецких и румынских частей обнаружены противотанковые минные поля с неизвестными минами».

Немедленно в батальон выехал начальник отделения минирования технического отдела капитан Ю. В. Куберский.

Показывая Куберскому новую мину, Ванякин как бы мимоходом сообщил: «Знаешь, как ее солдаты прозвали? Тоска минера!»

Впрочем, ничего особенно интересного в новой мине не было. Обычная металлическая. Это облегчало ее поиск миноискателем, который не реагировал на мины с деревянным или пластмассовым корпусом. Внешне мина напоминала наполненную водой круглую резиновую грелку с пробкой. Правда, здесь «пробка» оказалась не такой уж безобидной: под ней, как выяснилось позже, находилось четыре взрывателя. Опытный минер, Куберский быстро разобрался в устройстве мины.

Взяв мину под мышку, капитан вышел из землянки и, отойдя подальше от людей, приступил к ее обезвреживанию.

— Мина как мина, ничего особенного, — небрежно бросил Куберский, возвратись в землянку. — Почему «тоска минера»? Обезвреживается довольно просто…

Командир батальона улыбнулся:

— Пройдите на минные поля и посмотрите. С этими игрушками мы еще намучаемся. Тут не просто тоской, а смертной тоской пахнет.

Вечером, под прикрытием темноты, Куберский вместе с капитаном Ванякиным направился к вражескому минному полю. Здесь представитель штаба лично убедился в правоте комбата и минеров батальона. Обезвредить вражеские мины можно было только взрывом накладного заряда, так как они устанавливались взрывателем вниз и вмерзли в грунт. Втихую такие мины обезвредить было просто невозможно. Выковыривать из замерзшей земли — не только крайне опасно, но и очень трудно. Взрывать? Но это сразу бы насторожило гитлеровцев. Они могли установить новые минные поля в глубине своей обороны. Что делать с проклятой миной? — такой вопрос встал перед минерами батальона. Ведь наступление с целью ликвидации окруженной группировки врага ожидалось со дня на день. Решили срочно организовать изготовление самодельных удлиненных зарядов для проделывания проходов взрывным способом. Заряды представляли собой деревянные рейки с привязанными к ним шпагатом тротиловыми шашками.

Офицеры батальона уже начали организовывать взаимодействие с артиллеристами и танкистами. Но все продолжали упорно думать над проблемой обезвреживания этих «хитрых» мин более простым, безопасным и главное — менее «шумным» способом. Думал об этом и капитан Куберский. Однако выхода из положения не находилось. В конце концов офицер пошел на передний край к минерам.

Здесь, в промерзшем, полузанесенном снегом окопе, за коротким перекуром Куберский поделился своими мыслями и сомнениями с солдатами. Неожиданно один из них, помявшись, сказал:

— Да мы тут вроде придумали. Только пойдет ли?

Капитан, естественно, заинтересовался:

— Ну, ну, расскажи!