Совещаемся с Лунцем. К деревне Марьино надо подойти не позже часа. Разведка обследует лес, и мы пройдем его засветло. Лес от Марьина тянется до Верблюжьей. Восемнадцать километров — и на всем протяжении одна узенькая дорожка, никаких троп. Если белые поставили у дороги пулеметы, укрыться будет негде. Один взвод врага может уничтожить весь полк.

Вот и Марьино. Заранее ускакавшие вперед квартирьеры размещают штаб. Кухня устроилась на пригорке. Красноармейцы рассыпались по избам. Вотяки угощают хлебом, молоком. Здесь несколько раз бывала наша разведка — за все платила, ничего не тронула. Нас принимают приветливо.

— Белые прошли к лесу. Их много. Солдаты из нашей деревни баяли, что красных прет видимо-невидимо…

У леса — заставы. Передышка.

Командиры собрались в штабе. Как быть? Оставаться у леса нельзя: позиция опасная — к утру перебьют весь полк.

Послать пешую разведку? Сейчас около двух часов дня, значит, засветло не пройти лес. А ночью все может погубить паника. Остается одно — пустить через лес конную разведку. Она покроет восемнадцать верст часа за полтора. После трех выступим — самые опасные места успеем проскочить.

Но тут новое препятствие: «гусары» в разведку не идут. Недели за две до этого они были здесь. Белые пропустили весь взвод, а потом перекрестным огнем из пулеметов уложили пятнадцать человек и двух раненых взяли в плен. Чудом спасся один. Он теперь командует вторым взводом и без пехоты не двинется в лес.

И все же мы не можем ставить под удар полк, рисковать успехом всего наступления, всей операции.

Принято решение: коннице немедленно идти в разведку.

Лунц не совсем решительно пошел выполнять этот приказ.

Через несколько мгновений до нас донеслись шум, крики, ругань.

Двор заполнен конными.

Командиры кричат громче всех, задние лошади напирают на передних:

— Не пойдем через лес… Пешую разведку! На верную смерть посылаешь! Забыли, где наш первый взвод?.. Братцы, не идти!..

— Что, товарищи «гусары», труса празднуете?

Мгновенное молчание, а потом сплошной рев:

— М-ы-ы — труса-а?!. А где товарищи?.. Где комиссары? Сами не сделаем шагу!

— Хорошо! Пойдем вместе! Комиссар дивизии с головным дозором — впереди. По коням!

Гусары не ожидали такого исхода. Едут понуро. До меня долетают обрывки разговоров:

— Известное дело, агитация…

— Дальше опушки комиссар не поедет…

— Хочет пристыдить. Вернется — и мы за ней…

Мы с Киселевым держимся чуть впереди.

— Сынишку в случае чего отцу не отдавать. На Украине у меня сестры, возьмут к себе после освобождения… А пока приютит Уханов, у него тоже мальчишка растет… Вперед поеду одна. Ты держись ближе к разведчикам.

Лес надвигается сплошной стеной. Вот первые кустарники, вот и первый верстовой столб. Собираю силы и бросаю коня в лес, как в реку, зажмурив глаза. Сразу становится холодно и темно. Деревья вначале чуть расступились, но тут же сомкнулись еще плотнее.

Узкая дорожка бежит прямо. Едешь и почти касаешься сплошной зеленой завесы. «Двум телегам тут не разъехаться», — машинально проносится в голове. А глаза зорко глядят по сторонам. Понемногу привыкаю к полумраку. Сверху протянулась тонкая полоска неба, она еще уже, чем дорожка внизу. Может, это лесная дорога отражается в прозрачном воздухе?

Лошадь, как бы понимая настроение всадника, ступает осторожно и плавно.

Вторая верста. По прямой сзади ничего не видно, но за поворотом явственно слышится топот коней.

Часы показывают двадцать пять минут третьего. Пускаю лошадь рысью и понемногу привыкаю к обстановке, хотя чувствую себя оторванной от всего живого.

Вдруг шум… Раньше, чем срабатывает сознание, вздрагивает тело.

Шорох в кустах, треск валежника и переливчатый звон.

Карабин наизготовку. Остановилась. Слышу — топот сзади притих. Это остановились «гусары».

Спешиться? Залечь? Эх, все равно!

Шум все усиливается. Кажется, среди деревьев не таясь продирается целый полк.

