— Или лучше не признавайся открыто, Матильда такого не простит, — предостерег Каролек. — Подбрось по-тихому.

— Она все равно не простит. Старайся обходить ее стороной.

— Да, у вас жара на головке сказалась, — обиделся Лесь. — В чем дело?

— Ладно уж, не прикидывайся. Хоть перед нами не валяй дурака. Понятно, Матильда, Ипочка, Збышек, а нам-то зачем? Да что там! Признавайся, где спрятал. Или домой уволок?

— Перед сном почитываешь? — поинтересовался Каролек.

— Надеюсь, вы не сожгли ее? — забеспокоилась Барбара. — Там столько живописных подробностей!

Только немного погодя Лесь понял, о чем шла речь, новость громом громыхнула. Административный журнал самым непостижимым образом исчез, и подозрение пало на него. Его ошеломила не столько информация, но идея, наипростейшая идея, до которой он так и не додумался. И долго еще он не мог прийти в себя от огромных перемен, происшедших в жизни безо всякого с его стороны вмешательства!..

Книга опозданий исчезла, словно камень в воде. Целый день не только пани Матильда, но и все сотрудники искали сей документ без всякого эффекта, быть может, оттого, что кроме кадровички, все остальные особо не усердствовали: документ не пользовался большой симпатией подписантов, и его дематериализация вызывала всеобщую тихую радость. На подозреваемого Леся смотрели благосклонно и находили, что у него гениальная голова.

Исключение составляла пани Матильда. Лишенная всех человеческих слабостей уже с самого рождения, безупречно обязательная, педантически порядочная, поразительно точная, неумолимо пунктуальная, она пользовалась у начальства репутацией жемчужины редкостного вида. Потерю служебного документа она восприняла как удар, горе, личное оскорбление. Торопливо и судорожно перерыла все шкафы и полки, и страшное подозрение на Леся все более и более подтверждалось. Ведь он был чемпионом по опозданиям.

А Лесь светился счастьем. Все подозрения в сравнение не шли с неземным блаженством, испытанным в тот момент, когда проклятая книга исчезла из его жизни. Творческий порыв переполнил его душу. Он сел за стол и осмотрел чертежи.

— Януш, что с этим шкафом? Включаем во внутреннее оборудование?

— А ты разве его сделал? — удивился Януш, не припоминавший, чтобы Лесь за все последние дни хоть раз поработал. Встал и недоверчиво подошел к нему. — Слушай, а неплохо получилось! Когда ты успел?

— Когда я работаю, то хо-хо! — гордо ответствовал Лесь и забарабанил кулаками по выпяченной грудной клетке, демонстрируя таким манером свои творческие способности.

Януш взглянул на него со скепсисом: по его мнению, гориллы абсолютно таким же манером барабанят в грудь, а животные эти вовсе не отличаются творческими возможностями, и посему неизвестно, что, собственно, Лесь имеет в виду. От решения этой проблемы Януш отказался и вернулся к шкафу.

— Включаем, — решил он. — Дочерти еще складной стол и полки и принимайся за колористику. Остальное я закончу.

Лесь начал работать. Энтузиазм переполнял его, требовался дополнительный выход. Если бы дробил камень на дороге, верно, молчал бы, усилия же за чертежной доской оказались не слишком обременительны. А посему помог себе пением, и поплыли в пространство чувствительные шлягеры. Через полчаса Барбара, сидевшая ближе всех, не выдержала.

— Пан Лесь, а не могли бы вы прекратить этот вой? — спросила она испепеляюще вежливо.

— Барбара… — укоризненно прошептал Лесц, прерывая песнь.

Он взглянул на Барбару и вдруг вспомнил увиденные два дня назад четыре ноги, которые неизвестно как вылетели у него из головы. Воспоминание чрезвычайно забеспокоило его.

— Я понимаю, — ответил он горько, в беспокойстве пропуская логическую связку и не обращая внимания на смысл.

— Да, здесь есть ботинки, пение коих больше удовлетворяет ваш музыкальный вкус.

Каролек и Януш внезапно вздрогнули, Барбара застыли над доской. Лесь встал из-за стола и вышел с гробовой физиономией и нахмуренными бровями.

