— Приблизительно.

— Как это приблизительно? — испанка разразилась свежим и мелодичным смехом.

— Берегись, Лилия, ты задаешь нескромные вопросы, — остановила ее спутница.

— Я? Чем же мой вопрос нескромен, любезная Эльмина?

— Ты должна бы понять, что эти господа, вероятно, имеют важные причины отвечать тебе таким образом.

— Вы напрасно так думаете, сеньорита, — вдруг вмешался в их разговор капитан, — смею вас уверить, что слова моего друга — чистейшая правда.

— Я верю вам, — с глубоким чувством ответила донья Эльмина, — вы обошлись с нами так благородно и великодушно, что мы ни одной минуты не позволим себе сомневаться в вашей правдивости.

— Позвольте, сеньорита, я объясню вам в двух словах то, что может казаться загадочным. Вам, вероятно, известно, что мы пребываем в постоянной войне с вашими соотечественниками?

— Да, я знаю, — ответила донья Эльмина слегка изменившимся голосом.

— Итак, нам необходимо соблюдать величайшую осторожность, приближаясь к испанской границе, если мы не хотим угодить в засаду.

— Однако с нами, — перебила его с живостью донья Лилия, — опасности этой не существует. Если бы напали на нас…

— Молчи, Лилия, ради Бога! — вскричала с испугом донья Эльмина и даже схватила спутницу за руку.

— Мы — моряки, как вы можете убедиться, — продолжал, улыбаясь, капитан, — стало быть, очень мало знакомы с местами, где теперь находимся. Поэтому мы разыскиваем приятеля-буканьера, который охотится где-то поблизости и наверняка поможет нам изыскать средство беспрепятственно достигнуть какого-нибудь города или испанского местечка. Вот и вся тайна, сеньорита.

— Благодарю вас, кабальеро; действительно, все очень просто, и я сознаюсь, что ваш друг не мог ответить иначе.

Испанцы между тем мало-помалу подошли ближе и слушали этот разговор с видом отчасти недовольным, точно непомерная кастильская спесь не могла вынести, чтобы испанки унизились до разговора с ворами-флибустьерами, хотя эти воры и оказали им громаднейшую услугу.

флибустьеры, однако, сочли за лишнее продолжать разговор, в котором участвовало столько лиц; они почтительно раскланялись с двумя всадницами и заняли свое прежнее место во главе каравана.

— Ну! — со смехом воскликнул Тихий Ветерок. — Как видишь, не трудно было.

— Ты прав, но что же это дало?

— Что дало? Во-первых, мы узнали имена этих дам, и, кстати будь сказано, я нахожу их прелестными; а ты? Далее, мы сделали открытие, что наши бывшие пленницы гораздо знатнее, чем хотят казаться.

— Когда же и как ты сделал это великое открытие? — с усмешкой спросил Медвежонок.

— Самым естественным образом на свете, когда донью Лилию вдруг остановила подруга — вероятно, чтобы не позволить ей выдать их тайну.

— Действительно, и я теперь припоминаю, что меня это удивило.

— Но мы выходим теперь на равнину Артибонита, — сказал Тихий Ветерок. — Надо держать ухо востро. Менее чем через час мы должны встретить Польтэ.

Было около половины одиннадцатого; путешественники шли уже более шести часов. Дорога, по которой они направлялись, вела к обширной равнине, покрытой высокой травой, местами перерезанной довольно широкими трясинами и мелкими речками. Оставаясь справа, остроконечный Куридас возвышался над равниной своей темной и величественной массой.

Зной становился томителен. Испанцы, вероятно люди богатые и избалованные всеми утонченностями роскоши и комфорта, очевидно, страдали от усталости: они с трудом передвигали ноги, спотыкаясь о каждый камушек на дороге, но терпели с безмолвным смирением, не позволяя себе ни малейшей жалобы.

Что же касается флибустьеров, то, давно свыкшись с жизнью в суровых условиях, они как бы шутя могли побороть величайшие трудности и потому продолжали идти прежним твердым шагом.

— Мне кажется, — заметил капитан, — что, несмотря на проявляемый из гордости стоицизм, наши бывшие пленники были бы совсем не прочь отдохнуть часок-другой. Что ты скажешь на это, дружище?