Скорее бы!..

На дорожку выходит стадо. На шеях у коров подвязаны колокольчики.

Пережитое волнение разряжается громким смехом. Эхо подхватывает его и несет по лесу.

Вперед! Перехожу в галоп. Такая встреча — хорошее предзнаменование. Белых близко нет, иначе стадо не пробиралось бы так лениво.

Скорее бы деревня Верблюжья! Девятая верста — половина дороги. На пятнадцатой, по рассказам, будет большая поляна, к ней надо подъехать незаметно. Оттуда до деревни всего три версты, да и в лесу начнутся прогалины.

И сразу дорога кажется шире, светлее.

На тринадцатой версте меня догоняют несколько верховых. А на четырнадцатой, когда главный массив уже пройден, подлетели наиболее шумливые. Они скачут рядом, пытаются заговорить, лица смущенные, виноватые. Быстро завязывается дружеская беседа, будто ничего не произошло.

К полянке выскочили организованно. «Льюисы» и карабины на седлах взяты наизготовку.

Никого!

Галопом на пригорок, где расположена деревня.

Тут уже мне приходится сдерживать воинственный пыл «гусар».

Деревня пустынна. Все живое притаилось. Белые, оказывается, прошли здесь несколько часов назад.

В полк мчатся наши гонцы. Через несколько часов володарцы благополучно добираются до Верблюжьей.

Чуть забрезжил рассвет — мы рассмотрели в бинокль неприятельские окопы на противоположном пригорке. Белые спешно укрепляли холмы вокруг Якшур-Бодьи. Здесь была подготовлена их линия обороны.

Мы окапываемся на высоте у деревушки. Между нами и неприятелем только долина. Здесь и произойдет стычка.

Еще затемно поехали проверять сторожевое охранение.

Кругом все в инее.

— Эх, и пробирает! — пританцовывает, хукая на руки, разведчик-подросток. — Шинелишек никоторых, а морозец пощипывает!

— Якшур-Бодью займем, тогда и с обмундированием разберемся.

— Табачку бы, хоть на затяжку. Листья курим…

Все утро шла ленивая перестрелка. В штаб настрочили донесение: «Приказ выполнен. Идем на Якшур-Бодью».

Разведка сообщила: главные силы противника сконцентрированы на подступах к Якшур-Бодье. К ним на подмогу спешат части из Ижевска, идет ударная дивизия белых.

Появились перебежчики, в большинстве местные крестьяне. Разослали их гонцами в окрестные деревни — собирать сходы, выносить постановления, чтобы те, кто мобилизован белыми, сдавали оружие, расходились по домам.

Захвачено донесение — рапорт командира 2-го Ижевского полка мятежников о том, что у красных появилась сильная конница. Сообщая, что на его участок переброшена целая дивизия красных, он срочно требует подкрепления.

Со штабом связи еще нет. И все же решили выступать. Нельзя ждать пока противник получит помощь.

Из Верблюжьей вышли на рассвете. До Якшур-Бодьи пятнадцать верст. Кругом укрепленные пригорки. Движемся развернутым фронтом, чтобы не оказаться в кольце.

«Гусары» впереди, теперь они готовы в огонь и в воду…

Проехали перелесок. Только выскочили на полянку — зацокали пули, зататакали пулеметы, по тылам бухнула артиллерия. Нас ждали или мы упредили атаку противника?

Спешились и залегли у дороги. Все роты в движении. Видно, как пехота огибает пригорок. За ним, вероятно, главные силы неприятеля.

— По коням, на дорогу! Внимание противника приковано к флангам. Дорога обстреливается слабее, — рванулся вперед командир сотни.

Мчимся уже по изгибу дороги. Вражеский наблюдатель засек нас. Ударила артиллерия. Ранено несколько человек. Дальше ехать нельзя. Залегли в канавах.

Снаряды ложатся все ближе.

Огонь артиллерии неожиданно ослабел. Это наша пехота обходит неприятельские орудия.

— Конница, вперед!

Взлетаем на пригорок и сразу за ним натыкаемся на батарею белых.

Обезумевшие ездовые хлещут коней, но запряжки неполные, и орудия остаются на месте.

— Сдавайтесь!

— Не трожь замки! — кричит один из конников, озверело размахивая шашкой. — Батарею взяли «гусары»!