— Ну что ты наделала? — беспомощно пробормотал Януш. — Ведь он так хорошо сидел и вкалывал!

— Песнь ботинок, — задумался Каролек. — Интересно, что бы это такое значило…

— Откуда я знаю, как часто у него бывают приступы, — разобиделась Барбара. — Я думала, он уже пришел в себя.

А Лесь тем временем неопровержимо доказывал нарушение умственного равновесия. Он блуждал по всей мастерской, заглядывал под столы, скрупулезно изучая мужские ноги и абсолютно игнорируя дамские. Его появление сопровождалось молчанием, за ним следили испуганные глаза. Весь коллектив проектного бюро смертельно боялся психов.

Лесь произвел осмотр и убедился: одинаковые югославские ботинки носят пять человек. Количество соперников совершенно выбило его из колеи и парализовало всякое желание работать. Он отправился выпить пивка и, стоя у киоска, грустно задумался о превратностях судьбы: книга опозданий вот-вот найдется, в борьбе аж с пятью противниками он не устоит, жизнь пойдет к черту под хвост.

На следующий день кондуита не было по-прежнему. У Леся снова затеплилась надежда, а вместе с ней он ощутил и прилив позитивного отношения к труду. Старательно избегая кадровичку, бросавшую на него полные ненависти взгляды, он не только не выходил из комнаты, даже из-за стола не вставал, благодаря чему удалось закончить чертежи внутреннего оборудования.

Постепенно, в течение нескольких последующих дней, угнетающий призрак увял, поблек и отошел, наконец, куда-то в туманную даль. Ежедневный кошмар исчез и жизнь решительно приобрела очарование. Лесь явственно чувствовал, как в нем распускается нечто, чему и названия нет. Предполагаемый соперник неожиданно сделался фактором стимулирующим, творческие силы забурлили, и взрыв вдохновения бросил его на колористику. Вот теперь-то он покажет, на что способен, и еще посмотрим, чьи ноги восторжествуют через пару недель!

Кипы листов с выкрасками росли на его столе и играли всей гаммой цветов, когда был нанесен удар.

Не подозревая о грозовой туче, счастливый, беззаботный, как всегда, опоздавший, Лесь расписался в присутствии и помертвел. Веселая и довольная кадровичка подсунула ему книгу опозданий!

— Что это?! — отчаянно простонал Лесь. — Нашлась?!

— Как видите. Нашла сегодня утром.

— Где?!!!..

— Представьте, в шкафу. Лежала на самом видном месте. Совершенно не понимаю, наверно, кто-нибудь подкинул.

Пани Матильда лучилась, а Лесь погрузился во мрак. Творческий порыв растворился, улетучился. Он дотащился до своего места, с тупым отчаянием уставился на раскинутую на столе радугу.

Умиротворение в мастерской продолжалось недолго. Через два часа коллектив потрясло новое ужасное открытие. Исчезла книга секретных документов.

Истерзанная Лесева душа почувствовала слабое утешение: есть еще на свете жалкие остатки справедливости. У пани Матильды объявились явные симптомы нервного расстройства. Она целый день переворачивала вверх дном все свое служебное достояние в поисках ценного документа, а у себя в кабинете тоже немало ошарашенный зав тщательно перелистывал обретенную вновь книгу опозданий в поисках какого-нибудь следа, который объяснил бы таинственную кражу.

Пару следующих дней кадровичка искала, зав размышлял, а Лесь безнадежно размазывал на листах разные оттенки плакатных красок, неизменно впадая в колористический абсурд.

Еще через несколько дней ситуация опять радикально изменилась. Неожиданно и непонятно как нашлась книга секретных документов, зато снова пропали опоздания. Несчастная пани Матильда была близка к помешательству. Вся мастерская кипела, заинтригованная таинственными кражами, совершаемыми неизвестным субъектом по причинам в высшей степени непонятным. Когда книги вновь попадали в шкаф, в них не обнаруживалось ничего подозрительного: ни подчеркнутых, ни вычеркнутых записей, словом, ничто не наводило на след.

Лесь опять оживился, и вдохновение не заставило себя ждать. По наитию он нашел нужное сочетание цветов и работал с пламенным усердием. Ближайшее окружение взирало на него сперва неуверенно, порой с удивлением, наконец, с чем-то вроде восхищения.