— Разделяю твое мнение; они едва тащатся за нами. На что уж я привычен ко всяким невзгодам, и то уже искал глазами удобное место для стоянки, — ответил Тихий Ветерок.

Караван проходил в это время густой лес, который, по-видимому, простирался во все стороны на довольно большое расстояние.

— Мы расположимся в тени, — продолжал флибустьер, — когда достигнем края леса. Неосторожно было бы останавливаться здесь. Я люблю видеть все вокруг себя. Не доверяю я этим стенам из листвы и лиан: никогда не знаешь, что за ними кроется.

Едва успел он договорить, как где-то неподалеку раздался выстрел, а вслед за ним — грозный и сильный голос:

— Я запретил стрелять, черт возьми! К чему попусту тратить порох, будьте вы прокляты! Ведь собаки испанцы окружены и уйти не могут!

Путешественники вздрогнули и остановились.

Они предугадывали борьбу, быть может, даже кровопролитную, какие часто происходили в глубине этих неведомых равнин, когда испанцы и буканьеры неожиданно сталкивались нос к носу.

— Это Польтэ, — шепнул Тихий Ветерок на ухо капитану. — Тут кроется какая-нибудь проказа. Слушай!

В лесу раздался тяжелый топот отряда солдат.

— Ваши хитрости нас не проведут, — ответил по-кастильски надменный голос, — люди, с которыми вы говорите, существуют только в вашем воображении.

— Вы так полагаете? — тотчас возразил Польтэ, посмеиваясь. — Повторяю, вы окружены значительными силами. Берегитесь! При малейшем вашем движении в вас будут стрелять одновременно со всех сторон.

Испанцы, по-видимому, поверили угрозе, потому что топот мгновенно прекратился.

— Покажитесь, по крайней мере! — опять вскричал с нетерпением испанский офицер. — Покажитесь, чтобы мы знали, с кем имеем дело!

— Вы увидите нас скорее, чем полагаете, — ответил Польтэ прежним насмешливым голосом, — попали же вы впросак, господа! Вам остается только одно средство выйти из беды, предупреждаю вас, — это немедленно сложить оружие и безоговорочно сдаться.

— Мы не можем вести переговоров с невидимым неприятелем, — вновь послышался голос, надо полагать, командира испанского отряда.

— Как угодно. Я даю вам пять минут на размышление. Воцарилось безмолвие.

Действующие в этой сцене лица, все еще невидимые, вероятно, совещались между собой.

Медвежонок шепнул несколько слов Тихому Ветерку; тот выразил согласие движением руки и тихим условным свистом с переливами подозвал к себе четырех слуг, которым отдал приказания, между тем как капитан направился к пленникам.

— Господа, — обратился он к ним, — вокруг нас происходит что-то странное, как вы сами слышали. Несколько наших товарищей вступили в борьбу с испанским отрядом. Дайте нам честное слово не вмешиваться, что бы ни случилось, не произносить ни одного слова, не делать ни одного движения, которое могло бы изобличить ваше присутствие. Если вы откажетесь, соображения безопасности вынудят нас прибегнуть к мерам, которые претят нам, особенно в том положении, в которое мы поставлены друг перед другом.

— Сеньор кабальеро, — ответил с достоинством один из пленных, — вы проявили рыцарское благородство в отношении нас, так можем ли мы отказаться исполнить ваши требования? От имени моих товарищей и моего собственного я даю вам честное слово, что бы ни случилось, соблюдать строжайший нейтралитет. Мы нарушим его только в том случае, если вам понадобится помощь, если счастье изменит вам и вашей свободе или жизни будет грозить опасность.

— Принимаю ваше слово, кабальеро, — с этими словами Медвежонок вежливо раскланялся с испанцами и вернулся к Тихому Ветерку.

По приказанию последнего слуги скрылись за деревьями и пробирались, скользя как змеи, сквозь кустарник.

— Пять минут прошли, — сказал Польтэ, — сдаетесь вы или нет?

— Невидимому неприятелю мы не сдаемся, — тотчас ответил испанский офицер.

— Ах, вот как! Ну так мы посмеемся! — вскричал буканьер своим насмешливым тоном. — Слушай меня, братья!

— Рады стараться, капитан! — разом грянули несколько грозных голосов с разных сторон в одно и то же время.