— Рекламную витри-и-ину, — голосил в своей комнате Влодек. — Рекламную витри-и-и-и!

Лесев рассудок взметнулся как циклон. КТО?! Кто сожрал отраву?! Пачек было шесть… Пани Матильде пятьдесят грошей… Пани Матильда наверняка! Трое наших… Барбара!!!

Стон, исторгнутый из груди Леся, почти заглушил Влодековы рулады. Спасать!!! Спасать любой ценой! Возможно, еще не умерли! Врача! «Скорую помощь»!..

Значит, все-таки убийца! Групповое убийство! Но ведь не хотел, вовсе не хотел! Лукреция Борджиа пускай себе травит напропалую, королева Бона, Брунгильда! Но не Лесь, нет, он не хотел!!!..

Взлохмаченный, оголтелый Лег ринулся к телефону. Один прямой телефон, работающий круглые сутки, был в кабинете зава. Кабинет оказался закрыт. Лесь бросился к выходу. С лестницы вернулся и влетел к Влодеку.

— Пятьдесят грошей!!! — взревел он.

Влодек поперхнулся «рекламной витриной». Физиономия Леся могла перепугать кого угодно. Опасаясь о чем-либо спрашивать, Влодек быстро сунул руку в карман и высыпал на стол всю мелочь. Лесь бросился на нее, словно коршун на падаль, нашел две пятидесятигрошовые монеты и рванул по лестнице. Несколько побледневший и выбитый из рабочего ритма Влодек немного погодя успокоился и, собрав мелочь, принялся размышлять о несчетных последствиях злоупотребления алкоголем.

Лесь галопом мчался по улице в поисках телефонной будки. После трех сломанных автоматов ввалился в четвертый. В голове мелькали многочисленные телефоны при несчастных случаях…

— Я не понимаю вас, — неуверенно ответил дежурный милиционер в отделении милиции. — Говорите спокойно. В чем дело? Отравление? Позвоните, пожалуйста, в «Скорую».

— Я и звоню! — простонало в трубке. — Сделайте что-нибудь!

— Вызывайте «Скорую»-медицинскую! Здесь дежурное отделение милиции!

Голос на другом конце провода захлебнулся всхлипами, и милиционеру пришло в голову, что звонит некто отравленный, в агонии.

— Минутку! — воскликнул он. — Фамилия, адрес!

— Последняя монета… — отчаянно пробормотал голос.

— Последняя…

Милиционер всерьез забеспокоился.

— Дайте фамилию и адрес больного, — сказал он спокойно и решительно.

Ему ответили стоны и рыдания.

— Не знаю! — взвыл, наконец, голос. — Шесть человек! Шесть человек!..

Представитель власти раздраженно подумал, не сумасшедший ли с ним говорит, а может, пьяный, но, хочешь не хочешь — надо реагировать на призыв о помощи.

— Фамилии! Вы не знаете фамилий?

— Знаю, адресов не знаю…

— Диктуйте имена и фамилии!

Он записал четыре фамилии и ждал остальные. Голос надрывался и торопил.

— Дальше! — рявкнул обозленный милиционер.

— Что дальше?

— Следующие фамилии! Вы сказали, шесть человек!

— Не знаю, кто еще! Может, сами скажут! Спасите их! Умоляю!

— Фамилия! Адрес!

— Говорю же, не знаю™

— Свою фамилию не знаете? Вы что, смеетесь? Ваша фамилия и адрес!

По другую сторону провода воцарилась тишина. Потом снова раздались всхлипы и стоны.

— Алло! — закричал милиционер. — Ваша фамилия, кто вызывает?

— Не скажу! — забормотал голос с отчаянной решимостью, непонятной для милиционера. — Еще не сейчас, пока не надо!

— Минуту… Какое отравление! Вы этого тоже не знаете?

— Стафилококки… — прошептала трубка, и связь прервалась.

Милиционер покричал «алло», положил трубку, подумал и взялся за дело.

— Когда эти люди ели мороженое и сколько? — спросил врач «Скорой» по телефону.

— Ольшевских Каролей двое, — одновременно докладывал сержант, севший за телефонную книгу. — Матильды Петшак вообще нет, может, нет телефона, или на имя мужа…

— Хоть бы одного кого найти, — озабоченно ответил подпоручик, который принял трагический призыв о помощи.

— Бобчинской Барбары тоже нет, зато Рошковских чуть ли ни полстраницы, несколько Янушей..

— Книгу сводок по городу…

Сорок два человека были подняты из постелей суровым вопросом о состоянии здоровья и об обществе, в коем пополудни минувшего дня ели мороженое. Сорок третьим оказался Ка ролек, телефон которого был зарегестрирован на жену. Он первый в перечисленных фамилиях узнал своих знакомых и друзей; без сопротивления сообщил вопрошающим номера Януша и Барбары, после чего позволил себе поинтересоваться, что случилось.

— Если вы чувствуете себя хорошо, то все в порядке, — вежливо ответили ему и положили трубку.

После этого ему позвонил Януш, а Янушу Барбара, потом снова Ка ролек Барбаре. Из развлечения была исключена только пани Матильда, телефона которой никто из сослуживцев не знал. Названные трое и так и этак пытались разгадать тайну: они не столько удивились трогательным заботам «Скорой помощи» об их самочувствии, сколько назойливым вопросом насчет количества потребителей мороженого.

— И чего они пристают, черт побери, — возмущался Януш. — Кто еще да кто еще! Откуда я знаю, кто еще сегодня в Варшаве жрал мороженое?

— Кто с нами жрал, — уточнил Каролек. — Кто ел с нами, мы, естественно, должны знать.

— А почему они хотят, чтобы нас было непременно шестеро?!

— А, понимаю, — додумалась первой Барбара. — Наверняка, это наш придурок. Мороженого было шесть порций, помнишь? Это он из мести натравил на нас милицию и «Скорую»!

— Милицию? Из-за мороженого? — усомнился Каролек.

— Барбара права, — заявил Януш. — Он подумал про шесть человек, в глупую его башку и не пришло, что Барбара сожрала бы все одна, кабы мы отдали ей. Как отреагируем?

В следующем туре телефонных переговоров решили: они из мести будут завтра делать вид, что ничего не случилось. Отопрутся, хотя милиция оказалась на высоте и все распутала, и ни слова Лесю. Пани Матильде завтра утром сообщат о заговоре, если ее тоже подняли среди ночи. Если нет, то полный порядок, тишина и доброжелательные лица.

В ту минуту, когда милиционеры и сестра в «Скорой помощи» с облегчением вздохнули и отерли пот с чела, Лесь как раз добрался до дому. В руки властей он успеет сдаться завтра. Все-таки есть надежда, может, кто-нибудь из них выживет, и это будет именно Барбара, а потому он хотел завтра в последний раз увидеть ее. Конечно, гибель пани Матильды очень даже вероятна. Но ему-то теперь какое дело? Ведь он будет сидеть в тюрьме.

Взрывы отчаяния сменялись вялой подавленностью. В тяжкой апатии, поникнув, держась за стенку и с трудом передвигая ноги, он осилил первый и второй этаж, потом вдруг яростными прыжками влетел на третий, алкая известий о состоянии здоровья своих жертв. Перед дверью квартиры снова раскис, в квартиру вошел без единого акустического эффекта, способного разбудить жену. На новой волне отчаяния оторвал переплет от телефонной книжки и частично выдрал из нее две страницы, прежде чем ему удалось найти номер информации о несчастных случаях.

Ни одной из названных фамилий дежурная пани не знала и в списке не нашла. Вывод напрашивался один: все поумирали дома еще до прибытия «Скорой помощи». У Леся где-то были записаны телефоны сослуживцев, но сейчас у него духу не хватило искать; шутка ли — звонить в семейства убиенных! Сие соображение отбило всякую охоту к каким-либо контактам. Вполне возможно, весь мир знает страшную правду, весь мир знает изобретателя съеденной невинными жертвами отравы, у всего мира, а, может, у всего космоса на слуху его, Леся, имя. Все кончено, преступление совершено!

Тяжелый черный кошмар придавил душу Леся и расплющил в лепешку. Заодно со своей душой рухнул и Лесь, из последних сил добравшись до тахты…

Ночью за несчастного Леся взялись кошмарные сны. Он не знал, как выглядят стафилококки, а потому эти существа принимали разные обличья. Ордами белых тараканов усыпали они сослуживцев, водорослями пускали побеги во все стороны и разрастались в самых странных местах: в замочных скважинах, в электрических розетках, в ушах и в носу у пани Матильды… Наконец, огромный стафилококк, напоминающий белого тюленя, возлег на его рабочий стол и нежно заворковал, глядя голубыми глазами в огромных черных ресницах!